Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 22



Родителей окутало зеленоватое свечение, и лица их преобразились, став людскими. В отличие от меня и сестры, им не требовались кольца, чтобы скрываться.

— Открой окно, — сказал я, когда мы остались одни, и Лютиэна распахнула ставни.

Тотчас в комнату влетела Дженни, рассерженно трепеща крыльями. Зависла передо мной.

— Я уж думала, вы не догадаетесь! Знаете, какие толстые тут стены? Почти ничего не слышно, даже если вжаться ухом! — пожаловалась она и показала упомянутое ухо, испачканное в пыли.

— Как ты узнал, что она там? Вы разве установили связь? — спросила Лютиэна.

Не говорить же ей, что я ощутил нетерпение и негодование, злым потоком прошибавшие кирпичи? Я пожал плечами.

— Потрясающая интуиция, помноженная на недюжинный ум. К слову, хотя бы малую связь установить давно пора.

— Можно сразу великую, — оскалилась Дженни, — Ради такого я даже готова потерпеть пару молний.

Она скрестила руки на груди и отвернулась, рассерженно хмыкнув.

— По-твоему, я забыла, как ты говорил, что из меня нужно сделать щит?

— Но ты и впрямь не пострадала, в отличие от остальных, — заметила сестра.

Пикси уставилась на неё с выражением крайней досады.

— И ты, Лютиэна…

— Малая связь, — прервал я пустую болтовню. Хлопнул в ладоши, — Ты всё-таки подтвердила свою полезность. Возможность отыскать друг друга и позвать на выручку явно не будет лишней.

Фея нахмурилась.

— Подтвердила полезность… Обходительности тебе не занимать. Нет, ни в коем случае не занимать, а то растратишь её, как растратил свою. Извинись передо мной. Встань на колени, и я подумаю.

— Ты мой фамилиар, — напомнил я, а Лютиэна добавила:

— Перестань дурачиться. У нас на хвосте инквизиция. К этому моменту они могли вычислить, где мы находимся. Если мы останемся тут, ожидая, пока враги наберутся храбрости, чтобы полезть к Аркарису, конец будет предсказуем.

Пикси ещё немного повыделывалась, но всё же уступила. Я поставил поднос на пол и встал. Фея замерла у моего лица, внимательно изучая своё отражение в моих глазах. Затем, кивнув неведомым мыслям, она укусила своё запястье — глубоко, до крови, крошечные струйки которой побежали по предплечью, закапали на ковёр.

В который раз я убедился, что самая большая угроза для пикси — это они сами.

— Помочь? — ухмыльнулась Дженни и, не дожидаясь разрешения, подлетела к моей ладони. Вцепилась в неё. Тотчас на коже вспухла капля крови. Я собрал её, стараясь не размазать, и промочил ей губы. В свою очередь Дженни завершила приготовления со своей стороны — и порхала передо мной, как маленький злой калибри, как юркая угроза, как обещание неприятностей.



Разметавшиеся кудри и влажные от крови губы придавали Дженни облик дикого, неприрученного существа. Создавать с ней пусть даже малую связь сразу показалось поспешной идеей, но я не привык отступать на полпути.

Я перехватил взгляд серых глаз Дженни — в них плескалось штормовое море, подпираемое свинцовыми небесами. Что и говорить, она тоже не робкого десятка.

Мы вдохнули и, почувствовав, как нас оплетает тонкая нить, пришедшая на обоюдное желание, одновременно сказали:

— Одна кровь, один путь, один конец.

Это была не магия — по крайней мере, не магия в том смысле, что подразумевался на Мундосе или Земле. В понятных смертным терминах это можно описать как договор с призывом в свидетели самого бытия.

Дженни подлетела ближе; я подался вперёд. Наши губы соприкоснулись в комическом поцелуе — таковым он выглядел со стороны. Как-никак сказывалась разница в размерах.

Меня пробрала знакомая по прошлому дрожь, промчалась от коленей к горлу, взорвалась ледяным жаром в черепе.

На грани восприятия, по соседству с плачущим Нани, возник новый гость — тёплый, живой комочек. От него тянулось чувство родства к Дженни; теперь и с закрытыми глазами я ощущал её, как далёкую часть себя, мог найти её и, если поднапрячься, распознать, что она чувствует, будь она хоть в нескольких километрах.

Свои же эмоции я надёжно экранировал от неё, едва ритуал завершился. На это Дженни показала язык, облизнулась и улетела к балдахину, чтобы слепить из ткани подобие гамака.

Эльфийское тело постепенно наполнялось, становясь чем-то вроде дома призрения. Или, если сподобиться на низкую аналогию, анекдота: собрались как-то демон, ангел, Ткач и пикси в эльфе…

Накатила слабость, и Лютиэна придержала меня за локоть. Сочувственно приобняла и сказала:

— В таком виде ты не то что до терминала не доберёшься, ты из комнаты выйти не сможешь. Надо тебя подзарядить.

— Стоило сделать это пораньше. Я едва ложку держал.

— Зато неплохо ею кидался, — отметила она, безжалостно хватаясь за основание моей шеи, — Любой поступок имеет свою цену. Если тебя вечно опекать, не давая прочувствовать последствия авантюр, так и будешь бросаться в пекло.

Ответить я не успел. Лютиэна затянула полупеснь-полузаклятье. Её горячий шёпот принёс облегчение ноющим мышцам, потушил внутренний жар, пожиравший внутренности, и погасил вездесущую боль. С груди будто булыжник убрали, и впервые за долгое время я вздохнул свободно.

Нет, её лечение не исцелило меня окончательно, но оно убрало досадные симптомы. К сожалению, это была наименьшая из проблем. Демоническая сущность всё так же страдала, и её страдания нельзя было погасить обычным заклятьем.

Сестра пошатнулась. Роли сменились; я обнаружил, что не даю ей упасть. Лютиэна побледнела, под глазами залегли тени.

Любой поступок имеет свою цену.

Не удержавшись, я поцеловал вещь в щёку, вознаграждая за заботу, посадил в кресло, в котором ранее растекался сам. Эльфийка пробовала возражать, но ей явно следовало немного отдохнуть. Моё же внимание привлекла бумажка, опасливо приткнувшаяся к ножке кресла. За всеми нашлёпками и завитушками она надёжно скрывалась от беглого взгляда со стороны.