Страница 66 из 75
— Извините, но я не считаю корректным комментировать домыслы и теории, почерпнутые из таблоидов, блогов и соцсетей. Я не встречал ни одного убедительного доказательства тех фактов, на которые вы ссылаетесь, — развел руками австралийский эксперт, снисходительно улыбаясь ведущему, мол, «ну и чушь мне здесь приходится выслушивать».
— В Бендерах эти факты, конечно, отрицают, — хмыкнула женщина. — Не примите за грубость, но у меня складывается впечатление, что именно там находятся упомянутые вами «заслуживающие внимание источники», из которых вы черпаете всю информацию о происходящем на Балканах, мистер Гудман! Мне не понятна позиция Содружества, которое вы здесь в какой-то степени репрезентуете, и я очень хотела бы узнать…
Завершив последний подход и основательно растянув мышцы пресса, я готов был уже выключить начавший меня раздражать телевизор, когда услышал в коридоре звук открывающейся двери. Похоже, мама дома. Выключив телевизор и отерев со лба пот, я выглянул в коридор и…
— Привет, — слегка удивленно протянул я.
— Привет, сынок, — прошептала мама.
— Здравствуй, Дима, — устало поздоровался отец.
Честно говоря, не ожидал увидеть сегодня отца. Особенно после всего, что только что видел и слышал по телевидению. Но он был дома. Едва взглянув на папино лицо — осунувшееся, с покрасневшими глазами и колючей двухдневной щетиной — я понял, что мама не преувеличивала. От обычной папиной лощеной аккуратности не осталось и следа. Переведя взгляд на маму, я увидел красноречиво написанные на ее лице недовольство и беспокойство. Подобному тому, как было несколько лет назад, во время маминой болезни, которую от меня до последнего момента скрывали, я чувствовал, что между родителями произошел тяжелый разговор. Но мне-то уже не двенадцать лет, чтобы все скрывать!
— Что случилось? — требовательно спросил я.
— Ты занимался? — папа рассеянно оглядел мою промокшую от пота футболку. — Молодец! Заканчивай и иди мойся. Поговорим с тобой за ужином.
— Надеюсь, никто не умер? — на всякий случай уточнил я, неуверенно улыбаясь.
— Нет, конечно, — натянуто улыбнулся в ответ папа.
Мамино мрачное молчание в ответ на мой полушутливый вопрос показалось мне тревожным. Но я заставил себя не делать поспешных выводов. Пока родители раздевались и приводили себя в порядок после работы, я схватил банные принадлежности и спустился по лестнице на первый этаж, где находился душ для жильцов нашего дома. Впрочем, в соседнем доме уже второй месяц были неполадки с водопроводом, так что его жильцы пользовались нашим душем тоже.
Каждый житель Генераторного, не считая небольшого числа льготников, имел право лишь на одно посещение душа в день. Соблюдение этой нормы контролировалось с помощью компьютеров. Перед входом в душ был установлен турникет, пройти через который позволяет идентификационная карточка, которой надо провести по сенсору. Данные о посещении автоматически заносятся компьютером в электронный реестр, и второй раз за день система тебя туда уже не пропустит. Чтобы предотвратить мошенничество, перед турникетом была установлена видеокамера. Да и консьерж Григор, сидя в своей каморке, не дремал. Иногда он от нечего делать останавливал жильцов и показательно проверял в электронном журнале, к которому имел доступ, действительно ли они не исчерпали своей нормы, либо какой-то умелец просто «похимичил» с их картой.
За турникетом находился предбанник со скамейками и вешалками. Вешалки сейчас были плотно завешаны одеждой. В этот час многие как раз поприходили с работы, так что в душе было людно. Один посетитель, покрытый гусиной кожей, слегка дрожа, поспешно вытирался. Другой уже заканчивал одеваться. Еще двое наоборот, ждали своей очереди, сжимая под мышкой полотенца и тюбики с шампунями. Из душевой доносился шум воды, хлюпанье резиновых шлепанцев и оживленные мужские голоса.
Мне тоже пришлось несколько минут потоптаться на пороге раздевалки с полотенцем под мышкой, пока не освободится одно из шести мест в душевой, обитой дешевым синем кафелем.
