Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 14



Потом мы узнали, что такое жимолость. Набросаешь в пустую бутылку спелых синих ягод. От запаха – скулы сводит. Очистишь от влажной коры веточку ивы – и готов десерт. Опускаешь палочку в яркую ягодную массу, и отправляешь в рот. А если, вдруг, в кармане, припасена горсточка сахара, пусть с ворсинками, не беда… Руки – фиолетовые, губы фиолетовые, щеки – фиолетовые, языки – фиолетовые… И счастье – где-то близко!

Потом родители стали привозить из леса бруснику. Которая превращалась в божественную брусничную воду. Что может сравниться с брусничным сиропом с морозного балкона, да еще разведенным водой из-под крана? Да-да, камчатской водой из-под крана. Пепси-кола? Или, какая-нибудь, фанта? Не смешите!

Когда, в апреле, начинали с грохотом вскрываться речки, папы брали нас на весеннюю рыбалку! Чтобы сварить ухи из сковородников. Тогда открывалась другая Камчатка. Камчатка – рыбацкая. Я с твердостью могу заявить, что в нежном возрасте знакомство с рыбной кулинарией нужно начинать именно со сковородников. Таких молоденьких рыбешек. Молоденьких, как ты сам. Сковородник – это, на самом деле, голец. Только маленький. Не знаю, кто придумал называть молодого гольца сковородником. Видимо, оттого, что он целиком помещается на небольшой сковородке. И главное блюдо из него – несомненно уха. И, непременно, на костре. Две картофелины, луковица которую нельзя резать (только целиком), соль, перец, лавровый лист. Если повезло – горсть укропа. Можно, конечно, немного повыпендриваться. Лимон, сливочное масло, кусочки сала, лучше копченого, стручки острого перца… Насколько вашей фантазии хватит. Кто-то скажет об обязательной рюмке водки, чтобы именно – в котелок. Поговаривают о тлеющей головешке… Лишнее. Главное – рыба! Внушительная горсть сковородников. Скользких, душистых… На выходе – нечто волшебное, сладкое. Ни с чем не сравнить. Чуть не забыл! Деревянная ложка. Без нее – никак! Для компаний постарше – эмалированное ведро, куски чавычи, или, на крайний случай, кеты. Да что там кеты, любого другого лосося. Плюс много зелени и, какая-нибудь, секретная специя. А в детстве – только вышеперечисленный набор. И ничего больше.

Я не стану углубляться в детское местечковое гурманство. Меня мало кто поймет, если я начну рассказывать о молодых, нежно-зеленых побегах шиповника. Хрустящих, сочных, с терпким вкусом. О молодом борщевике, похожем на молодую морковку. Сейчас я и сам не рискну полакомиться такой экзотикой. За исключением, может быть, папоротника. Только папоротник – это не исключение. Его нельзя обойти вниманием. О нем можно написать отдельно. Несколько страниц. Мелким почерком. Познакомили меня с папоротником, естественно, родители. И не дома, а в ресторане. Если то самое заведение можно было назвать рестораном. Не стану его рекламировать. Хотя, название помню. Его уже и в помине нет. Папоротник стал очередным кулинарным открытием. Не шашлык, конечно, и не пельмени. Он разместился на отдельной полке. И его я, как-нибудь, подробно опишу.

Камчатка, тем временем, раскрывалась все новыми и новыми кулинарными красками. Со всей мощью собственной красоты с одной стороны, и воздействием, которое оказывает полная изоляция – с другой. Наши родители, как могли, пытались раскрасить скудное предложение. Плюс местная природа, плюс причуды советского снабжения, плюс присутствие симпатичного национального элемента. Эти факторы, безусловно, и сформировали мое беззащитное гастрономическое мировоззрение. По крайней мере, пока я не начал думать сам. А точнее, пока голод не стал управлять моими руками без посторонней помощи. Помню все до мелочей. Что, у кого, в каком году, и при каких обстоятельствах… Создавалось впечатление, что окружающий мир, прямо или опосредованно, взялся за мою гастрономическую личность. Камчатка боролась с родителями, родители – с Камчаткой. В ход шли уговоры, угрозы, обещания, даже запрещенные приемы… все – ради моего вкусового «Я». В результате, все проиграли. Или победили. Непонятно. Я не переметнулся ни в один лагерь. Все, что предлагали мне обстоятельства, благополучно перемешалось в моем неокрепшем сознании. Калейдоскоп событий и вкусов. Сначала папа принес домой «ХЕ». Это такое блюдо из сырого мяса. Взрыв! Потом его угостили перцовой пастой, которую готовят, чуть ли, не в противогазе. Еще один взрыв. Потом он привез с рыбалки много свежей селедки. Мама приготовила нечто фантастическое. Каждая рыбка заворачивается в фольгу, с луком, кусочком сливочного масла, солью, перцем и лавровым листочком. По квартире распространяется умопомрачительный запах. Блюдо навсегда поселилось в личном рейтинге.





