Страница 139 из 143
Обведя их взглядом и вздохнув, я продолжил:
— Давайте начистоту. Вам двоим может быть сложно это понять. Вы можете насмехаться над этим. Но я пытаюсь быть законопослушным гражданином и не хочу никаких проблем с властями. Во всяком случае больших, чем уже имею. Я говорю сейчас с двумя людьми, которых, как я полагаю, власти считают террористами. Один лишь этот разговор уже не сулит мне ничего хорошего. И уж тем более я не собираюсь выдавать вам сейчас сотню тайн, которые я обязался хранить, чтобы восполнить для вас пробелы в истории, которая вас вовсе и не касается.
Лейла вопросительно посмотрела на Клаудию. Та в ответ едва заметно вздохнула.
— Мне придется быть с тобой такой же откровенной, Димитрис. Я всегда с большим уважением относилась к твоим взглядам, хоть и не разделяла их. Наши с тобой отношения были для меня слишком дороги, чтобы ломать их исходя из различий в убеждениях. Но сейчас мы пришли к точке, когда я просто не могу найти в себе достаточно фантазии, чтобы поставить себя на твоем место и понять твою логику.
Она говорила так же мягко, но ее голос сделался более решительным.
— Поправь меня, если я сейчас в чем-то ошибусь. С помощью шантажа и обмана, переступив через трупы людей, включая Бена, твоего друга, которого ты любил, власти заманили тебя к себе на службу. Там они превратили тебя в манкурта, убийцу и наркомана. Они искалечили тебя морально и физически и выбросили на улицу. Государство и общество, которые ты всю жизнь пытался защищать и оправдывать, отвернулись от тебя. Ты недавно потерял четвёртую по счёту работу, такую же жалкую и недостойную тебя, как и все предыдущие, лишь из-за предубеждений, которые испытывают к тебе обыватели благодаря грязи, незаслуженно вылитой на тебя властями. Ты не получаешь нормального лечения от наркотической зависимости, которая развилась у тебя из-за проводимых над тобой экспериментов. А когда ты взял этот вопрос в свои руки и собрал вокруг себя группу людей с одной лишь целью помочь им излечиться — на вас навешали неблаговидных ярлыков и взяли на прицел. Только и ждали момента, чтобы поставить на твоей затее — и дождались, вдобавок сделав тебя банкротом. Твой юный товарищ, который решил воспротивиться этой несправедливости, был уничтожен на твоих глазах — нагло, цинично и безнаказанно. И после этого ты всерьез говоришь, что «пытаешься быть законопослушным гражданином и не хочешь никаких проблем с властями»? Я действительно не понимаю тебя, Димитрис.
— Что здесь непонятного? — пожала плечами Аль Кадри, продолжая меня разглядывать. — Это страх. Страх, отчаяние и неверие. Все то, что они стараются поселить в душе тех людей, которых им не удалось обмануть своим враньем. Если ты не веришь им, то надо, чтобы ты хотя бы боялся им сопротивляться. Вот и все.
— Я знаю Димитриса дольше тебя, Лейла, — спокойно возразила Клаудия, также глядя на меня. — А еще я знала его отца. Ты ошибаешься, если полагаешь, что он настолько подвержен страху.
Сам не заметил, как этот обмен репликами обо мне, в котором я сам не участвовал, начал накалять во мне градус раздражения.
— Знаете что? За последние сутки уже туёва куча людей говорят со мной об одной и той же херне: о несправедливости, перед которой я склонился; о страхе, который испытываю; о сопротивлении, которое мог бы оказывать! Но лишь от одного-единственного человека, с которым я вообще практически не знаком, я услышал адекватные и здравые слова. Все остальные намекают: давай, мол, Димитрис, давай! А что я, бляха, должен «давать», а?! Я даже не прошу вас рассказать о вашем глобальном плане по спасению мира, обо всех этих гребаных буковках «эр» в кружочках, и тому подобном. Сопротивление! Всемирная революция! Охрененно! Только вот я не верю в сказки. Не верю в простые решения.
Я обвёл их решительным взглядом.
