Страница 34 из 80
— А если им, например, предложить переговоры? Пусть сдадут город, а мы выпустим их беспрепятственно со всем имуществом? — предложил барон Амальрик де Бельмонт.
— Нет, это несерьезно. Они станут затягивать любые переговоры, дожидаясь, пока Бейбарс не подойдет на помощь, — возразил Монфор.
Барона без баронства поддержал Ибелин:
— Ну, почему же несерьезно? Можно сначала разгромить их лагерь, затем поставить катапульты и начать бить по стенам. И только потом предложить переговоры, угрожая разбить стены до основания. По-моему, это будет неплохим аргументом.
— Так вы, все-таки, не отрицаете возможность нашей атаки на город, Жан? — спросил Монфор графа.
Ибелин посмотрел на него немного высокомерным взглядом, как человек, осознающий свое интеллектуальное превосходство. Потом сказал:
— Не отрицаю, Филипп. При теперешнем положении, когда противник понес значительные потери в бою, а к нам сюда подошли госпитальеры, да и в Акре, как сообщил мне вернувшийся курьер, собраны немалые резервы, я считаю, что попробовать мы можем. Но, успех будет только в том случае, если мы не кинемся в предстоящее сражение необдуманно, а наоборот, если проявим мудрость и выдержку. Мы должны дать понять сарацинам, что пощадим всех, кто добровольно сложит оружие. Иначе сопротивление неприятеля окажется гораздо сильнее.
— Нет, мессир. Такое одобрить мы, братья госпиталя Святого Иоанна, никак не можем. Для нас биться с сарацинами означает быть к ним беспощадными, — вмешался Арман де Бланшфор и посмотрел на тамплиеров, как бы ища поддержки.
Но, знаменосец сказал:
— Граф Яффы говорит дело. Нужно проявлять благоразумие. Оно всем нам не помешает.
— И с каких это пор храмовники сделались такими осторожными? — подколол брат Гаспар.
Но, тамплиеры не стали на этот раз пререкаться. Они промолчали. Зато Монфор подвел итоги совещания:
— Итак, решено. На рассвете атакуем сарацинский лагерь возле города. Все к этому моменту должны приготовиться к бою. Разгромив их шатры, подойдем к городским стенам и поставим катапульты. А потом призовем их пойти на переговоры. Все согласны?
После того, как собравшиеся подтвердили согласие идти на Тибериаду, Монфор велел оруженосцам подавать ужин.
Спускаясь от Тарбурона на закате вместе со знаменосцем, когда солнце уже опустилось за перевал, но еще освещало небо, Григорий сверху осматривал лагерь Монфора, в котором присутствовала четкая структура линий, вдоль которых располагались палатки. Лагерь Монфора немного даже напоминал военные лагеря древних римлян. Во всяком случае, вокруг палаток соорудили частокол. За это время часть лагеря уже сняли и перенесли на новое место. К сторожевой башне, отбитой у врагов утром и расположенной гораздо ближе к Тибериаде. А дальше, у водопоя, располагался лагерь графа Ибелина. Не такой стройный и ладный, как у Монфора, и состоящий из трофейных сарацинских разноцветных шатров, сшитых из кусков разных тканей.
Когда они проезжали вдоль коновязей, к ним подошел рыцарь Бертран де Луарк. Вопреки своему обыкновению он, вроде бы, не был пьян. Француз поинтересовался, что там решили на военном совете. Но, ни Григорий, ни Симон не сказали ему точно, какие решения приняли, потому что к пьющему человеку особого доверия не было. Опасались, что он мог спьяну выдать военную тайну каким-нибудь вражеским лазутчикам.
Григорий ездил в Тарбурон на запасной лошади, потому что его конь Антоний сильно хромал после последнего боя, а рана его, полученная в предыдущем бою, разошлась и кровоточила. Потому Родимцев возле коня остановился и спешился. Он принес Антоше несколько сладких яблок, взятых со стола у Монфора. Мансур отправился на разведку, а потому за жеребцом командира ухаживал Жиль, оруженосец покойного Рене Дюрфора. Знаменосец вместе с Гришей осмотрел рану коня и сказал, что надо обратиться к капеллану, но не к Годфруа, а к Жирому де Шане, который, оказывается, умел очень хорошо лечить лошадей. Они нашли Жирома в лагере, и капеллан сразу пришел на помощь рыцарскому коню. Наложением рук на рану и молитвой он остановил кровь. А потом сам наложил повязку. Родимцев в очередной раз поразился, какой силой молитв обладают орденские капелланы. Глядя на исцеление своего коня, Григорий вспомнил, как второй капеллан, Годфруа, лечил маленькую немку Адельгейду и сказал об этом:
— Вы поистине творите чудеса молитвой, брат Жиром, большее чудо я видел только, когда брат Годфруа лечил одного маленького ребенка, пострадавшего от удара сарацинской сабли. Тогда из-под рук Годфруа даже исходило сияние.
— Брат Годфруа является одним из тех, кто посвящен в тайну Духовного Капитула, — поведал Жиром.
— А что, в нашем братстве, кроме обычного капитула, существует и какой-то еще? Я о таком даже не слышал, — удивился Родимцев.
— Много чего сокрытого существует внутри нашего братства Христа и Храма, — сказал старик, внимательно посмотрев на Грегора Рокбюрна. Потом спросил:
— Вот, например, ты знаешь легенду о Храме, Грегор? — спросил капеллан.
— Нет, никогда не слышал, — честно признался Григорий.
— А, между тем, эта легенда очень важна для понимания духовных основ нашего братства. И я расскажу тебе эту легенду. Великий и мудрый царь Соломон, решив построить Храм, собрал самых лучших мастеров и поручил руководить ими своему придворному архитектору Хираму Абифу, посланному к его двору дружественным царем Тира.
Хирам был архитектором и искусным литейщиком, знал он и многие другие ремесла. И потому назначил его царь Соломон Великим Мастером по праву. Он разделил всех строителей Храма на Учеников, на Подмастерьев, и на Мастеров. Для Учеников Хирам выдал отдельный пароль, секретное слово, которое обозначало их принадлежность и устанавливало дисциплину. Но, трое из Подмастерьев не захотели подчиняться Великому Мастеру. Они хотели заставить Хирама дать им пароль, чтобы называться Мастерами. Но они Мастерами не были, а потому Хирам не открыл им пароль, хотя они и угрожали Великому Мастеру.
Тогда они замыслили заговор. И в час, когда медный расплав должен был заливаться в формы для изготовления огромных храмовых колонн, они сделали так, что горячий металл, которого было очень много, полился мимо форм на толпу строителей. Это зрелище наблюдали сам Соломон и царица Савская, которые пришли, чтобы поздравить Хирама с успешной отливкой медных колонн для Храма. Однако, ничего не могли поделать. Хирам же, опозоренный, так и стоял посередине огненного потока.