Страница 2 из 3
и оно всегда одно – одно, одно.
Скрип и гудение
А дерева
касаются до неба прежде крыш,
и обступают, как трава,
и окунают в свет тела,
в их кронах застревают облака,
а по весне вокруг себя кружок
дыханием оттают, —
и вот,
до самой темноты гудение и
скрип, скрип и гудение.
Сны не приводят к желаемому
Сны не приводят к желаемому. С ними, как с иными злодеями наперёд ясно, что заведут, и так же, как со злодеями, – всё же идёшь. Всё решаешь – затворить ли за собою дверь? – между тем, от неё прошёл далеко, – не выйти, ежели и решишься повернуть назад.
***
Потирающие друг дружку колени в непомерной траве, – ведёт но забывает привести, – даст подержать в руках, и – дело за тобою, – но так и не откроешь, как старенький журнал с историею, – взойти на холм, не окликая сесть рядом, – но
***
Нет никакого холма. Кто бы лёг спать, когда уверится, что не с кем сговориться? – кошмаров нет иных, чем пережитых въяви, в сон не вложить чего бы сам не знал, – всё глубже, всё тесней, оскудевает воздух и не раскинуть рук, и вечные зимы, и что-то непрестанно и кропотливо ждёт попасться на глаза, – едва последыш проклятой семьи в права наследства вступит.
***
Смешок,
взгляд неузнающий,
на краю стола – непозволительное —
я имел неосторожность к вам написать,
ты же имел неосторожность – ответить
в первый раз, после которого
не отложить пера, —
в комнате – никого, забрать и уйти, —
будто не был разоблачён,
трепет, тёплый рот, женское платье —
такие лишние, напрасные —
теперь.
Вечные зимы
И вечные зимы́, как жабы в молоке, оставившие ход следить часов, – равно им – что завтра, что теперь, что никогда, но им и не сходить с ума при ветреной погоде. Следы <…> самая пора, пыльца, и пение, и тайная печаль, туман, – окно глядит в невидимый предел, – взойти на воздух, – соскользнуть, – в отчаяньи, но – цел, и словно что-то – было, дотронулась
***
Не нужно розыскивать, – всё тонко, считай, за давностью не помнишь, позабыл. Затянуты узлом за словом слово туго, – кусать и пить до дна <…> и после – как не бывало. На шаг предвидеть любые признаки зари, – быть изворотливу, сражаться до конца, – пускай темно в глазах и звуки глуше, – всё к пробуждению, – оставить за собою хотя бы что-то
***
Как глупо – и верить, и мысли не допускать, по кругу мчать, верчась вокруг себя
***
Тропинка уведёт в далёкие холмы,
как рычажок уводит куклу
в театре за кулиски гор
картонных, и разбегающихся
на две стороны, чтобы раскрыть, —
как раскрывают ладони говоря «увы», —
что руки слабы́ и слáбы попытки выйти
на берег, где уже в песок
носами вогнаны спасательные шлюпки.
***
Десятком тысяч лапок пробегать
ландшафта всякий перепад,
и обнаружить
пустоты, и мостки,
и блоки, нити,
и тот обман,
когда наклонятся,
как будто против ветра,
и выдадут за атмосферы
дыхание. Да мало ли чего
не выдумают, коли обещать
кроме себя и – нечего.
***
Неловкость сопряжённая с дождём,
который требует,
чтобы нас впустили в дом.
Узы слабеют
Ветви сбрасывают перезимовавшие ягоды
и ими усыпано вокруг стволов,
как красными бусами,
которых нитка разорвалась.
***
Узы слабеют,
притяжение земли сильней,
чем крепи сопряжений
плоти.
Ей и принимать дары ветвей,
уставших ждать
крылатых едоков.
***
Одно в другом
что сверху – тоже – внизу.
Плоды равны пернатым —
и для них
даль с близью
поменяются местами
единожды они увидят дом,
как бы далёко отойдя
и обернувшись.