— Вы хотите начать войну? Еще одну войну?! А вы уверены, что причина для нее достаточно хороша? Вы уверены, что если бы вам удалось разрушить это прогнившее несовершенное общество, то вы смогли бы построить на его месте что-нибудь получше? Я в этом совсем не уверен! Да и кто вам позволит менять мировой порядок?! Нельзя же быть настолько наивными! Могущественные люди дергают за ниточки, которых вы в своем революционном запале можете даже не замечать — и вы задорно суетитесь, думая, что приближаете свои цели, но на самом деле вы лишь слепые орудия в их руках. Тот случай в мае 89-го ничему тебя не научил, принцесса Лейла? Они знали о вашей «тайной организации» все! Вся ваша конспирация гроша ломаного не стоила. Они просто потешались над вами. Вы до такой степени их не пугали, что они даже не считали нужным с вами расправляться — предпочли просто использовать вас в своей изящной и изощрённой многоходовочке. Думаете, теперь что-то изменилось?! А ты, Клаудия? Уж кто-кто, но ты-то, с твоим-то прошлым, не можешь не замечать скрытой подоплеки всей этой игры, слоев и слоев лжи, которым нет ни конца, ни края…
— Димитрис, — наконец твердо перебила меня Клаудия. — Мне кажется, наш с тобой общий знакомый, некий пожилой мастер закулисных интриг, еще в юности запудрил тебе мозги больше, чем ты сам думаешь. Мне хорошо известна его тактика. Я знакома с ним даже дольше, чем ты. «Правды нет». «Все сложно». «Все лгут». «У всех свои интересы». «Мы все лишь пешки в чьей-то игре». Он стремится к тому, чтобы все мы жили в королевстве кривых зеркал. Никому не верили. Ни во что не верили. Не пытались ничего изменить. Так ему проще манипулировать нами. Но это обман!
Лейла усмехнулась, взглядом дав понять Клаудии, что берет инициативу на себя.
— У нас был похожий разговор в 89-ом. Невозможно построить идеальное общество, говорил ты. Это так, Димитрис! Любое общество несовершенно. Но это не значит, что любое общество — в равной степени несовершенно.
Возбужденная своей речью, наследная принцесса принялась расхаживать по помещению.
— Давай посмотрим на одни лишь факты. Пропаганда тщательно работает над тем, чтобы размыть эти факты у людей в сознании, заставить их в них усомниться. Так что давай начнем с тех, которые лежат на самой поверхности. Этим государством больше тридцати лет единолично правит тиран. Это факт? Факт. Он построил авторитарное общество, где нет реальной свободы слова и совести, нет независимого правосудия, нет механизмов контроля над властью и ее легальной смены. Это факт? Я считаю, что это факт. Он отдал общество в пользование акулам-капиталистам, которые пользовались им как огромной денежной фермой, ни в грош ни ставя права и интересы людей. Человек, сам ставший жертвой экспериментов, противных природе, вряд ли станет спорить с тем, что это факт. Эти самые люди, убеждавшие нас, что человечество навсегда покончило с войнами, развязали новую мировую войну. Хорошо, хорошо, давай не будем спорить о том, были ли на то весомые причины — как бы я не была убеждена в том, что их не было, у меня не хватит фактов, чтобы опровергнуть всю их ложь. Но тебе ли не знать, как велась эта война, и каким количеством лжи она была окутана? Сотни тысяч солдат воевали под видом наемников из частных военных компаний. Для чего это было нужно? Ты прекрасно это понимаешь… Я могу продолжать очень долго. Но я задам тебе лишь один вопрос. Ты правда всей душой веришь, что человечество не способно построить общество, которое будет хотя бы капельку лучше этого? Ты правда веришь, что не стоит даже пытаться?
Тирада Лейлы казалась еще более внушительной и гневной из-за гулкого эха, которое создавал пустой вентиляционный колодец. Глядя в ее горящие глаза, я задумчиво молчал.
— Я верю, что это возможно, Димитрис Войцеховский, — глядя мне в глаза, решительно констатировала она. — Я верю, что пытаться стоит. И у меня не опускаются руки, когда я думаю о могуществе противника. Потому что я привыкла сражаться тогда, когда я права, а не тогда, когда я сильнее. Пусть даже шанс на победу и крошечный, но я буду пытаться. Я буду пользоваться каждой их слабиной. Буду обращать себе на пользу их внутренние склоки и противоречия. Кто-то из них попытается использовать меня? Пусть думают, что используют. А я буду использовать их, чтобы становиться сильнее. И в конце их будет ждать большой сюрприз. В истории было много «нерушимых» империй. Но все они падали, рано или поздно. До тех пор, пока есть люди, которые искренне верят, готовы сражаться и жертвовать с собой — борьба еще не проиграна. Что, звучит не очень благоразумно? Может, и так. Следовать своим принципам не всегда безопасно и удобно. Гораздо проще жить, не имея их, извиваясь как змея. Только вот зачем? Прелестно, если ты смог найти для себя ответ. Для меня такого ответа не существует.