Страница 15 из 27
— А где у вас ссылки на работы по марксистской философии?
Я радостно показал им свою статью, которую напечатали аж в «Вопросах философии» – совершенно партийном журнале. Но не тут – то было!
— Где у вас ссылки на классиков марксизма – ленинизма?
— Но ни Маркс, ни Ленин не занимались вопросами надежности аппаратуры…
— Марксизм – ленинизм – это всеобъемлющее учение! Учтите, что мы все трое будем голосовать против вас! Замечу, что так оно и случилось: счет был то ли 26, то ли 27 «за» и 3 «против».
Через некоторое время Ушаков стал начальником теоротдела, а начальником лаборатории работал у него уволенный в отставку Н. П. Бусленко, принесший с собой в НИИ АА физтеховскую базовую кафедру «Физика больших систем». И. А. стал профессором – совместителем этой кафедры.
Он был доверенным лицом директора и Главного конструктора В. С. Семенихина – возил разные научно – деликатные документы в разные заведения и учреждения. Семенихин к тому времени защитил докторскую по совокупности, предъявив ту самую систему АСУ МБР. Ему теперь по должности в иерархии оборонного комплекса «положено» было академическое звание[20].
Ушаков привез сов. секретное личное дело Семенихина Ученому Секретарю Президиума Академии Ноздрачеву. На следующий день тот звонит и сообщает, что с документами Семенихина вышел казус.
Ушаков взял директорскую машину и через 10 минут был у Ноздрачева.
«Тот встретил меня, давясь от смеха чуть не до слез: «Прочитайте!» – и тычет пальцем в одну из бумаг.
Это была анкета, где в графе «Научные труды» было отчетливо написано «Не имею». Ноздрачев продолжает: – Ну, ладно бы только написано это было в анкете! Но ведь к делу список трудов и не подшит! Отвезите это Семенихину срочно, пусть подпишет и пришлет со списком трудов! Срочно!»
Я мчусь к Семенихину. Наплевав на какое – то важное (а какое же еще?!) совещание, вхожу в кабинет, переполненный важными чинами, и шепчу Владимиру Сергеевичу на ухо новости. Он извиняется перед всеми и ведет меня в бытовочку, маленькую комнату позади кабинета, где можно отдохнуть и покемарить.
(… Семенихин работал, как ломовая лошадь: во время одного ответственного проекта он не выходил с работы дней пять, ночуя у себя в кабинете.)
Владимир Сергеевич читает анкету и начинает ржать: дело в том, что заполняла анкету секретарша с его предыдущей анкеты. Быстренько перепечатали, вставив «Список трудов прилагается». За самим списком трудов дело также не встало: был вызван Главный инженер, который получил указание подготовить список проектов, утвержденных Семенихиным как Главным конструктором института.
Через пару часов я уже отвез «отремонтированные» документы в дело Семенихина в Президиум АН СССР. Замечу, что прошел Семенихин выборы с блеском и в первом же туре … имея солидную поддержку и ЦК, и Совмина. Да и академиком его выбрали на следующих же выборах в первом же туре – случай довольно редкий даже в заблатненно – коррумпированной Академии Наук СССР. Правда, не быть выбранным на выделенное целевым образом место, честно говоря, довольно трудно.
По своему опыту могу сказать, что Семенихин был человеком щедрым на помощь в таких ситуациях, в которых большинство проявляют жлобство и зависть» К93.
Обращают на себя внимание две вещи. Оказывается, можно стать академиком, не имея научных трудов – а только подписанные Главным конструктором отчеты. Давнее существование в Академии мафиозных кланов, регулирующих выборы (правда, с учетом мнения ЦК). Мой друг Женя Гордон неоднократно баллотировался и однажды, чуть ли не во второй раз, ему предложили баллотироваться сразу в академики, его поддержала бы мафия Сибирского Отделения АН. А он должен был заручиться поддержкой их кандидата мафией Химфизики. Женя был наивным и считал, что у него достаточно результатов, чтобы его избрали без всяких мафиозных гешефтов. Увы, он стал «шансонеткой» по классификации Шкловского (шансов нет).
Расскажу еще, что у Ушакова один раз было предложение, от которого трудно было отказаться. Он по поручению Семенихина участвовал в создании Информационно – вычислительного центра ЦК КПСС.
Главным конструктором был сам Семенихин, а ведущими по подсистемам были академики Глушков, Гермоген Поспелов и … сам Ушаков. После полугода ежедневной и напряженной совместной работы директор центра Ильин предложил Ушакову перейти к нему в замы.