Прибой
На горке сесть, смотреть как набегает
прибой – трав остролистых
и древесных крон
и своешумное, и мерное качанье, —
здесь все и каждый —
поклон и вспять, поклон и вспять,
на волнах далеко не убежать —
всё вверх да вниз и всё на том же месте.
***
Здесь сходство с возвращением домой
и переодеванием в домашнее —
всё то же, ничего не решено.
И гул и скрып
И гул и скрып как будто задевают
за небо в супротивных вращениях,
и те, что пали – не выдюжили.
Лечь на спину в опавшую хвою и наблюдать,
врастая в бессловесность волн грядущего.
***
Полынь при дороге, незаметная потому что всегдашняя.
Кто мимо проходит – обрывает листок или соцветие
и растирает в пальцах и пальцы нюхает.
***
Над цветущим репейником,
над раскаленной мякотью цветка,
как над разцветшим сердцем,
в панцирь покуда не обёрнутым —
белянка-бабочка.
Шорохи и гулы
Шорохи и гулы запустения, —
Где-то – невидимо – обрушается,
растрескивается, сходит на нет.
Что ни делай – всё нестойко,
не выстоит и года, ежели не поновлять.
***
Зиянье тишины и воздух пустоты —
крик вод и земли,
который вызывает боли в сердце.
Ввалившиеся куполы,
искания напрасные —
всё суеты и всё пустые хлопоты,
а всё же утра всё приходят вновь.
***
Незыблем только след
злодейства.
Без дождевика под ливень
Так к спящим приближаются – отнюдь не всякий шум из сна выносит – не слышней, чем переступит лошадь по прошлогодней прели, копыта погружая в труху, избавленную от соков, как в бездну вод – остуживая и смиряя жар крови и забывая, забываясь, мстя неузнаваньем.
***
Без дождевика под ливень выходить и отдаваться дробной тишине, какая отмывает от разговоров о постороннем испод рассудка в котором ею вплавь пущены невнятные мечты – быть может так воображают закрытый дом, который где-то есть, которого крышу осыпают сосны, которого в окна надобна решимость чтобы заглянуть, – даёт уединенье без одиночества, молчание и оборачивает на улице, на столе, возле того дома, оставленной на год тарелкою – в неё и иглы, и коры накопятся, укроют белизну, год повернётся, лопнет антипод забвения – она и выступит, пусть трещины впитали сор времени, осадок, который из сита вымыт, забивается в углы – он одевает собою злато, в нём ли оно росло? Пустая шкурка или долгий сон и пробужденье?
***
И задыхаться, словно бы пытаясь петь под толщею воды в такт набежавшей сумбурной фразе, вдыхая губительный бентальному покой поверхности, завёртку сумеречной меркнущей души разрывая в клочья.
Зима открыла
Перезимовали листья под крыльцом, закрученные стружкою, сухими листками завёрнутые листья, хрупкость уз сулящие цветами ржавчины – распознают металл по ржавым очёсам коры, как и растение, посредством микроскопа и реактивов.
***
Безлистною порой не до малюток, – птиц и зверьков, – убежище пусто, перевёрнутой шапочкой свитое из травы и синтетической веревочки, гамачком прикреплённое к побегам кустарника невысоко над землёй, и он нескоро вознесёт его вверх, как воронье гнездо на мачте в эмалевую синь.
***
Лист, забредший за балконное стекло, оставшийся близ рамы, дальше не заходя.
***
О ветрах судить по кронам, об окончании дождей – по повисшим на веточках и травинках каплям.
Птицы I
Сопротивляясь ветру неподвижны птицы.
Задёрнут шторы, ощупью нашарят на стене
и щёлкнут —
всё по-другому, чем зажечь свечу, —
на спички огонёк не дунут,
и не оставят истекать дымком,
отворотив лицо, ладонью заградя
свечение, которое снесут к себе.
Но тёмная купель безвестности близка —
подвески дребезжат хрусталь поддельный
робок, и голос у него совсем не звонок, —
кружочек света в шторма
зрачке.
Птицы II
Птицы – всё кажется, что они поводят плечами заложенных за спину рук и, наклонясь, подымут в пальцах предмет, чтобы поднести к глазам и рассмотреть.