Несмотря на то, что на принятие душа отводилось строго отведенное количество времени, по прошествии которого система автоматически прекращала подачу воды, пока следующий жилец не проведет своей картой по сенсору, установленному перед душем, мужчины успевали не только спешно мылиться и смывать с себя мыло, но и обмениваться репликами на весьма серьезные темы.
Сегодня речь в душе шла о военных сборах. Двое «народных дружинников», вернувшихся домой после очередного дня муштры, делились своими впечатлениями. Остальные жадно развесили уши.
— … а в Содружестве, говорят, сейчас одни роботы и компьютеры воюют. А у нас — как двести лет назад! Необученная пехота с голой задницей — вот и вся наша «армия», — жаловался коренастый седой мужчина лет пятидесяти с лишком. Кажется, живет на третьем этаже, имени-отчества не помню. Как по мне, слишком старый для службы в войсках.
— Черт бы побрал этот их Альянс! — вторил ему второй мужчина, лет тридцати, пузатый, с неприятной козлиной бородкой, намыливая тощую волосатую грудь. — Политиканы борются за власть, а нас нарядили в старые бушлаты и готовятся бросить под танки. За кого? За что?!
— Ну, так тоже нельзя рассуждать, — возразил было старенький дедушка — интеллектуал Олег Никитич из дальней кабинки. — Из своего окопа всей войны не увидишь…
Но протест старика остался незамеченным — воинствующий пацифист лишь отмахнулся от него рукой. Кажется, я припомнил этого занудного козлобородого. Компьютерщик с пятого этажа, Александр, не помню фамилии. Мнит себя серьезным блоггером и общественным активистом. Его активность, впрочем, ограничивается лестничной клеткой. Говорят, именно он автор большей части жалоб на жильцов соседних квартир — то на громкую музыку, то на ремонтные работы в неположенное время, то на курение на лестничной площадке.
Маленькие поросячьи глазки этого неприятного типа, разгоряченного своей проникновенной речью, остановились на мне. Я понял, что он не удержится от какой-нибудь колкости в адрес сына человека, которого многие винят в сложившейся ситуации.
— Может, малой Войцеховского мне расскажет, ради чего все это затеяно?! Скажи-ка мне, малый, сколько воротилы из Альянса пообещали твоему бате вместе с Добруком и Симоненко, чтобы они подбросили им немного пушечного мясца? Небось, недорого? Мясо-то у нас дешевое! А?
— Не знаю, при чем здесь мой отец, — вежливо ответил я, пропустив мимо ушей «малого» и стараясь говорить максимально спокойно. — Он не занимается военными вопросами.
— Как же, не занимается! А это не он разве втравил нас в этот дурацкий Альянс?!
— Ладно тебе, Саня. Оставь ты малого в покое, — вступился было за меня один из молчавших до этого мужиков из соседней кабинки.
— Нет уж! — заупрямился вошедший в раж склочник. — Мне вот просто интересно, что там этот обманщик Войцеховский дома у себя рассказывает?! Так же мозги пудрит, как и нам всем?!
— Саня, перестань, — одернул крикуна еще один из мужиков.
Благоразумие велело мне промолчать. Мама учила меня быть умнее и стараться избегать подобных бесполезных споров. И, в конце концов, все здесь были старше меня и, в теории, заслуживали некоторого почтения. Но после слов «обманщик» и «мозги пудрит», которые позволило себе произнести это кичливое ничтожество, кровь в моих жилах закипела. Промолчать в такой ситуации означало стерпеть откровенное унижение. А такого я допустить не мог.
— При всем уважении, я не собираюсь здесь выслушивать оскорбления в адрес моей семьи, — отчеканил я, и хотел бы на этом остановиться, но все же не сдержался и продолжил: — Не говоря уже о том, что мне стыдно слышать слова, полные такого малодушия и трусости, от того, кто называет себя мужчиной, и даже больше — дружинником. Этот чокнутый Ильин готов прийти сюда и оставить на месте нашего родного селения одно пепелище, а вы только трясетесь от страха и жалуетесь на всех вокруг. Нам определенно есть чего бояться, если у Генераторного такие защитники.