Страница 12 из 14
Дышит быстро. Глубоко. Ее глаза не отрываются от моих. Глядят в упор. Темные-темные. Такие даже на картинах не напишешь, если не видеть перед собой натурщицу.
– Мой друг не выжил, не успел получить медицинскую помощь. А знаешь почему? Потому что тот придурок из парка его избил. Мишу в больницу положили и обнаружили осложнения на сердце. Пересадку не сделали. Этот ваш дурацкий фонд просто не дал денег, а тему замяли! И наша жаба ничего говорить не стала! Наверняка ей тоже приплатили! Ах, да, вы ж, мажоры, все такие! Не думаете о последствиях своих капризов! А потом…
Она резко хватается за грудь, аппарат около ее кровати начинает пищать быстрее. Ева едва дышит, глаза жмурит. Твою ж мать!
– Врача! – кричу, выбежав в коридор. – Срочно врача! Девушке плохо!
В палату тут же вбегают две медсестры и доктор. Осматривают ее. Я отхожу подальше, чтобы не мешать, но наблюдаю со стороны. За ней. За тем, как ее приводят в чувство точно так же, как это делал я в парке.
Все проходит мимо меня. Не замечаю, сколько времени пролетает. Секунды, наверное. Но все это время в голове крутятся ее последние слова.
Мы из разных миров…
Ритм сердца девочки через некоторое время стабилизируется. Медсестры вводят что-то в капельницу и уходят, когда пиканье начинает звучать реже.
– Пойдемте поговорим, – ко мне подходит дежурный врач.
– Но я не…
– Идемте.
Мы выходим. Напоследок смотрю на Еву. Опять лежит пластом, уставилась в потолок, словно никого вокруг не существует. Только когда я направился к выходу, она взглянула на меня точно так же, как тогда, когда я оставлял ее наедине с той воспитательницей. Так же умоляюще. Неотрывно. Прося о том, что я не мог выполнить.
– А теперь слушайте сюда, – начинает врач. – У девчонки сердечная недостаточность, ей волноваться в принципе нельзя, а вы только и делаете, что заставляете ее переживать! Не портите мне статистику и не травмируйте ребенка!
– Какая сердечная недостаточность?
Не спрашиваю о какой-то там статистике, не беру во внимание повышенный тон. По хорошему счету, мне бы уйти отсюда, но вопрос сам слетает с губ.
– Простая! Диагноз такой никогда не слышали? Так вот в интернете прочитайте, может, что-то полезное найдете. А теперь на выход!
И сейчас я вроде должен обрадоваться, что вскоре покину это ужасное здание, навеки пропитанное запахом смерти, и окажусь дома, в своей кровати, вернусь в привычную атмосферу.
Только какой-то червячок сомнений не дает мне покоя. Ноги хоть и несут меня все дальше и дальше от этого богом забытого места, но мысли то и дело возвращаются в больницу. Точнее, в палату, где сейчас лежит одна маленькая брюнетка с пронзительными глазами и проблемами… не только с сердцем…
Глава 8. Осознание
С раннего детства мама часто пыталась внушить простые истины. Что нужно уступать место старшим, быть галантным с девочками, жениться на мудрой женщине и растить красивых деток. Своих. А чужие? Они так и останутся чужими. У них есть свои родители, своя жизнь и своя судьба. Именно так считала мама до конца жизни.
И я верил ей. Верил в то, что детей надо зачать самому, а не связывать жизнь с чужими, никому не нужными. У них же есть родители. Родственники. Близкие. Только мама не учла одного. Все это ложь.
Они брошены на произвол судьбы, свалились на плечи государства и нянечек, которым тоже не особо сдались. И жизнь гоняет их туда-сюда, пока они не адаптируются.
С Евой мы больше не встречались. Я не заглядывал в больницу, оставив девчонку с тем поникшим взглядом один на один со своей проблемой, и она больше не напоминала о себе. Выписали, наверное. Она вернулась в свой дом. К друзьям.
К той самой женщине, которая отказывалась давать лекарства за плохое поведение…
Тот подслушанный разговор и ее слова об «отбросах» не давали покоя. Я был не в состоянии нормально писать картины, даже наброски не делал. «Хлоя» давно уже высохла, а я никак не мог нанести следующий слой. Вместо этого открыл Мак и читал в интернете рассказы детдомовских воспитанников об их образовании, адаптации после выхода из детдома. И информация меня совсем не радовала.
