Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 55

  - А я и не спорю, Вова. Может быть я и не достоин любви прекрасного пола, но ты...Вспомни каким ты был. Ты был хоро-ош! Ну хотя бы взять эту практикантку лаборантку.

  Все сидящие за столом тут же вспоминают эту щемящую душу историю, которая не может не вызвать невольной улыбки. Все, кроме Светки.

  - Что ещё за лаборантка? - спрашивает она тоном жены, прослышавшей о похождениях неверного супруга.

  - А ты и не знаешь, Светик! Это было уже после того, как ты перевелась в другую школу! - Довольно мычит Буратина в предвкушении интересной истории, которую есть, кому рассказать.

  Он закуривает, и, опираясь локтём на плечо главного героя повествования, рассказывает уже известную мне историю, о том, как однажды, на уроке химии появилась...

  ***

  "...её зовут Эльвира, и она будет моей помощницей..."

  Химичка с прозвищем Колба, направила указку, на находящийся справа от неё объект. Да-да...она тыкала в объект именно указкой, и этим жестом уже показывала своё к нему отношение. Она догадывалась, какую химическую реакцию может вызвать у особей мужского пола этот элемент. Объект обладал чёрными, ниспадающими на плечи, волосами, высокими скулами и тонкогубым ртом. Верхняя его часть могла бы показаться вполне посредственной, если бы не то, что было ниже. А ниже была бледная, как у лебедя, шея; выпирающие из под расстёгнутой на две пуговицы, блузки, высокие груди; и аппетитные, как жареные окорочка, ножки, которые открывала неприлично короткая юбка. И самая важная деталь - эти ножки не были одеты в чулки, что делало доступной для вожделенных взоров, атласную гладь бёдер.

  Химическая реакция мгновенно поразила всех особей мужского пола. Она заставляла их зрачки расширяться до невероятных размеров, запускала полчища мурашек, наполняла слюной рот, и будто велосипедным насосом накачивала то, что находилось у них ниже пояса.

  Осознав, что ей подсунули мину замедленного действия, Колба немедленно прогнала Эльмиру в лаборантскую, и с тех пор она оттуда уже не показывалась. Никто не знал, что она там делала. Может быть мыла колбы, смешивала физрастворы, разливала по склянкам серную кислоту, а может, подобно Золушке, пересчитывала крупинки марганца по заданию злой мачехи.

  Никто из нас не знал, чем должен заниматься лаборант, зато все представляли. Все мы в своих фантазиях помогали ей протирать колбочки, аккуратно вставлять их в штативы; все мы гладили мокрой ладошкой глянцевую поверхность идеально круглых сосудов, и мысленно наполняли смазанную пробирку, брызгая в неё из переполненной пипетки.

  Вся мужская часть класса внезапно стала любить предмет химии, и это была далеко не заслуга Колбы.

  Но все мы так и оставались безнадёжными мечтателями, впавшими в кому от спермотоксикоза. Все кроме Геракла. Он пошёл дальше всех нас и обставил на этом поприще даже Буратину.





  Нашего Вовика словно подменили. Внезапно он полюбил уроки химии, которые до этого чаще всего прогуливал, и первые шаги к вожделенной цели сделал прямо во время одного из этих уроков. Мы с ним были неизменными соседями по парте с самого первого класса. Но это не всё. На любом предмете, будь то математика, физика, или та же химия наша диспозиция в кабинете была неизменной. Мы всегда занимали последнюю парту в крайнем правом ряду. По иронии судьбы, как раз за нашей партой в кабинете химии, и находилась заветная дверь в лаборантскую. Никто, включая царапающую на доске мелом формулы, Колбу не заметил, как Вова пропал в самом начале урока, и появился на своём месте только в его конце. Его физиономия сияла, как святой лик, а глаза горели безумным огнём.

  Тогда бесполезно было, пихая его локтём в бок, расспрашивать, что он делал в тайной комнате. На неопределённое время, Вова потерял интерес ко всему вокруг, кроме одного объекта.

  С тех пор он посещал заветную комнату на каждом уроке химии. Дальше - больше. Мы были поражены произошедшей с Гераклом метаморфозе. Из неухоженного вечно лохматого двоечника, он превратился в галантного кавалера. Теперь он зачёсывал свою шевелюру на пробор, и мы с удивлением узнали, что его зубы могут быть идеально белыми. Часто на переменах перед долгожданным уроком, он бегал в находившийся через дорогу буфет, откуда таскал своей пассии беляши и мороженное.

  Но самый великий подвиг Геракла, предвещавший скорое наступление апофеоза в отношениях с лаборанткой, случился в день учителя. Тогда всех нас согнали в актовый зал, где хорошие ученики чествовали любимых учителей, читая им стихи и задаривая цветами, а не очень хорошие смотрели на всё это и учились тому, как надо жить. Цветов было много и растроганные учителя складывали их на подоконник, чтобы целый час не держать в руках огромные веники. Увидев заваленное цветами окно, наш Ромео видимо вспомнил, о ещё одном незаслуженно забытом педагоге, о Золушке, которую злые сёстры, отправляясь на бал, оставили в маленькой каморке. Он пробрался к находящемуся за спинами сидящих в рядок учителей подоконнику, набрал полную охапку цветов и был таков. Не нужно было гадать, куда он побежал с этим огромным благоухающим ворохом .

  За таким возвышенным поступком, должна неизбежно следовать кульминация отношений и Мы, подобно зрителям увлекательного фильма, с нетерпением ждали этой самой кульминации.

  "Ну ты ещё не..."

  "Когда уже?"

  Нападали мы на Геракла с вопросами, которые цедили сквозь скрипящие зубы. Мы, ещё не вкусившие запретного плода, жаждали знать, как это. Как оно там, в космосе, куда нашему другу суждено попасть первым.

  Полёт не заставил себя долго ждать. Спустивший пары и приземлившийся Гагарин, снова превратился в улыбчивого паренька, который, вальяжно дымя сигаретой, рассказывал про проплывающие за иллюминаторами звёзды, про прекрасный шар, с его синими океанами и глубокими озёрами, про звуки пролетающих комет, заглушаемые пением солиста "Энигмы".

  Но звёздной эйфории не суждено было длиться долго. Она закончилась в тот день, когда космонавт пожаловался на непонятные ощущения. Он говорил, что ему почему-то больно мочиться и наивно думал, что, наверное, так у всех бывает после первого полёта. Ну, у девчонок же бывает, а мы чем хуже?

  Оптимизм Геракла поспешил развеять Уксус, который на следующий день притащил в школу большую медицинскую энциклопедию. Сгрудившись возле подоконника и водрузив туда огромный талмуд, мы, разинув рты, погружались в неведомый доселе мир. Красочные картинки и описания недугов одновременно пугали и завораживали.