Страница 2 из 98
— Это был для меня очень ценный опыт, Синди. Но не могу сказать, что я получил от этих лет большое удовольствие. Мне показалось, что порядки там слишком строгие.
— Ничего страшного! — махнул рукой мистер Мэтьюз. — Строгость — отличная школа для мужчины! Особенно для мужчины, который собирается надеть на себя мундир офицера полиции. Это большая ответственность. Большие ожидания, которым необходимо соответствовать…
— Я уверена, что Дима справится с этим, папа, — мягко прервала начавшуюся тираду Джен.
«Сомневаюсь», — красноречиво ответил взгляд Мэтьюза.
— Хотите еще фокаччо? — нарушил молчание доброжелательный голосок Синди.
Неделя, проведенная в Перте, не показалась мне тягостной и утомительной лишь потому, что «Вознесение» учит ценить каждый глоток свежего воздуха и каждый день, проведенный на свободе. Три семейных мероприятия, в которых я принял участие по настоянию Джен (пикник в парке, игра в боулинг и поход в виртуальный кинотеатр) прошли все в той же натянутой атмосфере и не принесли большого удовольствия никому из участников. Однако я, по крайней мере, не сидел взаперти в стенах интерната, а пренебрежительное отношение родителей моей девушки не способно было испортить ощущение свободы. Мэтьюзы тоже долго и мужественно держались, выдавливая из себя улыбки и вежливые слова, и даже стоически перенесли унизительную необходимость объяснить своим соседям, что за парень у них гостит, и назвать соседу мое имя. Взрыв произошел лишь на седьмой день, когда Дженет, наивно посчитавшая, что между мной и ее родителями установилось некое взаимопонимание, объявила, что с 1-го сентября мы с ней собираемся жить в Сиднее вместе. Я даже не подозревал, сколько раздражения накопилось в душе ее отца до тех пор, пока Ральф не выплеснул его все, ошарашенный и разъяренный обрушившейся на него новостью.
— … не позволю, чтобы моя дочь жила с каким-то бродягой! — орал Мэтьюз, в ярости топая ногами и тыкая пальцем в мою сторону, однако обращаясь к дочери, будто я при сцене не присутствовал. — Пусть он вначале получит статус резидента, а потом подбивает клинья к моей дочери!
— При чем здесь резидентский статус к нашим отношениям?!
Едва ли не первый раз в жизни я был свидетелем того, как Дженет вышла из себя и повышала голос, да еще и на собственного отца.
— Да очнись, наконец, Дженет! Для чего мы с мамой холили и лелеяли тебя все эти годы?! Ты ведь такая умница и красавица, любой нормальный парень из-за тебя потеряет голову! Да за тобой ведь половина школы бегала. И твои сокурсники из университета, приличные парни, будущие врачи. А кого выбрала ты?!
— Чем так плох Дима?!
— ЧЕМ?! Сирота из интерната, беженец из этого проклятого Альянса! Нерезидент!
— Господи, папа, как ты можешь говорить такое?! Я люблю его!
— Что? Любовь?! — фыркнул Мэтьюз. — Ты же такая умная девочка, Дженни. Не веди себя, как упрямый подросток! Неужели ты не понимаешь, что на уме у таких людей, как он?
— Право же, — наконец сумел вставить слово я, все это время сохраняя стоическое спокойствие. — Я не стою того, чтобы вы из-за меня ссорились.
— Это точно! — взревел, как носорог, Ральф Мэтьюз.
— Я очень разочарована, отец, — констатировала Джен, уничтожающим взглядом глядя на отца. — Ты говоришь, как средневековый варвар. Это просто ужасно.
— Ральф, Дженни говорит правильно, тебе не стоило поднимать такой крик, — ради приличия пожурила мужа Синди, и тут же обратила обеспокоенный взгляд на дочь, тем самым показав, что она солидарна с супругом. — Папа волнуется, но мы ведь хотим для тебя как лучше, милая. Мы просто беспокоимся, что твое решение несколько поспешное…
— Я уже в состоянии сама принимать такие решения, мама, — твердо произнесла Дженет. — А если вы будете вести себя подобным образом, то все последующие каникулы я буду проводить в Сиднее, а не тут.
— Ты еще не такая взрослая, чтобы говорить так со своими родителями! — вновь вступил в бой мистер Мэтьюз. — Я именно тот, кто оплачивает твое обучение, и общежитие, в которое ты собираешься подселить беженца, и не говори мне, что это не мое дело!
