Страница 3 из 28
Уже в следующую секунду к его машине подскочил Фришбах.
Его нездоровый организм уже не справлялся с тем уровнем адреналина, что внезапной волной… всесокрушающим торнадо настиг его сердце, заставив то биться со скоростью сердца летучей мыши. Нет, оно не билось, а трепыхалось, беспорядочно и сумбурно. Не координированные движения делали его похожим на куклу на шарнирах: на Петрушку или Арлекина, или на черт знает кого – казалось, он то ли кривляется, то ли танцует, не попадая в ритм.
Внезапно он схватился за ручку дверки “нивы” и дернул на себя.
Возможно, это была попытка удержаться на ногах. Кто знает?
Но вторым порывистым движением он втолкнул свое тело внутрь и упал на сидение рядом с Родионовым.
– Кто вы?
Непрошеный пассажир дышал часто и тяжело, наполняя воздух отвратительным смрадом – запахом страха, бессильной ярости и безумия.
– Кто вы? – повторил свой в общем-то бессмысленный вопрос Родионов.
– Двигай! – истерично заорал Фришбах.
В следующую секунду он выхватил из кармана своего просторного плаща нож и приставил к шеё Родионова. И Павел, не смея снять свои руки с рулевого колеса, почувствовал, как по-настоящему упирается острие ему в надгортанник.
– Осторожнее! – боясь наткнуться на нож случайно, воскликнул Павел. – Я еду, еду.
Павел надавил на газ. Двигатель взревел. Машина сорвалась с места и Павел понял, Провидение, ведшее его по жизни, передернуло карту и пошло с крапленой – его жизнь делает новый крутой поворот.
– Кто вы такой и по какому праву…
В ответ он почувствовал, как сталь проколола кожу.
– Да вы с ума сошли!
– Я – сумасшедший? Я – псих? – прошипел Фришбах. – Я? Ну, что же, ты скоро в этом убедишься. Заткнись, и – вперед.
– Хорошо. Спокойно. Нет ни какого повода….– пробормотал Павел, старясь не сделать резкого движения.
Он скосил глаза и внезапно поймал чужой затравленный взгляд – в едва приоткрытых глазных щелках катался зрачок: туда – сюда, от края к краю, сюда – туда. И отражались в нем не ярость, не злость и ненависть, а страх – не человеческий, животный, страх затравленного зверя, угодившего в ловушку. А еще Павел подметил, что кожа незнакомца была бледной. Это была странная болезненная бледность – бледность вампира
Дремавший метрах в ста сзади КамАЗ тронулся в след удаляющейся “нивы”. Пароходом – медленно и почти лениво – выплыл он на середину шоссе и отсек машину Родионова от возможной погони.
В этот же момент из-за поворота выскочил громоздкий черный внедорожник с затемненными окнами и едва избежал столкновения лоб в лоб – летевший по встречной “бумер” чересчур забрал на вираже влево и пересек непрерывную разделительную линию. Водитель внедорожника удивленно замигал фарами и ударил по клаксону. Встречная машина нехотя перестроилась в свой ряд.
– Петро, не гони. Время есть. Пусть Антон подтянется, – обращаясь к водителю, произнес сидящий рядом с ним молодой крепыш.
– Хорошо, Олег. Но ты видел, видел? Идиоты на дорогах, чтоб их!
– Точно! Стой! – обрывая сетования своего товарища, скомандовал Олег. – Стой, мать твою!
Проскочив по инерции еще немного, внедорожник резко притормозил и, улучив удобный момент, выполнил крутой разворот на сто восемьдесят и, вырулив вправо, прижался к краю дороги и остановился в метрах тридцати от помятой “шестерки” и лежащих на обочине мертвецов.
– Ну и дела!
Петр, Олег и расположившийся на заднем сидении Михаил – отличительными особенностями всех троих были очень широкие плечи, мощные трапециевидные мышцы, приподнимающие вороты пиджаков, тяжелые подбородки – многозначительно переглянулись. Но уже в следующую секунду, времени на рассуждения у них, похоже, не было, Олег, тесно прижав ладонью микрофон-пуговку к губам, кричал в него в полный голос:
– Стой, Антон. Стой!
