Травма

  - Может быть, - снова пожал плечами казах.

  - Ну и сам подумай, если эта бабка и увидела, что ты спускаешься с балкона, неужели стала бы так хладнокровно и молча развязывать узел, который под нагрузкой и не развязать, если он сам этого не сделает.

  - Может ты и прав - сказал Мухтар. - Я и не собирался эту бабулю ни в чём обвинять. Просто показалось, что видел кого-то.

  - Я думаю, что тебе показалось уже после того, как всё случилось. Это уже воображение, которое не успокаивается пока не дорисует всю картинку и не найдёт виноватого.

  Рассказ Мухтара долго не давал мне покоя, и я мысленно неоднократно возвращался к нему. В моей голове крутился один вопрос: что подвигло этого рыхлого далеко неспортивного парня на такой неоправданный риск. Ведь он был не под экстэзи, а всего лишь под пивом. Как выглядел тот чёртик, который виляя хвостиком, заманивал его на верхний этаж. Каким был голос, шептавший ему на ухо "просто поднимись на пятый и спустись вниз с балкона на балкон. Это же так просто...". И опять множество "если" осыпалось дождём, крутилось водоворотом в моей голове.

  Если бы он ушёл с этой пьянки чуть раньше;

   если бы утром не забыл дома ключи;

  если бы его не понесло на пятый этаж,

  если бы у бабули вечером не поднялось давление;

   если бы она не забыла закрыть дверь...

  Как и в моём случае, все стекающиеся воедино факторы неумолимо вели героя к роковой развязке. Перед ним, словно один за другим загорались зелёные светофоры, приглашая его продолжать путь, ведущий прямо в эту палату.

  Может ему и не показалось. Там сверху действительно кто-то был. Этот кто-то махнул ему на прощание маленьким копытцем и радостно вильнул серым облезлым хвостиком.

  ВАСЮКОВ

  Своего лечащего врача я увидел только на следующий день. Точнее врач был не мой, а общий - один на всю палату. После бессонной ночи, причиной которой явилась жутко ноющая нога, я уснул только под утро и был разбужен шумной компанией в белых халатах.

  Их было четверо, и они входили в палату, как к себе домой, о чём-то громко разговаривая между собой. Трое были высокими как один, примерно одного возраста в районе тридцати, в белоснежных халатах и с розовыми лоснящимися лицами. На контрасте с обитателями палаты, они походили на богов, которые спустились с Олимпа, и теперь обнаружили, что не все их творенья вышли идеальными. Они, по очереди переходили от кровати к кровати и рассматривали лежащих, словно перед ними были неодушевлённые предметы.

  Четвёртый бог был поменьше остальных постарше возрастом и показался мне немного приземлённее своих коллег. Он сутулился и держал руки в карманах короткого застиранного халата. Его лицо не было таким розовощёким, как у коллег, и ходил он как-то не вместе с ними, а больше за ними, словно немного отставая. Большие боги активно трясли головами, что-то записывали в планшетах и постоянно оборачивались с вопросами к этому маленькому. Тот что то отвечал на профессиональном тарабарском. Во всём его виде было нечто противоположное собранности. Была какая-то вальяжная расхлябанность в его жестах походке и хитром с прищуром взгляде. Было заметно, что уж кто-кто, а этот человек здесь на своём месте. Большие боги ненадолго задержались возле меня. На сегодня я оказался самым уникальным экспонатом.

  - Как самочувствие? - спросил один генеральским басом и смерил меня стальным взглядом. "Этот точно главный".

  - Отлично! - улыбнулся я. При виде этого генерала, мне почему то жутко захотелось отдать честь.

  Мой бодрый ответ заставил всех четверых улыбнуться.

  - Молодец! - сказал главный, и, обернувшись к маленькому, тихо дал какие-то распоряжения. Тот, в свою очередь, подойдя к моей койке, небрежно бросил мне на грудь большой рентгеновский снимок.

  - На, полюбуйся на свои дрова, - сказал он звонким баритоном.

  Я крутил перед глазами кусок серого мутного пластика, рассматривал его на свет и видел там действительно что-то вроде набросанных костром дров. Что это за дрова и с какого дерева было не понятно, но я догадывался, что это мои поломанные кости. "Да уж, наломал я дров".

  - Это серьёзно? - спросил я больше для того, чтобы хоть как-то среагировать на увиденное.

  - Сам-то как думаешь? - сказал он, проходя вслед за коллегами к соседней койке. - Готовься к операции, - бросил он, уже не глядя на меня.

  Операция! Теперь, увидев снимок своей травмированной конечности, я стал понимать насколько всё сложно. Вот почему Лёхе никак не могли собрать руку. Это же надо разобраться и из наколотых бешенным лесорубом дров снова собрать дерево. Сложить хаотично разбросанные куски ствола, приделать на место обломанные сучья и ещё чем-то всё это скрепить.

  Тем временем процессия из трёх богов покинула палату, оставив в ней одного маленького. И тут началось. Все мои соседи наперебой стали жаловаться, причитать и засыпать вопросами доктора, который оказывается и был нашим лечащим врачом.

  - Сергей Иванович, а когда меня на операцию? На прошлой неделе обещали...

  - Сергей Иванович, а у меня вчера вечером снова тридцать девять была, а с утра всего тридцать шесть...

  - Сергей Иванович, что там по мне решили, когда гипс снимут?

  - Сергей Иванович, а можно обезболивающее выписать помощнее? Всю ночь не сплю, болит...

  - Сергей Иванович, кашель никак не проходит, наверное пневмонию схватил. Можете меня посмотреть?

  Он находился в эпицентре этого несмолкающего потока вопросов и жалоб, словно воспитатель в детском саду среди оравы детишек. Детишки, толкаясь и перекрикивая друг друга, навзрыд рассказывают о своих проблемах и обидах, которые в силах решить только этот взрослый дядя. Только вот обижаются детишки не пойми на что. Они ябедничают, обвиняют нечто неодушевлённое, боль, температуру, духоту, кашель, бессонницу. Но добрый воспитатель знает, как их успокоить. Он находит подход к каждому, словно конфетки небрежно разбрасывая короткие ответы на пространные жалобы.