Страница 40 из 80
Григорию не терпелось пробиться к той заветной калитке, о которой предупредил Мансур. Поднявшись на верхнюю площадку минаретной башни, откуда недавно пел молитвы муэдзин, Родимцев всматривался в южную часть городской стены. Ров, прокопанный от озера, в этом месте не был ни широким, ни глубоким. Вернее, когда-то, наверное, был, но за последние годы озеро обмелело, а ров не углубляли и не расширяли.
Потому воды в этом рву осталось не больше, чем по колено. Берег рва имел довольно пологий уклон, по которому вполне можно было забраться, а под самой стеной вырос кустарник. Выкорчевать его никто не позаботился. Потайная калитка, похоже, находилась именно за этими кустиками. Пробраться к калитке представлялось вполне возможным, но только пешими. Вот только со стен могут обстрелять, закидать камнями, или вылить на голову что-нибудь малоприятное, вроде кипящего масла.
Рассматривая пейзаж с минарета, Родимцев снова ощущал, как необычна эта земля, называемая Святой. И пусть тут не текли реки меда и молока, но имелось нечто странное, едва уловимое, в этом жарком воздухе, в камнях крепостных стен и башен, в пыльной пелене хамсина и в размытом пятне раскаленного солнца. И, возможно, это странное ощущение проистекало от чувства сопричастности этой земли великому прошлому. Ведь, подумать только, по этой древней земле, где-то здесь, на берегу Галилейского моря, ходил сам Иисус Христос!
Глядя на довольно высокие стены Тибериады с двумя десятками оборонительных башен, сложенные из черного базальта и построенные таким образом, что концы их выдавались на десятки метров в озерную воду, Григорий думал о том, что все время, от того момента, когда он так нечаянно оказался на месте Грегора Рокбюрна, он только и делал, что участвовал в мероприятиях, связанных с войной. Сначала он выполнял поручение по эвакуации Адельгейды, потом почти постоянно находился в боевых действиях. Так что заниматься каким-нибудь прогрессорством он возможности не имел. Для этого требовалась мирная передышка, а ее пока не предвиделось. Даже сделать образец огнестрельного оружия, который обещал графу Ибелину, времени не было.
Григория слегка обнадеживало то обстоятельство, что история уже немного изменилась. Этот факт наглядно иллюстрировала незапланированная осада Тверии, как называли этот озерный город в двадцать первом веке. В той истории, про которую Родимцев читал много умных книжек, ничего подобного не происходило. В середине августа 1266-го года никакой осады озерного города не последовало. После взятия Сафеда и разрушения замка Торон, сарацины султана Египта почти безнаказанно совершали набеги на окрестности Акры, потом Бейбарс взял город Библ и увел свою армию на север, в Киликию, оставив на местах лишь небольшие силы своих наместников.
Но, крестоносцы в тот раз не сумели быстро договориться между собой, чтобы собрать новую армию и воспользоваться ситуацией. Тогда только к октябрю крестоносцы смогли кое-как примириться на время, чтобы собраться с силами и попытаться организовать атаку на Тибериаду. Вот только поход к озерному городу не принес королевству христиан ничего хорошего. Крестоносцы разграбили городские предместья, но, возвращаясь обратно, попали под удар войск Бейбарса, нанесенный из захваченного замка Сафед, из-за чего в самом конце октября возле деревни Караблие воинство Акры постиг разгром.
А сейчас все пошло по-другому. Пока армия Бейбарса сражалась гораздо севернее Дамаска с царем армянской Киликии Хетумом и с его союзниками-монголами, христианам Леванта удалось объединиться, нанести поражение местным силам султана под Тарбуроном и быстро осадить Тибериаду. Родимцев помнил, что в тот раз Бейбарс 24-го августа в битве при местечке Мари одержал полную военную победу над армянами и их союзниками.
После чего султан разграбил половину Киликии, разрушив многие города и пленив множество народа. Весь сентябрь и половину октября Бейбарс только тем и занимался, прежде, чем отправиться с армией обратно. А потому сейчас у крестоносцев в запасе имелось достаточно времени. И, если им удастся быстро взять Тибериаду, то на театре военных действий может измениться многое. Во всяком случае, позиции христиан укрепятся для дальнейшего противостояния с армией султана Египта.
Неожиданно на башню поднялся капеллан Годфруа. Он всмотрелся в пейзаж, потом неожиданно сказал:
— Знаешь, брат Грегор, не во всех сарацинах есть злая сила. Они такие же люди и бьются за свою веру. Конечно, есть среди них и такие, которых не останавливает даже смерть. На таких вся их злоба и держится. Я с молодости сражаюсь с ними, и многое о них уже понял. Они очень упорные. И сарацины никогда не остановятся. Если мы прекратим сопротивляться им здесь, на Святой Земле, то может случиться, что они, расправившись с нами, захватят всю Европу. Они ненавидят нас и не пожалеют сил, чтобы растоптать христианство. Поэтому мы вынуждены сражаться. Во имя Христа и Храма.
Григорий кивнул:
— Я согласен с вами, брат Годфруа. На войне, как на войне. Если не победим мы, то победят нас.
К обеду жара усилилась. Братья-рыцари давно уже сняли шлемы и покрыли головы кусками увлажненной белой материи, стараясь находиться в тени строений и редких деревьев, но это мало помогало. У Родимцева болела голова, пот струился по всему телу, в висках стучали кузнечные молоты, а на душе было тревожно и тягостно — нелегкие думы и вопросы без ответов не оставляли его ни на один миг.
Родимцева беспокоил вопрос, как связаться с Мансуром, который оказался с другой стороны городской стены, чтобы он открыл калитку в стене, как и обещал. Григорий уже разглядел маленькую дверцу, скрытую за кустами на противоположной стороне крепостного рва, но этой калиткой, похоже, давно не пользовались. Похоже, что она представляла собой какой-то запасной выход ко рву. Но для чего именно такой выход мог использоваться, оставалось непонятным. Насчет Мансура Родимцев очень надеялся, что парень сам даст о себе знать. Если, конечно, будет жив.
Еще Григорий не знал, сможет ли на самом деле изменить соотношение сил, создав огнестрельное оружие. Даже если он сделает пушки и мушкеты, то сумеют ли они остановить Бейбарса? Гришу терзали сомнения, но он все-таки решился что-то предпринять. Да и не хотелось ему прослыть необязательным пустобрехом в глазах графа Ибелина. Раз обещал продемонстрировать образец нового оружия, значит надо делать и показывать графу.