Страница 4 из 26
А что касается того камня, о который треснулся головой Василий, то он оказался суставом окаменелой берцовой кости гигантского мамонта.
Все эти, описанные выше, мысли промелькнули в голове Алекса стремительным куролесьем, между отрывом головы от подушки и принятием сидячего положения на кровати.
Итак.
Он проснулся раньше будильника в холодном поту. Сел на кровати. Вытер капли пота со лба, машинально надел тапки и… вспомнил, что сегодня в двенадцать тридцать ему исполняется пятьдесят три года.
Сегодня день его рождения!
А жизнь прошла мимо…
От этой мысли по спине пробежала холодная сороконожка и резко кольнула под левую лопатку своим огненным жалом. Нервная система отозвалась электрической дрожью.
Алекс поводил плечами, выпрямил позвоночник в натянутую струну, покачал головой из стороны в сторону, похрустывая шейными позвонками, и кое-как избавился от затаившегося непрошенного насекомого. Сороконожка исчезла, унеся с собой неожиданное чувство страха. Однако привкус досады вперемешку с тревогой остался на кончике языка. Глаза защипало.
Надо было что-то делать! И Алекс заставил себя отправиться в ванную.
– Ну, подумаешь 53! Живой… Здоровый… Что в самом деле… Ничего же плохого не случилось… Всего-то очередной день в календаре…
Так он говорил, стоя под душем, и уже пять минут надраивал зубы электронной щеткой. Она издала резкий писк и затихла. Аккумулятор разрядился. Мужчина медленно, стискивая зубами ярость и обиду на всё на свете, положил щетку на полку. Оперся руками о стену, подставил затылок под тысячи вибрирующих струек теплой воды и закрыл глаза…
Казалось, что Алекс успокоился.
Если бы не свидетели происходящего.
– Эй, ребята! Да он плачет! – пробулькала душевая лейка.
– Чего? – спросила мочалка.
– Точно! Вода соленая… – печально проговорил слив, глотая воду вперемешку со слезами.
– Ну, и че? – буркнул шампунь.
– Бесчувственный кусок жидкого мыла! Тебе всегда было наплевать на человеческие слезы, – огрызнулась лейка.
– Подумаешь тоже – страдания какие! Всякий раз, когда… – оправдывался шампунь.
– Заткнись уже! Это не те слезы! – рявкнул слив. – Это другие!
Глубокий шумный вдох Алекса заставил всё вокруг умолкнуть.
– Нахер! – неожиданно крикнул мужчина и закрыл кран. – Будь проклят, кто придумал этот праздник! Сука-блядь!
Он вылез из ванной. Яростно обтерся полотенцем до красноты, как наждачной шкуркой, срывая на себе злость. Накинул махровый халат и отправился на кухню.
Тут его встретила тишина, еще теплый чайник, уже подтаявшее масло и традиционный недоеденный бутерброд сынишки.
Привычная картина за последние два года.
Алекс включил кофемашину. Она ответила ему надписью на экране “Нагрев идет”. Именно так. Как предупреждение о надвигающемся катаклизме, вроде всемирного потепления. Автомат чихнул и выпустил из ноздрей две короткие струйки воды и пара. На экране загорелось “Нормальная чашка кофе. Нормальный вкус”.
Это если бы у машины спросили, а какая у вас чашка и с чем? А она бы, закипая ответила: Нормальная чашка с кофе, естественно! С чем же еще? А про себя подумала: что за вопросы с утра?
А потом бы у машины спросили, а какой вкус? А она бы задымилась и выпалила: Нормальный вкус! Пить будете? А сама бы подумала: вот достали! Чего непонятного? Нормальная такая чашка кофе, нормальный такой вкус!..
Алекс, как загипнотизированный, смотрел на застывшие буквы на зеленом экранчике, проигрывая в своей голове этот нехитрый диалог. Теплая слабость пробежала по мышцам. Колени слегка подкосились. И это вывело Алекса из состояния ступора. Он несколько раз моргнул, крепко сжимая веки, и шмыгнул носом. Так он обычно делал, чтобы собраться, взбодрить себя и начать хоть что-то делать. Хотя в данном случае делать особо было нечего. Поставить кружку под носик кофемашины и нажать кнопку.
В результате простейших действий черная фарфоровая кружка наполнилась черным напитком.
– Нормальная чашка кофе нормального вкуса, – печально прокомментировал Алекс случившееся. Это звучало как приговор. Даже скорее всего как диагноз. А еще ближе – как заключение врача-патологоанатома.