Вскочил Бур и устремился вверх по склону, прочь от шоссе. Он бежал, низко пригнувшись, и минуты через две благополучно преодолел наивысшую точку холма – его вершину, и скрылся среди кустов дикой сирени и акации, не по сезону сохранивших изрядную долю листвы, хоть и пожелтевшей, покрасневшей, и, сообразив, что не слышит ни шума погони, ни свиста пуль, пролетающих мимо, остановился, дабы дать передышку своим легким, сердцу, бедрам. Согнувшись пополам он несколько раз он глубоко вздохнул, переборол накативший вдруг приступ тошноты, и заметив, что испачкался, принялся отряхиваться. Сбивая легкими шлепками грязь и пыль с одежды, он убедился, “вальтера” за поясом нет.
– Потерял, черт подери! – выругался Бур. – Возвращаться рискованно. И бессмысленно. Не найти.
Чуть раньше с противоположной стороны дороги исчезла еще одна фигура. Кому она принадлежала: мужчине или женщине? Определить это было так же трудно, как установить пол пойманной рыбы. Силуэт человека неопределенного рода. Тень, облаченная в черное. Возникнув из ниоткуда, она в тот же миг метнулась в сторону и затерялась в спасительных зарослях вязовой рощи, разросшейся за последние тридцать лет.
Внедорожник, напоминающий легкий танк, словно закопченный, словно только что из боя, продолжал стоять на месте еще несколько минут. Затем тронулся и, стремительно набрав скорость, скрылся за поворотом, оставив за собой взвихренное облако дорожной пыли.
Едва осела пыль, его двойник-близнец подкатил с противоположной стороны. Ситуация повторилась. Машина с работающим двигателем оставалась на месте пару минут, за это время из неё никто не вышел, затем, аккуратно сдав назад и развернувшись, укатила в неизвестном направление.
С момента третьего выстрела минуло четыре минуты. Несколько машин проскочили мимо. Никто не остановился. Пять минут, шесть, десять…
Наконец-то! Через двадцать минут, проведенных умершими в полном одиночестве, к месту, оскверненному насилием и смертью, прибыла милиция.
Дорога ветвилась. Поворот направо вел к телецентру. Из-под лезвия уже выступила первая рубиновая капелька. Она казалась драгоценным камнем, получившим свою идеальную форму в руках ювелира. Она росла, росла, а потом вдруг взорвалась и растеклась тонюсенькими ниточками.
Родионов почувствовал, что у него вспотели подмышки, и свернул влево.
Глава 3. Родионов. (С
on
abulia
1
).
“Денек, кажется, начинается неудачно. Начался! Слишком быстро? Правильно, слишком! Притормозить?” – думал Павел час назад, разгоняясь до ста десяти. Но последняя мысль не помогла ему. Другая: “Опаздываю? Опаздываюю. Опаздываю!” – довлела опасной доминантой.
А день начался обычно. И головная боль, если не делить жизнь на вчерашний вечер и сегодняшнее утро, представлялась константой.
Он как всегда проснулся около шести. Пробуждение было отмечено выполнением рутинной процедуры – правой рукой, брошенной в сторону, он буквально за секунду до начала музыкальной партии ударил по будильнику, погасив его трель в зародыше. Именно во время исполнения этого простого и отрепетированного до автоматизма движения Павел с изумлением отметил не привычную скованность в членах.
“И выпил-то немного, – удивился Павел. – Отвык, видно, от портвейна-то”.
Пара кружек пива и стакан портвейна, что пришлось махнуть со старым школьным другом, тот за двадцать пять лет так и не изменил своему выбору, сделанному им в год окончания школы: портвейн – напиток выпускного вечера, оказались не совместимы: по вискам – стучало.
“И все-таки встать придется”.
Унитаз. Затем – душ. Он открыл воду и принялся намыливать волосы, не замечая, что вода – ледяная.
После душа Павел почувствовал себя бодрее.
Наступила очередь колдуна-кофе. Чашка крепкого ароматного напитка должна была вернуть ему состояние физиологической нормы. Но одной чашки оказалось мало, определенно не достаточно, чтобы нейтрализовать остатки спиртного, циркулировавшие в кровяном русле. Две. Три. Легкая боль кольнула в сердца. Порция кофеина превысила предельно допустимый порог.
1
Абулия – не способность принимать решения.