Шолох. Призрачные рощи

Мы двумя бешеными белками взлетели на ближайшее лоори – узловатое, с крупными листьями и нежно-голубыми цветами – и, пока буххшо топтал подходы к роще, судорожно вцепились друг в друга.

Буххшо подошел к дереву и разочарованно взревел, не почувствовав свою жертву. Потом встал навытяжку и замер, как на посту. Не то чтобы мы надеялись, что он уйдет, но поза Зеленого Охотника и тот факт, что его лицо находилось четко на уровне ветки, на которой мы спрятались, отнюдь не вселяли оптимизм.

– Что ж, подождем, – пробормотал Полынь.

И поправил листву так, чтобы она скрыла пугающую морду.

– Я могу тебе как-то помочь с сетью? – спросила я, глядя на то, как браслеты Ловчего медленно покрываются слоем мха. – Больно же, наверное.

– Все хорошо, – успокоил меня Полынь. – Просто слегка тоскливо. Поверь, по сравнению с тем, что мне доводилось чувствовать в своей жизни, это ерунда. И выходить к нему, – кивок на Охотника, – предлагая себя в качестве завтрака, я точно не собираюсь. Да и не понравился бы ему такой завтрак! Одни железки, – и Полынь, фыркнув, подергал серьгу в левом ухе.

– Как знать, может, ему как раз железа и не хватает, – прикинула я. – Как думаешь, а я бы справилась с чарами этой сети?

– Да, – твердо кивнул Ловчий. – Но, с учетом твоей эмоциональности, ты бы переживала такой опыт куда более бурно. И вряд ли бы он тебе понравился.

Светало. Чаща наполнялась утренними шорохами, далеким скрипом колес с лесного тракта, безмятежным пением птиц. Лишь у нас в древесной кроне было сумрачно и прохладно. Многочисленные перстни Полыни холодили мне пальцы. Мерное дыхание Зеленого Охотника парадоксальным образом добавляло уюта.

Я прикрыла глаза и прижалась затылком к шершавому стволу, ощущая тепло и запах мяты справа – от Полыни. По векам у меня ходили зеленые блики – не теневые, конечно, но тоже очень приятные. Сердце гулко билось после гонки, кровь шумела в ушах.

– Я так люблю все это, – неожиданно даже для себя сказала я. – Тайны. Погони. Всю эту безумную кутерьму. И моменты тишины между – когда все затихает и слышно, как бабочка шевелит крыльями на цветке. В общем-то, все люблю. Аж неловко. Очень жизнерадостная Ловчая.

Полынь хмыкнул и шевельнулся.

– Я тоже люблю такие паузы, – задумчиво проговорил он. – И тайны, да.

– Ну, про тайны я не сомневалась!

– А зря. Иногда мне кажется, что уж кому-кому, а не мне их любить.

– Это еще почему?..

– Потому что это был не мой выбор – стать тем, кем я стал.

Я открыла глаза. Полынь так и сидел, расслабленно откинув голову, и прядка с вплетенной цветной нитью падала ему на лицо. По сапогу полз коварный мох.

– Я вчера решил переночевать в ведомстве не только из-за того, что хотел поработать над шифром, – признался Ловчий. – Просто в поместье Внемлющих мои братья и сестра устроили коктейльную вечеринку – будучи верными подданными его величества, они считают, что день рождения принца надо отмечать минимум двое суток. Цветы гибискуса в запотевших бокалах, трюфели, артишоки и все такое. Отговориться не удалось, пришлось присоединиться к домашней вечеринке. Из-за Душицы львиная доля бесед лежала в пространстве сплетен. Когда я предложил не пачкать вечер чужим грязным бельем, разговор перешел на меня и мою работу с королевой. Через несколько минут у родственников получилась прекрасная ретроспектива моей жизни. Я не мог конкурировать с созданным ими образом. Их Полынь больше подходил к атмосфере светского коктейля. Свет обожает плоскость. И тогда мы скатились в перечисление личных счетов и… Я не хотел там больше находиться. Мои дражайшие братья и сестра уверены, что продажа меня Ходящим еще в детстве равносильна выигрышу в лотерею. Якобы умные люди приняли вместо меня все основополагающие решения на старте, благодаря чему я смог резко двинуться вперед, а они остались – сами по себе. «Свобода выбора» – ругательство в нашем доме. А я иногда думаю: интересно, кем бы я был, если бы из меня не сделали Ходящего?

