Страница 3 из 4
– Не успеем. Сейчас Сорокин придет. За очками, – безапелляционно сказал Вика.
– Положите очки на место и расскажите про драку, – велел следователь.
Вика попытался собраться с мыслями. Вот он стоит у стойки и в руках у него чистая салфетка – вид элегантный, его не спутаешь с другими завсегдатаями, лишенными индивидуального стиля. Появление таких людей в жизни – большой сюрприз. Но когда люди начинают разделяться на группы, как например, в пивной: тут сразу видно, когда одни против других – начинают пятиться, отодвигаясь друг от друга, и между ними образуется просвет, такие люди, как он, оказываются не у дел, и их выносит в просвет – самое опасное место.
– Кто начал драку? – помог ему следователь.
– Люди с улицы, как их звать не знаю, но видеть где-то я их видел, – вспоминал Вика. – На улице всучивают лохам свое барахло. Там еще и строители были, таджики. Они всю ночь работали на объекте, забивали сваи.
– Мы это знаем. Иван Иваныч примерно так же их охарактеризовал.
Вика кивнул в знак согласия. А вот и красное лицо заводилы – клыкастый рот, огонь в немигающих зрачках. Со стороны улицы что-то жахнуло, так что у всех заложило уши. И хищное что-то, быть может, рука. Взмахнул острым, вспарывая жесть, и сразу – запах консервов. Быстрый рывок – и чешуя на свету, по брюху красная полоса, ножом в глаз. Пьют наше пиво и чистят нашу воблу.
Вику несло: он торопливо говорил, а следователь все на лету расшифровывал.
– Иван Иваныч – это капитан речного катера?
– Основательный человек. Белогвардейской закалки. Очень красивый у него китель. Да вы его, наверное, знаете, по воскресеньям у него на катере с семьей катаетесь.
– Может быть, – поморщился следователь. – Так что там сказал Иван Иваныч?
– Ноги моей больше здесь не будет, если еще раз увижу такое наглое свинство, – поклялся тогда Иван Иваныч, и все собрались уходить.
Полковник, однако, так и не вернулся, и Вике пришлось его вызволять.
– В таком состоянии с ним что угодно могло случиться. Мог на улицу пойти, а там небезопасно, таджики сваи заколачивали, а техника безопасности сами знаете какая.
– То есть вы что-либо в этом роде предполагали, Серов? – спросил следователь.
– Ага. Предчувствие у меня было нехорошее. Только я думал, что будет, как обычно, скандал, но тут Полковник меня обошел, взял да умер.
И тут Вика замолк, пережидая острую боль в сердце.
– Я, товарищ прокурор, слово дал, за Полковника отмстить. Ближе друга у него не было. По мнению моему, убийство Полковника надо расследовать, и не исключаю, что, в конце концов, мы оба – вы и я – будем ходатайствовать о памятнике из бронзы на родине героя. Бюст в погонах и бронежилете и со звездой героя на груди.
– Кто сообщил вам о смерти Салькова?
– Сорокин.
– Вы имеете в виду бывшего участкового? – уточнил следователя.
– Прошу занести в протокол, что этот человек не принадлежит к числу моих друзей.
– Что именно сказал бывший участковый?
– «Правда или нет, а твой Полковник помер», – сказал. И я пошел в коридор…
Коридор невесть почему был залит водой. Приоткрыв дверь в мужской туалет, Вика остановился при виде пятерых парней, сошедшихся в крошечном закуте и согнувшихся в три погибели. Прокопьич бродил по щиколотку в воде, пытался проникнуть в щелку и вещал заунывно:
– Открой… Пусти меня…
– Ну и потеха, – хмыкнул Сорокин.
– Да заходите, поглядите, – пригласил их незнакомый парень.
Ему на все наплевать, и он громко хихикал, а на его голос сходились люди.
– Добрый вам вечер, кого не видел! – сказал Иван Иваныч, приветствуя собравшихся.
– Выходи, Полковник, выходи, пропойца несчастный, – монотонным голосом повторял Прокопьич, размеренно толкая дверь.
В этот момент дверь по соседству открылась, и уборщица, которую ничем нельзя было удивить, возникла на пороге с возгласом: "Какой кошмар!" Продолжая соблюдать дистанцию, она попросила Иван Иваныча, которого уважала превыше остальных, снять с крана шланг и выключить воду.
– Ее мокрые руки совлекут нас в Аид, – пробормотал Иван Иваныч, уступая силе.
