Белая птица

И мы оба понимали это.

Дедушка Геве, старый ключник, в коморку которого я часто сбегала от нянюшки, полагая, что об этом никто не догадывается, рассказывал мне много сказок, легенд и делился своей житейской мудростью, перебирая в руках огромные, потертые, старые ключи, собранные на связки. И однажды он упомянул, что раньше, в долгих военных походах с вервольфами всегда находились люди, которые беседами, разговорами поддерживали в волках человеческие чувства.

Поэтому весь новый день, в те моменты, когда мы с Игом шли рядом, пока он отдыхал от скачек, я болтала как неугомонная сорока, выуживая из памяти любые темы для одностороннего диалога.

– … и так было бы интересно увидеть все 48 созвездий… – вещала я. – Дома я часто утаскивала атлас Птолемея из библиотеки, когда была возможность, меня всегда завораживали их названия и легенды: Орион, Гидра, Кассиопея…

Мы бок о бок шли по лесу, перелезая или огибая старые деревья, поваленные бурей, на елках лежали огромные шапки снега, а сверху нас разглядывало безразличное жемчужно-серое небо. И до сих пор не верилось, что я сбежала по-настоящему.

– … еще мне попался необычный переведенный трактат о новой науке – алгебре. Ты знаешь, в нем утверждают, что магия однажды исчезнет из нашего мира и с помощью заклинаний из цифр и написанных формул, будет строиться реальность. Для всех настанут новые времена.

Зверь рядом иронично фыркнул, возможно, не соглашаясь, но это означало, что он прислушивался к моей болтовне.

Мы останавливались днем на короткий привал, но Игг больше не решался охотиться на зайцев или белок, помня об опасном утре. Все было спокойно, вплоть до самого вечера, когда я вновь разожгла костер под высокой каменной грядой, защищающей от пронизывающего ветра. Волк лежал, положив голову на передние лапы, и смотрел на огненный танец трещавших веток. Я, утомленная, молчала, протянув озябшие ладони к костру. Скоро можно было ложиться спать.

«Увижу ли снова его сон…не хотелось бы…»

Но тут голова вервольфа взлетела вверх, и чуткие уши начали настороженно поворачиваться. Я тихо спросила, напрягаясь:

– Что…

Волк уже вскочил, вглядываясь в пустоту за моей спиной и приподнимая шерсть на загривке. Я, не размышляя, отбежала за кострище и, прищурившись, тоже увидела… его.

– О, Боже! – вырвалось у меня.

Могильный падальщик, отвратительная темная сущность, появляющаяся на разрушенных кладбищах. Мало кто из людей переживал встречу с ним. Размером с небольшую собаку, словно с содранной кожей и со стекающими по жуткому мясистому телу маслянисто-черными разводами. Их желтая слюна была ядовита, по рассказам они сперва загрызали свою жертву, а возвращались чуть позже, когда… еда начинала разлагаться.

Я вытащила их костра горящую ветку и направила вперед, без понятия, поможет ли это хоть чем-то. Приняв позу для нападения, Игг осторожно, по окружности двинулся к существу. Тот стоял разинув пасть, с вывалившимся мерзким языком, но по непонятным причинам не делал попыток напасть.

Как никогда в жизни я ощущала болезненные удары сердца под ребрами.

И тут мы поняли, чего ждал могильщик – со всех сторон начали раздаваться одинокие визги. Это была стая. А мы были уже заочно мертвы.

Я сделала шаг назад, наталкиваясь на холодную скалу. Хрустящие шаги слышались и слева, и справа и тошнотворная вонь постепенно наполняла пространство. Оглядывающийся вервольф также непроизвольно попятился назад, опуская хвост к земле и осознавая бесплотность попыток на спасение, от нежити не убежать, не спрятаться.

Дождавшись остальных, первый падальщик утробно зарычал и резко прыгнул на Игга, отскакивающего влево и готовящегося схватить зверя за склизкий бок. Черные тени стремительно неслись к нам, не оставляя следов.

Я закрыла глаза, выбора не было, и шепнула:

– Стань моей душою птица…

Женская фигура скатывается по камню вниз, прядь волос за ухом, бывшая «как воронье крыло», белеет до самых концов, а появившийся в воздухе белоснежный ястреб, сотканный из света и тумана, проносится стрелой над головами нежити, стирая их в пепел, из которого они появились, и растворяется в лесу.

