Страница 19 из 22
— Ещё вина? — предложил эльф, и я мотнул головой в знак отказа.
Он пожал плечами и налил себе добавки.
— Берите от жизни всё, пока молоды, — сказал он, изучая жидкость на просвет, — И держитесь в стороне от политики. Политика — удел взрослых, разве не так?
От его лица на мгновение повеяло жутью. Затем он снова стал собой — улыбчивым весёлым Маат’Лаэде, чьи принципы позволяли убить, и глазом не моргнув.
Не то чтобы я имел моральное право осуждать его.
— Фаниэль поможет вам развеяться, ручаюсь за неё. Она всегда была эксцентричной особой. Пусть её пути не совпадают с путями Триумвирата, мы приветствуем разнообразие… пока оно не мешает.
Высадили нашу компанию возле очередного дома-башни, который Ардовен обозвал небоскрёбом. Я подивился точности прозвища — действительно ведь подпирал небосвод.
Подбросивший нас эльф был так добр, что сообщил номер этажа, где жила тётушка. Квартиру говорить не стал; ограничился заявлением, что мы сами всё поймём, едва увидим.
И действительно, понять было легко. Но сперва пришлось пережить поездку на лифте.
Лифты я не любил. Они навевали болезненные воспоминания о рассказе знакомого. Тот когда-то был вынужден ютиться внутри бутылки на дне моря вместе с одним джинном, оказавшимся до жути унылым соседом.
Кроме того, джинн, как порождение огня, был невероятно обидчивым и вспыхивал при любой возможности.
Едва знакомый выбрался из бутылки, как прикончил джинна. До чего сладостный был миг!
Так вот, лифт преизрядно напоминал спёртое пространство бутылки. Где-то рядом то и дело позвякивало, кабину потряхивало, как кувшин, который задевала хвостом рыба.
Бр-р-р…
Опознать жилище Фаниэль сумел бы даже ребёнок, никогда в жизни не видевший эльфов.
Потому что тётушка заграбастала целый этаж небоскрёба в личное использование.
А ещё потому, что просторную прихожую перед лифтовой площадкой оплетали лианы. Они тянулись по стенам, обвивали бесстыдно распахнутую дверь, которую вряд ли получилось бы закрыть.
Громко играла музыка — словно внутри бесчинствовало целое племя с духовыми трубками и барабанами. Ставить на это, впрочем, я бы не стал: скорее всего, запись.
Не могла же Фаниэль и впрямь притащить к себе племя дикарей?
Закончив с первичным осмотром, я направился вперёд. Люди отчего-то оробели, а вот Лютиэна рассматривала внутреннее убранство (если это можно назвать убранством; вряд ли тут хоть кто-то убирался за последние лет так десять) с таким видом, словно ничего иного и не ждала.
Некогда белоснежные стены пятнали кляксы. Кто-то пробовал нарисовать не то рунические круги, не то схематичных зверей да бросил дело на полпути.
Стоял интимный полумрак, освещённый тусклыми фиолетовыми лампами. Периодически они мигали, внося в происходящее дополнительную толику хаоса.
В воздухе носился аромат жжёной травы.
Я шёл на звук — комната сменялась комнатой, и постепенно песнопения приближались.
Вообще-то, если я что-то понимал в домах смертных, раньше эта квартира стоила целое состояние. Панорамные окна во весь рост с видом на город; дорогая мебель, безнадёжно испачканная или скрытая грудами тряпья, книг, раскрытых на середине, или остатков еды; тут даже был свой маленький бассейн.
И всюду виднелись кадки с маленькими деревьями или цветами.
Хозяйка квартиры нашлась в большом зале. Она медленно напевала тягучую мелодию под протяжный аккомпанемент, доносившийся из огромных музыкальных коробок, стоявших по углам.
Избытком одежды Фаниэль себя не обременяла. Набедренная повязка да скромный бюстгальтер составляли весь её гардероб. Смуглое, почти тёмное тело эльфийки испещряли волнообразные рисунки.
В руках она держала орлиные перья, водила ими над бездымным костром. Кружилась вокруг него, пританцовывая.
В волосы эльфийки были заплетены разноцветные ленты.
Вокруг неё вились десятки, а то и сотни крошечных сияющих шариков — на зов Фаниэль ответили духи. И она говорила с ними.
При нашем появлении Фаниэль повернула к нам лицо — отрешённое, даже одухотворённое.
— Углы. Зачем существуют углы? — торжественно вопросила она, покачивая бёдрами, — Разве будет не лучше, если их убрать? Сгладить, сточить, чтобы сохранить лишь волну.
Возле её ног лежала тарелка. В ней покоился труп изрядно объеденного кактуса.
Расширенные зрачки тётушки практически не оставляли места для радужки.