Теперь Полынь тоже открыл глаза. В зеленом освещении было видно, что их радужные оболочки все-таки не такие чернильно-черные, как кажется обычно, – голубые оттенки то и дело закрадывались в их усталый рисунок.

– И кем же? – спросила я.

– А вот не знаю, – Полынь пожал плечами. – Потому что в итоге я именно такой, какой я есть. И любовь к загадкам и желание защищать наше королевство от всякой дряни – пусть даже привитые мне специально – стали неотъемлемой и главной частью моей личности.

Я кивнула. И вдруг вспомнила недавний диалог на Ратушной площади.

– После взрыва Ходящий подколол тебя на тему твоей иллюзорной свободы… Он говорил об этом, как я понимаю.

– Ага. Это проблема всех теневиков. Никто из нас до конца не уверен, кто мы на самом деле. Кем могли бы стать. Впрочем, – Полынь усмехнулся, – я сейчас страшно драматизирую: это побочный эффект сети буххшо. Ведь все люди в той или иной степени оказываются в схожей ситуации. Вы тоже не растете в пустоте. Кто-то все равно воспитывает вас, внушает вам свои идеи, говорит, что правильно и нет… До определенной степени мы все лишь продукт обстоятельств.

– Ну, – прикинула я, – думаю, при сильном желании мы можем построить что-то свое вместо того, что досталось с детства. Главное, понять, что так вообще можно. И строить не из протеста, а потому, что тебе это действительно важно.

Полынь покивал собственным мыслям, а потом задумчиво протянул:

– Согласен. Так, я могу злиться на свою покладистость, но любить загадки от этого все же не перестаю.

Разговор тотчас сменил тональность, ибо:

– Покладистость?! – опешила я.

– Ну да. До некоторой степени, – вскинул брови Ловчий.

– Полынь, ты меня прости, конечно, но я бы поставила тебя на последнее место по покладистости из всех, кого я знаю! – искренне возмутилась я. – Уверена, весь департамент горячо бы меня поддержал в этом утверждении. Да и среди Ходящих ты явно не самый милый кадр: то бунтовать откажешься, то в Ловчие уйдешь, то госпожу Тишь из тюрьмы выдернешь генеральским желанием[8]. Как твои бывшие коллеги тебя еще не угрохали за все эти звездные инициативы? Хотя, погоди, они же пытались… Причем вместе со мной, – припомнила я, укоряюще поглядев на напарника.

Он рассмеялся.

– Ладно, убедила. – Полыни надоело держаться за руки, и вместо этого он просто привалился ко мне плечом: дерево лоори такое вполне устраивало. – Будем считать, моя репутация в порядке, и никто не заподозрит меня в прогибании под систему.

– Будто тебя когда-то волновала твоя репутация!

– Скажем так: я предпочитаю, чтобы она была умеренно ужасной. Это выгодно для работы, малек.

Я смирилась с тем, что буду мальком еще очень долго.

Шли минуты, сложившиеся в полчаса. В три четверти часа. В час.

Мы продолжали сидеть в густой листве. Я читала крохотную книжечку стихов, вытащенную из кармана. Полынь кое-как вытянулся вдоль мощной ветки лоори и уснул, положив голову мне на колени. На спящей жертве мох Зеленого Охотника стал расти быстрее, безжалостно расцвечивая и острые скулы, и высокий лоб. Заметив это, я растормошила напарника, пощекотав его сорванным листочком по шее.

– Что тебе, чудовище? – почти не размыкая губ, пробормотал Полынь.

– Тут такое дело… Так получилось, что я подслушала в ведомстве один разговор. Между Улиусом и Авеном. О тебе.

Поскольку я сделала паузу, Ловчий перевернулся на спину и чуть двинул бровью, требуя продолжения.

– Они обсуждали то, что хотели дать тебе право набрать свою команду, чтобы заниматься делами эффективнее, а ты отказался, и…

– Это они попросили тебя поговорить со мной?

Полынь так резко перебил меня и одновременно сел и по-допросному схватил меня за подбородок – то ли чтобы не нарушить завет Рощи Любовников, то ли чтобы пристально заглянуть в лицо, а скорее всего, и то и другое сразу, что я сначала запнулась, а потом обиделась.

8

В прошлом году Полынь получил высокое звание Генерала Улова и право попросить у лесного короля одну, но любую вещь. Полынь использовал это желание на то, чтобы госпожа Тишь – его тетушка и бывшая глава Ходящих – была выпущена из тюрьмы и отправлена вместо этого в пожизненное изгнание.