Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 13



Элли, запинаясь, вскарабкалась по лестнице вверх по последней улице и вышла на площадь Св. Ефрема, высшую точку Города. Белоснежные особняки выстроились по её периметру, покрытые позолотой стены зданий гильдий и советов сверкали на солнце, посреди площади высился вычурный фонтан, украшенный скульптурными дельфинами. Здесь было почти красиво. Почти.

Цитадель Инквизиции вздымалась в конце площади. Корпус её составляла сотня зубчатых чёрных шпилей, лепящихся друг к другу, подобно трубкам орга́на, и вырастающих вверх посредине. Вход в основании здания был обозначен широкой аркой, над которой толпились серые безликие статуи – тесный ряд взявшихся за руки мужчин, женщин и детей пялил вниз пустые глаза.

На самом верху, иссечённый из белого мрамора и отбрасывающий тень через всю площадь, стоял молодой мужчина. Прекрасный ликом и взбитыми волосами скульптурный муж в высоту был не меньше, чем кит в длину. В руках он держал младенца.

Золотые буквы у основания статуи слагались в такие слова:

Когда Элли была ребёнком, она думала, что мужчина с заботой смотрит на дитя и держит его очень бережно. Статуя казалась ей чудесной. Лишь позднее она поняла, что мужчина был Врагом, а младенец – Сосудом.

Она взбежала по ступеням Цитадели к двойным дверям. Две алебарды опустились прямо перед ней, и, запнувшись, она едва не полетела назад.

– Нет входа в Цитадель Инквизиции.

– Но мне нужно поговорить с инквизиторами.

– Нет входа в Цитадель Инквизиции.

– Но…

– Элли, что ты делаешь? Ну-ка, спускайся оттуда!

Элли крутанулась на месте. Она так стремилась попасть в Цитадель, что совершенно не заметила стоявшую неподалёку плотную группу спорящих мужчин.

Пришлось бы потрудиться, чтобы отыскать, да хоть во всём Городе, группу более несходных между собой людей. Одни, разряженные в пух и прах, кичились дорогими шёлковыми рубашками с пышными рукавами и причудливо напомаженными усами. Другие – мускулистые верзилы, чьи натруженные в море голые руки напоминали сплетение железных прутьев. Кто-то был в камзоле, кто-то в мехах. Один обмотал вокруг шеи, наподобие шарфа, чучело угря. Другой водрузил на голову деревянную шляпу в форме корабля.

Высокий широкоплечий мужчина неловко поднимался к ней по ступеням. У него были шоколадная кожа, короткая чёрная бородка и усы, а одет он был в волочащееся по земле пальто из красного мятого бархата[4]. В руке он держал трость, сделанную из бивня нарвала, а на его плечи была наброшена лохматая волчья шкура, голова которой свисала набок.

– Они забрали моего друга… – захлёбываясь, начала девочка, но прежде чем она успела высказать что-либо ещё, мужчина подхватил её одной рукой и понёс вниз по ступеням.

– Эй, поставь меня! – закричала она, когда всё завертелось перед её глазами. – То есть, сэр, будьте добры, поставьте меня на землю?

Её аккуратно поставили у подножия лестницы. Властитель Кастион приподнял одну бровь.

– Повторяй за мной, – негромко проговорил он. – Он тебе не друг.

– Ладно, – признала Элли. – Он не… но они совершают огромную ошибку. Он не Сосуд.

Кастион бросил взгляд на Цитадель, а затем приложил палец к губам.

– Элли, он суть Сосуд до тех пор, пока Инквизиция не опровергнет это. И до тех пор он тебе не друг и никогда им не был, понятно? Ты бедолагу в глаза не видела.

– Но я его видела, – возразила Элли. – Я спасла его из кита! А когда он не мог дышать, я…

– Элли, – промолвил Кастион, присев на корточки, чтобы посмотреть ей прямо в глаза. – Инквизиторы зададут ему вопросы и устроят испытания. Если будет доказано, что он Сосуд, его сожгут заживо на этой самой площади. Или того хуже. Так что, прошу тебя, обещай, что ты не станешь влезать в это дело.

Элли была поражена его серьёзным тоном. Кастион обычно был настоящий добряк, всегда готовый и пошутить, и посмеяться.

– Я не стану, – немного поколебавшись, соврала она.