Глава 4

Сознание возвращалось урывками: то мне чудилось, что меня тащат как котенка, то словно лица касалось что-то мокрое и я трепыхалась, думая о покрытом ядом языке могильщика, потом вроде бы сквозь сон на меня в упор внимательно смотрел коричневый волк.

А полностью я очнулась под причитания Шута:

– Идиотка! Глупая, глупая девчонка! – истерил он, сидя у меня на плече и крича прямо в ухо.

Слышать его могла только я, и в этом было ваше спасение, поверьте.

– Да, хватит ругаться, – хрипло ответила я, осторожно пробуя повернуть голову, во всем теле была неприятная слабость.

– Ну, и сколько ты отдала, год, два? – бушевал мышонок, стуча по мне хвостом.

– Не знаю.

– Ах, не знает, посмотрите на нее! Вот уйду от тебя!

– Ну, и уходи!

– И уйду!

– Да, пожалуйста!

Подобный глупый и бессмысленный диалог происходил у нас довольно часто, поскольку мы оба отлично знали, что осуществить свою угрозу Шут не сможет. Никогда.

Он был крепко привязан к своему кулону и «дому», а его домом была я, и если бы со мной что-то случилось, то и маленький вредный дух тотчас исчез бы. Короткая цепочка от подвески находилась под самой шеей, и ее не мог порвать ни одни меч, старая ведунья тогда в лесу связала древним колдовством наши судьбы и жизни. Считалось, что зверек должен будет мне помогать и защищать, но с самого детства он ругался и не считал за хозяйку. Мама улыбалась и говорила, что мы очень похожи. И каким только местом?

– Как ты могла?! – Шут перебежал на другое плечо, чтобы снова оказаться у моего лица.

Бусинки-глаза возбужденно блестели на маленьком смешном тельце песочного цвета.

– Выбора не было, ты же видел…

Мне не дали продолжить:

– Блохастый все понял, что ты Белая птица. И кстати, где он?

– Перестань его так называть, – я попыталась сесть, приподнимаясь на локтях, и полевка скатилась вниз. – Наверно, пошел на охоту, ему тоже надо есть и… может и не понял.

Я не знаю, верила ли я сама своим словам.

Главная причина, по которой ценились женщины нашего рода, и почему Сезар 9 лет назад оставил меня в живых – крошечная вероятность, надежда на возрождение Белой птицы в одной из нас. Это могло произойти в любом поколении, но точное понимание приходило примерно в 18-19 лет, поэтому спешили со свадьбой. Да или нет, но княжеству было выгодно иметь сильный козырь при себе.

В тот день, я первый раз увидела, как мама плакала. Мы отправились вдвоем в секретное путешествие, и я была слишком мала, чтобы запомнить дорогу, но то свое непонимание и удивление, как яркую вспышку, запомнила: всегда веселая, готовая к играм и забавам матушка плачет, прижимая ладони к опущенному лицу, а Ведунья, похожая на сухое скрученное дерево, ласково гладит ее по голове.

Что она тогда ей рассказала?

Потом старуха подозвала меня и повесила на шею цепочку с продолговатым кулоном из янтаря, застежка от которого, словно растворилась у нее в пальцах. Я твердо обещала маме никому и никогда не рассказывать о нашей поездке и обо всем, что увидела в таинственном лесу. Долгое время воспоминания казались лишь детским сном, но когда я стала постарше, то мне рассказали легенды о Белой птице, почему надо скрывать возможность прикосновения или превращения в огромную силу, которую многие хотели бы получить в свои не всегда добрые руки. И видя перед собой пример князя Сезара, я понимала объем своей ответственности в сохранении тайны.

Но ничто не давалось бесплатно и за каждое обращение к чуду, часть меня, часть жизни, должна была улететь вместе с белым ястребом. Я не знала, что он примет подобную форму, вечером был первый раз, когда я позволила соединиться с той чужой магией, которую ощущала внутри себя уже несколько лет. Она не была похожа на простые заклинания, используемые нашим народом в ежедневной жизни, как будто они имели разную природу.