Из кабинки не подавали признаков жизни…
– Кто там? – спросила она громовым голосом.
– Полковник. Как заперся, вот уже минут десять ждем.
Под натиском швабры все вынуждены были отступить.
– А ну, живей выметайтесь, бездельники! Проходите, что тут смотреть, – торопила уборщица.
– Потому что защелка поддалась, и мы увидали, что Полковника больше нет, – заключил свой рассказ Вика. – Он удалился, разбив свое сердце.
– Я вполне принял бы это за чистую монету, Серов, не будь у меня других показаний. Вы признаете, что убили гражданина Салькова?
– Нет. И еще одну вещь прошу внести в протокол. Возле тела убитого находился головной убор, – добавил Вика. – Фуражка с офицерской кокардой, которую он носил в тот вечер. – Он принадлежал уважаемому родителю покойного.
– Да не было у него отца, – отрезал следователь. – В метрике прочерк.
– Понятно. Я могу быть свободен? – с достоинством спросил Вика.
– В соседнем кабинете дадите подписку о невыезде. Между нами, недолго вам гулять на свободе. Точнее один день. Новый участковый лично за вас просил, так что выпускаем под его ответственность.
– Благодарю за доверие.
– Костю своего благодарите. Он у вас романтик. До скорой встречи! Про стекло тоже подумайте, кто-то его разбил.
У подъезда Вику ждали товарищи. Когда он выразил желание, не пойти ли им куда-нибудь помянуть усопшего, его встретило гробовое молчание.
Капитан речфлота Иван Иваныч молчал, отвернувшись, он смахнул слезу золотым позументом на кителе.
– Выпустили тебя, парень?
– Признался, что ты убил? – не выдержала нетерпеливая и глупая Милка. – А почему выпустили?
– У них там перерыв на обед, пока отпустили на поруки, – коротко ответил Вика.
– Лет десять дадут, – сказал всезнающий Сорокин. – Если не найдут смягчающих обстоятельств. А их не найдут, это я вам гарантирую. Пойдем лучше выпьем. Заводи мотор.
Вика очень хотел выпить, но чувствовал, что не время. Ну конечно, Сорокин не обманет и поставит – но пить на его деньги последнее дело, его пиво, словно желчь.
– А Кости здесь нет? – спросил Вика.
– О чем ему с убийцей толковать? Ты нам расскажи, Виктор, про то, как колобродил спьяну и непременно в деталях, – ржал у него над ухом бывший участковый Сорокин, выгнанный с работы за взятки и за пьянство.
А незнакомый парень был и вовсе готов лопнуть от смеха.
Один только Полковник был серьезен – и можете себе представить, как трудно ему было сохранять пристойность при таких странных обстоятельствах. Он мечтал умереть на поле боя, но никто этого не знал, зато каждая в округе собака знала, что его убили по пьяному делу в туалете.
Вика подошел к своей машине и пнул по колесу. Что-то было не так. Шина ответила ему пружинистым отскоком, но колпак с колеса выпал и, звеня, покатился по асфальту. Все смотрели на него с ожиданием: а что дальше? Вика побежал за колпаком.
Раздался взрыв, и Вика осел на землю. В руках он сжимал ненужный теперь колпак, который спас ему жизнь.
– Мимо, – выдохнул он.
– Ты в порядке? – прозвучал голос Иван Иваныча.
Вика тряс головой и поводил плечами, судя по движению губ, он что-то говорил, но что он хотел сказать, осталось неизвестным.
Стоило посмотреть, как весело горела машина: сама собой открылась дверь, из которой никто не вышел. Казалось, вот-вот что-то произойдет.
– Неужели взорвали? – спросил Сорокин. – А я собирался на ней ехать.
– Террористы, товарищи, – сказал Вика.
– Ладно, – ответил Сорокин.
В террористов он поверить еще мог.
Вика сидел на железной оградке, идущей по периметру газона, который мог стать кладбищем, и держал в руках банку с пивом.
– Да я и сам не знаю, как это вышло, – говорил он. – Обидно до слез. Не потому что машины жалко, которую я любил, и вчера ей поставил запасное колесо, за которое еще не расплатился. Чепуха, конечно, мне оно почти даром досталось от Сорокина. Обидно вот что: никто не знает, за что меня хотели убить, и, боюсь, теперь никогда не узнает. Не знаем же мы вот до сих пор: кто убил Полковника?