Потом началась совершенно другая история. Папа принес целую коробку венгерского лечо и ящик прекрасной говяжьей тушенки. Другой просто не было. Какой из этого следует вывод? Срочно объединить эти два продукта. Разогреваешь тушенку, добавляешь лечо. Немного перца. Или много перца. Как душа пожелает. Можно использовать перцовую пасту, принесенную ранее. Ту, которую в противогазе… Много лет спустя я это попробую под названием «Чили кон карне». А в тот момент – какое «чили»? Какое «кон карне»? Готова очередная гастрономическая радость.

Потом мама объявила о «мясе по-французски». Кто-то принес на работу свой личный «архив». Увесистую картонную папку «Дело» с завязками. На одной из строк шариковой ручкой, или даже фломастером, было аккуратно выведено слово «РЕЦЕПТЫ». Многие хозяйки в те времена имели подобный «архив». Из вырезанных ножницами журнальных статей, открыток, страниц отрывного календаря, исписанных тетрадных листков… Передаваемый по наследству, пополняемый и бережно хранимый. Это «мясо по-французски» – оттуда. Примитивно, но бронебойно. Мясо-лук-сыр, мясо-лук-сыр, и так далее. Плюс некоторые специи и немного масла. Ну, вот, зачем? Душа опять заметалась. Этим поступком «мамин» лагерь пошел в решительное наступление.

Потом на повестку дня вышло чахохбили. С гречкой. Именно с гречкой. Ни с чем другим. Очередной успех, хоть и промежуточный. И короткая передышка. Что? То же самое, только из утки? Ну хватит! Дайте хоть дух перевести.

Потом в бой вступило изолированное камчатское снабжение. Точнее, его издержки. Завезли какой-нибудь продукт – этот продукт распространяется повсеместно. Вот, казалось бы, ты уже избалован, подкован и искушен. Тебе хочется чего-нибудь, эдакого… А, вот, перебьешься. Полки магазинов не радуют пестротой. На полках – очередной венгерский или болгарский шедевр. И население в очередной раз употребляет один и тот же продукт. В памяти всплывают названия: «Охотничий салат», «Дунайский салат», «Асеница», «Маринованные огурчики», в пузатой, восьмисотграммовой банке, «Томаты в собственном соку», «Гювеч», «Перцы, фаршированные овощами» … Жизнерадостная тетка с этикетки надолго заселяется в каждую квартиру. А кетчуп, до которого далеко старику Хайнцу! А молдавские соки в трехлитровых банках! Ррраз… и это в каждой квартире, на каждом столе, в каждой подсобке, в каждом турпоходе или на каждом культурном мероприятии… Вкусы приедались до оскомины. Вообще, с подобным снабжением можно было только мириться. И не только в еде. Некоторых, конечно, выручал все тот же материк, кто-нибудь вообще… «ходил в загранку». А что делать простому среднестатистическому человеку? Вовремя заметить скопление народа возле магазина. Спрашивать – бесполезно. Это называлось «что-то дают»… Отстоять длиннющую очередь. Потом – в кассу. И получить заветный пергаментный сверток. Совершенно неважно, чего… Колбаса, курица, селедка, конфеты, консервы, помидоры, яблоки… То же самое – с любым товаром. Даже с одеждой. Я бы сказал, особенно с одеждой. Иногда выручала близость Японии, а иногда – чересчур. Помнится, в старших классах, на одном из импровизированных модных показов, кто-то пошел дальше всех в дерзости, помноженной на реализм. Целый класс ходил взад-вперед по сцене, нарядившись в знаменитые куртки «Аляска». Японского производства. Сопровождая ироничными комментариями. Ребята не поленились и сосчитали, что в нашем небольшом городке, в среднем за один час по главной площади проходит девяносто человек в этих самых «алясках». Мужчины и женщины, девочки и мальчики. В шапках, платках, обмотанные шарфами и без них, в сапогах, валенках, ботинках и кроссовках. Но – в «алясках». Синих, черных, зеленых… С неизменными капюшонами с синтетической опушкой. Вот что значит – централизованное снабжение…