Кастион снял кольцо, одно из многих, что унизывали его пальцы, и показал ей. Это кольцо было серебряное, с маленькой эмблемой раздвижного гаечного ключа, личного символа её матери.

– Я не прощу себе, если с тобой что-нибудь случится, – сказал он. – Враг не захватывал Сосуд уже более двадцати лет; тебе неведомо, каково это, когда оный на воле. Улицы пропитаны недоверием. Друзья отворачиваются от друзей. Город скоро сделается совершенно иным.

Кастион впился в неё долгим взглядом, и она неловко кивнула.

– Неужели теперь время якшаться с беспризорниками, Кастион? – раздался ехидный голос. Другие властители китов прекратили свой спор, тот, на чьей голове красовалась модель корабля, презрительно смотрел на Элли.



Кастион вздохнул и выпрямился, упёршись в свою трость. Ногу он потерял, будучи ещё юношей – если верить слухам, её откусила акула. Мать Элли построила для него механическую ногу, которая тикала, как часы, всякий раз, как он делал шаг.

– Прояви немного уважения, Арчер, – промолвил Кастион. – Это дочь Ханны Ланкастер. Она уже два года чинит твои гарпунные ружья.

– Так вот почему они постоянно ломаются, – сказал властитель Арчер. – Проклятые штуковины мажут в половине случаев. Девчонка явно матери и в подмётки не годится.

Элли почувствовала, как у неё заполыхали щёки. Она отошла за спину Кастиона, держась за рукав его пальто. Кастион сжал её руку.

– Забавно, – небрежно заметил он. – Они никогда не мажут, когда из них стреляю я.

– Мы обсуждали важнейший вопрос, когда тебя ветром сдуло, – сказал Арчер. – Или ты даже и не слушал?

– Приношу мои самые искренние извинения, – отвечал Кастион. – Тяжело принимать всерьёз того, кто носит на голове корабль.

Арчер скривил губы. Тут раздался грохот, и все повернулись к Цитадели Инквизиции.

Из дверей вылетел Харграт.

– Ага, инквизитор Харграт, – сказал Арчер. – На ловца и зверь бежит. Один из ваших людей заявил нам, что нам не дозволяется забрать кита с крыши Св. Варфо.

Харграт прошагал мимо с утомлённым и озадаченным видом.

– Послушай, Киллиан! Что всё это значит?

Харграт на мгновение остановился, затем развернулся, словно издёрганный отец, втолковывающий настырному ребёнку.

– Внутри этого кита жил Сосуд.

– Выходит, он был сосудом для Сосуда, – пошутил самый молодой из китовых властителей и нервозно захихикал. Похоже, он без особого успеха пытался отрастить себе усы, как у остальных, – в результате казалось, что он приклеил себе на лицо клочья собачьей шерсти. Под недобрыми взглядами других властителей китов он покраснел.

– Это не предмет для шуток, Дункан, – сказал Арчер, снова поворачиваясь к Харграту. – Ведь это ты извлёк Сосуд из животного, верно? И что же этому отличному китовому мясу пропадать?

Харграт пожевал язык.

– Кит отравлен присутствием Сосуда и не годится в пищу.

– Да, но послушай, – продолжал Арчер, подойдя поближе к Харграту. Мужчина был значительно ниже ростом и тощее Инквизитора, и Элли подумала, что он должен быть или очень храбрым, или очень глупым, раз подходит так близко. – Животное такого размера стоит уйму денег. Двадцать бочек китового жира – и это самое меньшее, а уж мясом можно неделю кормить целый квартал. Мы властители китов – и это наше дело ловить китов.

– Этого кита поймали не вы, – прорычал Харграт, – а часовня.

– Это мелочи, – отмахнулся Арчер. Казалось, он хотел что-то прибавить, но вдруг неожиданно смолк – Харграт положил ладонь на голову властителя китов.

Голос Арчера взвился на целую октаву.

– Да что ты себе думаешь… – начал он.

Одним молниеносным движением Харграт снял шляпу с властителя китов. Он ухватил её своей широкой рукой в перчатке и сжал, разломив на мелкие щепочки. Арчер глазел в совершенном ужасе.

– Н-ну-ка, п-послушай, у меня н-немало влиятельных друзей, – выговорил он, отчаянно заикаясь.

4

Мятый бархат специально скручивают ради переливчатого эффекта разнонаправленных ворсинок.