— Ах так?! — яростно выдохнула Дженет. — Ты шантажируешь меня?!
Мне казалось, что эта ссора никогда не закончится.
Собирая тем вечером свой чемодан, я слышал сквозь приоткрытую дверь еще один разговор — Синди, перехватив свою дочь в коридоре по дороге в спальною, пыталась переубедить ее несколько более мягкими словами, нежели отец.
— Милая, я хочу еще раз извиниться за поведение отца.
— Он был просто несносен.
— Знаю, мой птенчик, знаю. Но ведь и ты, согласись, немного завелась. Нам просто нужно было найти в себе больше терпения, сесть и спокойно обсудить это, без посторонних глаз.
— Я не представляю себе, что здесь обсуждать, мама.
— Девочка моя, я ведь никогда не скрывала от тебя, как все обстоит между мужчинами и женщинами. Папа стесняется этой темы, но я ведь рассказала тебе, что к чему, еще когда тебе было девять, как советуют психологи. Сексуальная жизнь — это нормальная часть человеческой жизни.
— Мам, к чему это?
— Я к тому, что ты уже взрослая девушка, ты испытываешь определенные природные потребности, а этот… м-м-м… Дмитриус — симпатичный, хорошо сложенный молодой человек, он вызывает у тебя желание. Здесь нечего стесняться. Я прекрасно понимаю тебя как женщина. У меня самой первый сексуальный опыт был в четырнадцать…
— Мам! Зачем мне это слушать?!
— Я просто пытаюсь объяснить тебе, что сексуальные желания не всегда рациональны, и, даже если мы им поддаемся, их нельзя путать с чем-то более серьезным. Ты можешь иметь мужчину, и тебе может быть хорошо с ним в постели, но это не значит, что ты должна жить с ним и строить семью. Это совсем разное.
— О Боже, мам, это совсем не то! — возмутилась Дженет. — Все эти глупости, о которых ты говоришь, здесь совсем ни при чем. Мы с Димой знакомы уже почти пять лет. У нас все серьезно. Мы любим друг друга, понимаешь?
— О, доченька, я когда-то была такой же, как ты. Тоже любила высоких и сильных мужчин, особенно военных, полицейских и пожарников, которые похожи на героев всех этих кинофильмов. Едва увидела такого, как мне казалось, что это любовь. Но настоящая любовь пришла ко мне лишь после тридцати. Она оказалась ростом в пять фунтов и три дюйма, часто брюзжащей и с пивным пузом. И все же это была любовь.
— О, мамочка, — сокрушенно покачала головой Дженет. — Ты совершенно не понимаешь, как я отношусь к Диме.
Мне оставалось лишь грустно усмехнуться и прикрыть дверь.
В поезде, везущем нас обратно в Сидней, мы довольно долго хранили молчание. Я просто слушал музыку, а Дженет ерзала на своем кресле и косилась на меня виноватым взглядом. Казалось, она то и дело собиралась снова завезти разговор о том, что случилось в Перте, но не знала, с чего начать, и, кроме того, считала неприличным вести такие беседы при других пассажирах. Мне было искренне жаль девушку, попавшую между двух огней
— Не беспокойся, Джен, — заверил ее я, когда мы сошли с экспресса в сиднейском транспортном терминале. — Я ведь собираюсь жить с тобой, а не с твоими родителями.
— Все это должно было произойти совершенно иначе, — расстроенно ответила девушка. — Прости, что они оказались такими несносными. Я была уверена, что они поймут.
— И что теперь? — поинтересовался я.
Угроза, которую невзначай обронил мистер Мэтьюз относительно оплаты ее обучения в университете, казалась мне достаточно серьезной, чтобы Джен, со свойственной ей осторожностью, не стала усугублять отношения с родителями. Обучение врача было одним из самых дорогостоящих среди всех профессий и стоило больше полумиллиона фунтов. Чета Мэтьюзов скопила кое-что за двадцать лет работы и создала фонд, чтобы оплатить образование дочери, но, оставшись без их поддержки, она просто не сможет оплачивать учебу, даже если устроиться где-нибудь официанткой или оператором call-центра. Впрочем, мне сложно было оценить, насколько серьезен был Ральф Мэтьюз, произнося эти слова.