Для чего он вслух произнес эти пять слов? Да просто, чтобы обозначить в квартире наличие живых людей. Одного человека, по крайней мере, уж точно. Тут не только кофемашина, холодильник, телевизор, микроволновка, пылесос, компьютер… и еще куча всякого хлама.
Он опять поморгал, шмыгнул носом, прихватил чашку и сел к столу завтракать в тихом одиночестве.
Жена на работе. Сын в школе. Кот под диваном. Сам на кухне. Всё на местах. Все при деле.
Прекрасный деньрожденческий завтрак состоял из нормальной чашки кофе с наличием нормального вкуса и нормального недоеденного бутерброда сыны с наличием кусочка вареной колбасы. Который, в свою очередь, кстати… или некстати, очень быстро закончился. Делать себе еще один было скучно и лень. Тем более, что масло бесформенной желтой кучей блестело на солнце и выглядело неаппетитно. Именинник взял кружку за ушко и прошествовал с нею в комнату. Сел на диван рядом с подлокотником, где на привычном месте лежал пульт от телевизора.
Кот, дождавшийся, когда Алекс уйдет с кухни, прошмыгнул по коридору рыжей молнией мимо дверей гостиной. Проскользил по паркету, не вписываясь в поворот. Саданулся об угол. Испугался этого. Метнулся в обратную сторону, буксуя по полу остриженными когтями. И скрылся под спасительным диваном в детской.
– Все как обычно… – проговорил Алекс, глядя на свое заспанное отражение в черном пятидесятидвухдюймовом экране. – Дурачок, в своем репертуаре. Никакой фантазии.
– Вечно одно и то же… – думал зашуганный кот, потирая лапой ушибленный лоб. – Что ж мне так не везет?
Отражение в экране подняло кружку, словно провозглашая тост, сделало глоток, взяло пульт, пульнуло из него в телевизор и растворилось среди филармонического оркестра на канале “Культура”. Печальное “Лакримоза” заполнило квартиру тягучей тоской. Пылинки в лучах солнца медленно закружились, повинуясь гению Моцарта. Хор голосов подхватил их и понес вихрем прочь от низкочастотных динамиков Hi Fi системы.
Рыжая морда ушибленного кота выглянула из-за дверного косяка.
– И чего этот старый самец сидит вечно дома? Никакой жизни. По квартире только перебежками… Пока он тут уши развесил, надо на кухню пробраться. Проверить, не сожрал ли моего корма.
Кот по-пластунски направился в кухню.
– Нет, дружище Моцарт, – выдохнул Алекс.
От резкого звука кот подпрыгнул всеми четырьмя лапами, развернулся в воздухе, приземлился и унесся галопом под спасительный диван, на нервной почве теряя по дороге клочья шерсти.
Алекс зашелся смехом.
– Если бы не ты, Рыжик, совсем бы я тут с тоски помер. Хоть какое-то развлечение от тебя. А вас, товарищ Моцарт, я попрошу очистить помещение и покинуть мой телевизор вместе со своим «Реквиемом». И без вас тошно!
Алекс увел звук до нуля и начал медленно перещелкивать каналы. Благо их в современной сетке телевещания больше сотни. За этим занятием можно провести целый день. Такая медитация своего рода. Картинки, не спеша меняют друг друга. Под стать им плавно текут мысли.
– Что ты ищешь, Алекс? – спрашивает телевизор.
– Не знаю… – отвечает Алекс и переключает канал, задумчиво глядя в одну точку.
– О чем ты думаешь, Алекс? – спрашивает пульт.
– Ни о чем… Не знаю… Я не думаю… – думает Алекс.
В мозгу сжатая стальная пружина с каждым щелчком закручивается все крепче и крепче. Она держится на волоске и готова сорваться в любую секунду. Но когда именно, никто не знает. Ни Алекс, ни сама пружина. Да и вообще, что это, что она такое, пружина эта, что случится после того, как волосок оборвется? Неизвестно… Есть всего только ощущение и больше ничего.
Картинки меняют друг друга. На экране и в мозгу. Неспешно тянутся тягучие-тягучие-тягучие мысли, раздумья, размышления.
Это, наверно, так показательно, когда у тебя день рождения, а твой телефон молчит. Нет отбоя от тишины. И в коридоре не толпятся желающие поздравить. И даже в дверь не стучит почтальон с телеграммой от родителей.