При этом упор делался на материальное обеспечение: цековская квартира в «Царском селе», госмашина по вызову в любое время дня и ночи (что было важным для Ушакова – он не водил, и машины у него не было), ежегодное санаторное обеспечение (Форос и т. д.) всем членам семьи… Зарплата – 300 руб.
«Я сказал, что при моих докторских 500 плюс полставки на Физтехе 250 плюс квартальные премии до 30–40 % у меня выходит под тысячу. На это мне Ильин, буквально заржав, сказал, что я не умею считать деньги: за 60 рублей «кремлевский паек» по ценам чуть ли не 1924 года способен обеспечить семью и всех ближних родственников продуктами на месяц, а в четвертой секции ГУМа можно на рубли покупать по ценам валютного магазина любые вещи. С учетом дешевой 100‑метровой квартиры, машины и санатория все это подкатывалось к двум с половиной тысячам рублей!
Но меня пугала номенклатурная должность: высоко сидишь – низко падать. Нажим был сильный, но я сказал Ильину, что мне нужно посоветоваться с Семенихиным. Владимир Сергеевич сказал: «Не для тебя эта работа. Молчать ты не умеешь. Галстук носить не любишь. Придется и друзей пересмотреть. Среди твоих друзей много евреев? Да? Так забудь о них. Но главное – ты там не удержишься из – за своего характера: не умеешь ты не говорить правду».
Как не послушать совета, который почти совпадает с твоим собственным мнением. Я отказался».
С друзьями и аспирантами – евреями у Ушакова была богатая история, когда их принимали к нему на работу в НИИ АА и в ВЦ АН только после того, как он угрожал, что иначе уйдет сам.
Случай с Щаранским был полегче. Тот был студентом у него на базовой физтеховской кафедре в НИИ АА. Ушаков, поговорив с ним, понял, что лучше, если Щаранский в НИИ АА диплом писать не будет. С трудом его удалось устроить на диплом в Институт проблем управления, в команду Арлазорова, готовящую программы для ЭВМ к чемпионату мира по шахматам среди машин. Щаранский блестяще написал подпрограмму для ладейного эндшпиля в качестве дипломной работы, оставаясь на кафедре Ушакова. ЭВМ чемпионат мира выиграла. Но партию с КГБ Щаранский проиграл – там играли в другие шахматы. Через пару лет его обвинили в госизмене – он оформлял анкеты евреям, желающим выехать в Израиль, а некоторые из них указывали свои рабочие телефоны в ящиках. Если бы он был допущен к работам в НИИ АА, то «так скоро» – через семь лет – его бы из лагеря строгого режима не выпустили.
Был у Ушакова и любимый аспирант – антисемит. В МАИ над их группой шефствовал старшекурсник Пурыжинский. Несмотря на красный диплом, в аспирантуру его не взяли, и Ушаков писал у него диплом в ОКБ Лавочкина. Потом они встретились в НИИ‑17. Пурыжинский вводил его в технику самолетных бортовых РЛС, которые разрабатывал НИИ. А Ушаков его – в теорию надежности, которой тот заинтересовался. После скорой защиты Ушакова, Пурыжинский попросился к нему в аспирантуру. Он был женат и имел детей. Диссертацию он писал, продолжая рожать детей. Когда диссертация была закончена, в ней было четыре главы, а у Пурыжинского – четыре ребенка. Ушаков бывал у него в гостях и непременно с чаем сервировался детский концерт – старшая шести лет аккомпанировала, второй пел «Интелнационал», третья, крохотная, танцевала, держа одной рукой кончик юбочки, четвертый еще не сходил с маминых рук, но уже аплодировал.
«Провожая меня однажды после домашнего концерта, Володя вдруг сделал странное признание: «Знаешь, Игорь, а я ведь страшный антисемит!» У меня, как говорится, челюсть отпала – что может быть омерзительнее еврея – антисемита? И вдруг Володя, породистый еврей – брюнет с ярко голубыми глазами, с вечно доброй ироничной улыбкой на лице, а к тому же страшно остроумный (чем – то похожий на героя нашего отрочества – Остапа Бендера), Володя, которого я любил буквально как старшего брата … Наверное, увидя мою растерянность, он, со своей обычной иронической улыбкой продолжил:
20
Я уже писал [Рог15], что это была высшая награда, которую партия и правительство могли дать выдающимся конструкторам, в том числе с наукой мало связанным. Затем члены Политбюро и секретари ЦК стали устраивать туда деток через должности, экви – валентные главным конструкторам. Это была единственная награ – да, гарантирующая, что «при Николае и при Саше мы сохраним доходы наши»