Страница 93 из 98
Красивое лицо латиноамериканки озарила грустная улыбка. Только такая скорбная улыбка, казалось, и шла к ее строгим пуританским чертам.
— Боря много фантазировал, — слегка смутился я. — Я защищал его в школе от драчливых одноклассников, только и всего. Мне это было несложно. Я был таким здоровым и спортивным, что со мной никто не рисковал задираться. Я не считаю, что Боря мне из-за этого чем-то обязан.
— Я говорила ему то же самое, — легко согласилась с такой оценкой Флора. — Но наивные и доверчивые люди часто создают себе кумиров, а собственные достоинства не замечают и не ценят. Сколько раз я говорила ему: «Боря, ты прекрасный человек. Добрый, отзывчивый. Ты сделал так много для своего селения! Ты стоишь десяти задавак, таких как этот твой Димитрис».
Я лишь усмехнулся. Доктор Лопес явно не стремилась пощадить мои чувства. Что ж, пусть так. Я достаточно толстокожий, чтобы не слишком расстраиваться из-за этого.
— А он лишь обижался, защищал тебя, — продолжила свой рассказ она. — Расписывал твои достоинства так красочно, что даже я, давно переставшая верить в сказки, начинала сомневаться: «А вдруг этот Димитрис действительно такой замечательный? Может, есть-таки в нашем мире настоящие герои?»
По губам Флорентины пробежала горестная усмешка.
— Боря готов был простить своему герою любой поступок. Ты мог напрочь забыть о его существовании, игнорировать его письма — ничего страшного. Все равно он каждому встречному готов был взахлеб рассказывать свои истории: что высокий красивый парень, победитель олимпийских игр — его школьный товарищ; что ты станешь самым лучшим полицейским, потому что ты сильный, справедливый, и всегда защищаешь слабых. Он так гордился тобой, Димитрис!
Я смущенно закусил губу, представив себе, как Боря Коваль гордо рассказывает обо мне своим знакомым. Да, это было так на него похоже! А я, признаться, так мало думал о нем.
— А ты? — словно прочтя мои мысли, спросила меня Флора, поворачиваясь от окна ко мне. — Ты знаешь хоть что-нибудь о нем? Чем он здесь занимался, хотя бы?
— Кажется, что-то связанное с выращиванием овощей, — смущенно пробормотал я, силясь вспомнить сообщения многолетней давности, которые я и тогда перечитывал вскользь.
— «Что-то связанное», — передразнила она меня. — Чтоб ты знал, Борис практически в одиночку, своими руками, создал здесь огромную теплицу, в которой выращиваются ныне семь видов овощей: картофель, свекла, кабачки, баклажаны, морковь, лук, чеснок. Эта теплица кормит все селение! Если бы не его овощи, здесь бы половина населения уже умерла или поразбредалась бы по пустошам из-за голода. Можно сказать, только благодаря нему Наш Замок еще и стоит!
Я уважительно покачал головой. Надо сказать, я не ожидал услышать подобного о скромном и простоватом пареньке, который привык находиться в тени более сильных и напористых товарищей. А ведь на видеозаписях, которые он слал, была заметна произошедшая в нем перемена! Как и его отец, Боря прекрасно разбирался в ботанике. Но в нашей компании в Генераторном его талант не был должным образом оценен: подростки ценили силу, бесшабашность и удаль, а над познаниями в овощеводстве способны были лишь насмехаться.
— Боря всегда был молодцом, — согласился я, несколько покривив душой. — Но я, признаться, устал слушать твои увещевания. Может, я и раскаиваюсь, что слишком редко ему писал. Но если я и буду перед кем-то извиняться, то перед ним, а не перед тобой. Ты отведешь меня наконец к нему, или нет?!
— Нет, — глухо ответила Флорентина, опустив глаза.
— Нет?! — опешил я.
— Ты опоздал. Твой друг умер. Месяц назад.
Какое-то время я просто стоял столбом. Затем — немного потоптался на месте, словно ища какие-то ответы или подсказки на окружающих меня закопченных каменистых стенах.
— Умер? — переспросил я недоуменно через некоторое время.
— Да. Умер.
Наступил новый тур недоуменного молчания.
— Как?!
— Так же, как умирает большая часть местного населения. От рака. Рак легких, если быть точным.
То, что говорила Флорентина, просто не укладывалось в моей голове.