Раньше я лишь представлял, что может твориться за стенами государственных учреждений, но никак не думал, что детей могли запирать в подвалах, насильно отправлять в психиатрическую больницу за непослушание или, того хуже, забивать до смерти, а врачам из скорой приплачивать за молчание.
А может, она еще в больнице, сходить, что ли? Только зачем? Смысл? Что я там забыл? Черт! Мысли об этой девчонке не оставляют меня в покое! Почему в новом наброске я вижу ее печальные глаза? Утомленные. Несчастные. Глаза человека, побитого жизнью. И кто в этом виноват? Судьба в лице определенных людей или сама девчонка, которая осталась одна во всем мире?
Мы, живя по ту сторону от этой реальности, видим жизнь другими глазами. Не такими, как они. Как эти дети. Они тоже имеют право на существование, тоже хотят жить, как все. Те же шансы, те же права. Однажды, не выдержав, все же собираюсь в больницу. Бессмысленно. Нелепо. Плевать. Интересно, как она там? Эта нахалка. Выписали или нет? Что ее ждет дальше? Как себя вести? Что я вообще тут забыл?
Но думать поздно, я уже вошел в палату.
– Привет.
Ева не спит, не лежит в позе умирающего лебедя, как в прошлый раз, да и к системе не подсоединена. Удивленно вскидывает глаза, когда я делаю шаг и закрываю за собой дверь.
– Ты как-то часто в моей жизни появляешься, – хмыкает девчонка.
– Мне уйти?
На мгновение глаза увеличиваются, голова на автомате качается из стороны в сторону. Глупышка. Ее реакция заставляет меня улыбнуться.
– Не переживай, я пошутил.
Ева почти незаметно расслабляется.
– Я же тебе не отдал пакет…
– О, че принес? Что-то вкусненькое, да?
Смотрит на продукты таким взглядом, словно я заставил ее ждать. Долго причем, слишком долго. Вот наглая морда! Хотя теперь становится ясна причина этой черты характера. Ведь она многого лишена в своем интернате, приюте… Как это вообще называют?
– Там фрукты, йогурты…
– Серьезно? – она вскидывает бровь. – Нашел чем удивить.
– Ну, если не будешь есть, то… – хватаюсь за ручки пакета и хочу положить его обратно себе на колени, но ее маленькая ладонь отталкивает мою.
– Нет уж! Раз принес, оставь мне!
Девчонка с любопытством заглядывает в пакет, достает оттуда яблоко и надкусывает свежий плод. Маленькая капелька сока стекает с левого уголка полных губ. Глаза закрывает, когда откусывает снова. А потом открывает, демонстрируя их яркий блеск. И только сейчас, наблюдая за девчонкой, различаю цвет глаз. Светло-карий. Ближе к медовому, сверкающему на солнце.
Мы сидим. Молчим. Друг на друга смотрим. Чувствую себя неловко. Не в своей тарелке, что ли. Вспоминаю, чем закончился наш последний разговор. Что она говорила о покойном друге и о жизни в целом. Насилие, несправедливость, желание угробить этих детей.
А что делали с ней? Вряд ли только лекарств лишали.
– Эй, ты че завис? – бодрый голос девчонки отрезвляет. Она откусывает последний кусок яблока и кидает огрызок в урну около входа. Попадает точно в цель. – Ау! Слышишь меня?
– Слушай, тебе правда могут не дать лекарства?
– Ну, обычное дело, если косячу, – отвечает обыденно, словно в этом ничего страшного нет.
– Вам вот так запросто не дают положенные лекарства?
– Иногда денег не хватает, иногда внимания заведующей. Только она распределяет все между ребятами, а нас много.
То есть те истории правдивы… Мать твою так!
– Это же ненормально.
– Добро пожаловать в мой мир, дяденька миллионер! – она широко разводит руками и наигранно улыбается. – Тебя ждет плесень, вонь и медные трубы.
– Нет, серьезно. Вас могут запереть в подвалах, избить и отправить в психушку? И это никак не будет караться?
Девчонка посмотрела на меня, как на сумасшедшего. Взметнула темные брови вверх. Даже челюсть у нее отвисла. Нет, теперь я точно чувствую себя идиотом.