Страница 25 из 103
1. XIV
Пока Вторая Маргарита выбиралась из дома на улице М., ловко минуя взгляды охранников, Игорь вернулся после "спонтанной ночной прогулки" и зашёл через главные двери в свой особняк. Юноша оказался в тёмном и тихом зале. Из него Игорь направился на лестницу, забрался на неё, и вот уже собирался повернуть по коридору направо, где находилась его комната, как вдруг что-то сбоку зацепилось за краешек его глаза… Примерно также, как постоянно за всё (и в особенности за двери) цепляется расстёгнутый пиджак.
Игорь остановился и повернулся.
В стене против лестницы он увидел уже знакомый ему портрет черноволосой женщины. В окно светила луна, и женщина казалась особенно белоснежной, даже какой-то призрачной в этом свете. Он переливался в её волосах и подчёркивал рельефы краски.
На первый взгляд в портрете не было ничего не обычного. Что же в нем его так зацепило? Игорь подошёл поближе, присмотрелся, и всё равно ничего не обнаружил. Тогда он шагнул в сторону, меняя угол обзора, и таки в этот момент он увидел Странность. Юноша всмотрелся в глаза женщины на картине. Они были чёрными. Не тёмными, а именно чёрными, как две плоские кляксы, — и было странно, потому что в остальном потрет казался вполне объёмным.
Заметить данное отклонение в обыкновенном электрическом свете было невозможно. Казалось, на глазах женщины лежал второй слой краски. Собственно, так оно и было. Игорь нежно провёл по ним пальцем и ощутил уплотнение.
Кто-то замазал зрачки женщины на картине чернилами.
Зачем это было кому-то делать? Игорь ещё немного постоял на месте, а затем повернулся и прошёлся по коридору в свою комнату. Сегодня ему было эту тайну не решить, — что ж, в таком случае зачем тратить на неё время? Завтра обещался занятой день. Юноша разделся, прилёг на свою кровать и уснул мирным сном…
…
Проснулся Игорь, как и вчера, с восходом. Юноша распахнул окно в свежее утреннее небо, умылся, оделся и сошёл на первый этаж в столовую. Елисавета уже дожидалась его там. Девушка восседала во главе длинного красного стола. Игорь уселся против неё и непринуждённо приступил к завтраку.
Юноша отметил за своей сестрой образцовые манеры — пока они завтракали, она не проронила ни слова. Лишь когда Игорь уже вышел из дома и направился к чёрной глянцевой машине, Елисавета сказала ему с порога:
— Я буду ждать.
Игорь остановился и задумался. То же самое девушка говорила ему вчера. Тогда Елисавету звучала невозмутимо; сегодня же в голосе девушке отдавалась некая странная, даже двойственная интонация, — как будто она одновременно
Когда машина выехала в город, юноша попросил водителя помедлить, и выслушал доклад второй Маргарите о её ночном визите. Игорь остался доволен тем, как она провела переговоры и даже похвалил вторую… Девушку его похвалу приняла стоически.
Спустя полчаса в окне замаячили знакомые фасады — три в ряд: голубой, розовый, зелёный, — и благодаря этому Игорь понял, что здание суда уже совсем рядом… А вот и оно, кстати говоря.
В этот раз журналистов собралось поменьше, раза этак в два.
Виной тому был визит премьер-министра Британской Империи, который в это самое время, всего в трёх кварталах отсюда, в Кремле, вёл важные переговоры с русским Императором. Собственно, Игорь недавно догадался, что его процесс так старательно растягивали именно для того, чтобы он продолжался и шёл как бы на фоне этих переговоров. Таким образом, одновременно обсуждая с британцами вопросы и осуждая их шпиона, Россия показывала свою твёрдость…
Умно, — подумал юноша, вышел из машины, и попал прямо в руки судебных приставов.
Однако не только поэтому сегодня было поменьше журналистов. В первый, открывающий день процесса их собралось больше всего. В последний тоже ожидался аншлаг. Второй же день казался наименее значительным, а потому представлял наименьший интерес для публики… И это, — подумал Игорь, поднимаясь по мраморным ступенькам, — очень зря. Ведь если его предположения были верными, именно сегодняшнее разбирательство будет самым важным…
И прогремит на всю Европу.
…
…
Григория Алексеевна Савелова шагала по коридорам здания городского суда. То и дело справа от неё вспыхивало просторное голубое небо в оконных рамах, и девушка щурила свои красные глаза. Она немного покачивалась, а в какой-то момент так вообще стала звонко ударять туфелькой о мраморный пол во время каждого своего шага, наполняя своё тело бодрящей вибрацией.
Девушка была сонливой, и в этом была только её собственная вина. Целую ночь, от заката до рассвета, она перебирала и перечитывала бумажки, вникая в это глупое судебное разбирательство.
Девушка питала просто страстную ненависть ко всевозможным заговорам.
Каждый раз, когда какая-нибудь девочка хотела с ней о чём-нибудь пошептаться, у Григории возникало нестерпимое желание закричать об этом на весь бальный зал; возможно именно поэтому у девушки совсем не было друзей своего пола. Впрочем, друзей противоположного пола у неё тоже не было, но это уже совсем другая история…
Так вот, именно из-за этой своей страсти пускать в любую пыльную комнату ветер и включать свет, Григория просто не могла стерпеть всё это «разбирательство». Ей хотелось докопаться до сути происходящего, и… Возможно у неё даже получилось.
Девушка, не замедляя шага, вошла через приоткрытую высокую деревянную дверь в просторное помещение. На платформе сидели полукругом наблюдатели, человек сто, не меньше, и все они сразу же повернули к ней свои головы. Девушка их проигнорировала и прошлась шагом резким, даже агрессивным, по красному коврику до серебристой подставки, после чего сложила руки.
Все прочие её «коллеги присяжные», уже были на месте. Кутузов немного поклонился, — у старика была удивительно пышная седая шевелюра для его возраста, — ОН, он, — проклятый Рюрикович, — улыбнулся девушке и даже произнёс:
— Добрый день, — на что разумеется не получил от неё никакого ответа. Масодова не отметила прибытие девушки никак. Григория это заметила, потом что сразу после своего появления в зале она стала поглядывать на эту женщину… И наконец взгляд Григории опустился на главное и в то же время такое незначительное и второстепенное лицо в помещении, — она взглянула на Игоря Трубецкого, черноволосого юношу, который непоколебимо стоял в самом центре зала.
Сложное, немного жалобное выражение появилось на лице девушке, хотя она и пыталась его удержать.