— Ему же было всего двадцать два года! — воскликнул я.
Я хорошо помнил, что у Бори было множество проблем со здоровьем. Но рак?! Почему-то всегда кажется, что эта страшная болезнь далека от тебя, что она никогда не коснется твоих родных и знакомых.
В Содружестве все виды рака поддавались лечению. Даже на 4-ой стадии, если у больного есть огромная куча денег, чтобы оплатить операцию с применением нанороботов. Тысячи крохотных зондов на протяжении нескольких суток методично удаляли из организма все до единой зараженные клетки. Если какие-то органы не удавалось спасти — вместо них трансплантировали новые, синтетические или от доноров.
Здесь все это казалось фантастикой.
— Люди со слабым здоровьем, как у него, не живут долго в таких местах, как это. А он еще и все время возился с землей, дышал пылью, пропитанной радионуклидами. Ходил на пустоши, искал удобрения. Не слушал ничьих советов. Трудился, не покладая рук. Хотел быть полезным общине, — не поднимая на меня глаз, рассказывала Флорентина.
Я слушал молча.
— Я сделала все возможное, чтобы облегчить его страдания. Мне выделяют лишь немного болеутоляющих, но я потратила львиную долю на то, чтобы он не страдал. Была рядом с ним до последнего момента. Здесь нет священника, так что я помогла ему причаститься. Я держала его за руку, когда он… уходил.
Я лишь стоял столбом и качал головой.
— Я не могу поверить, — прошептал я.
— А где был ты в это время, Димитрис? Где был его герой?
Я был в Сиднее. В самой приспособленной для жизни «зеленой зоне» во всем мире. Жил в замечательной уютной квартирке вместе с красавицей-девушкой. Пользовался всеми благами цивилизации. Наслаждался своей силой, бодростью и богатырским здоровьем. И ходил угрюмее угрюмого, так как вбил в себе в голову, что я невыносимо страдаю от своих душевных переживаний.
— Я ничего об этом не знал. Боря никогда не писал мне о своей болезни, не просил у меня помощи! — принялся было оправдываться я.
— Ты и не хотел ничего знать. Ты вообще о нем не думал. Тебе было все равно.
Сдержав начавшееся раздражение, я отвернулся. Попробовал заглянуть себе в душу. Надо ведь быть честным перед собой. Хотя бы иногда.
— Да, это так, — наконец признал я, печально усмехнувшись. — Мне было все равно.
Боря был для меня всего лишь одним из множества людей, принадлежащих моему прошлому. В мире слишком много хороших людей, которые страдают и умирают. Я не в состоянии помочь им всем. Если меня просят — я помогаю, по мере своих сил. Во всех остальных случаях я стараюсь просто не замечать чужого горя. Абстрагируюсь от него. Пытаюсь отыскать собственное счастье, плюнув на весь остальной мир. Вот какова правда.
— Боря во мне ошибался. Я не герой. Да и человек не самый хороший. Пытаюсь убедить себя, что хороший, а на самом деле ничем не лучше большинства. Эгоист, ты сказала? Да, пожалуй, — согласился с Флорентиной я, задумчиво глядя на поросший мхом каменный пол замка.
Она молчала. Не стала ничего добавлять. Смотрела в пол, как и я. Странно, но в этот момент я почувствовал с ней странное чувство единения. Мы оба испытывали сейчас печаль и боль. Флорентина, правда, могла бы сказать, что боль в моей душе связана не с утратой друга, а не с уязвленным самолюбием. Но она ничего больше не говорила. Видимо, поняла, что добилась уже своего — заставила меня чувствовать себя последним куском дерьма
— Зачем ты привезла меня сюда? — поднял я на Флору усталый взгляд. — Хотела посмотреть своими глазами на героя из Бориных рассказов, и убедиться, что он такое же дерьмо, как и все вокруг?
— А ты бы предпочел, чтобы тебя бросили на пустошах?
Я кивнул, согласившись с таким соображением. В моей душе была странная пустота.
— Хоть Бори здесь больше нет, тебя никто отсюда не гонит, — произнесла доктор Лопес через некоторое время, уже совсем без укоризны и сарказма в голосе. — До тех пор, пока я ручаюсь за тебя, у тебя будет тут кров, постель и миска похлебки. Я знаю, он хотел бы, чтобы тебе здесь помогли.