Страница 12 из 13
– Хорошего вам дня, сударыня. Я мастера Гастона Лекруа ищу.
– Зачем это он тебе понадобился?
– Он когда-то меня в подмастерья приглашал.
– Если и приглашал, так ты на десяток лет опоздал, – грубо произнесла та, отпихивая девочку назад себя. – Мой отец уже давно кисть в руках не держит… Да и, судя по одёже, на хлеб ты умеешь зарабатывать!
Далась им всем эта одежда!
Женщина вдруг, ни с того, ни с сего, посмотрела на меня с куда как большей доброжелательностью. Даже изобразила кривую радушную улыбку. И всё это, как и внезапное предложение зайти внутрь на чай, поражало своими переменами, пока она не представила двух своих старших дочерей.
Девушки были молодыми, но уже на выданье. Их года требовали менять скромные наряды на что-то более соответствующее возрасту. Однако, судя по заплатам, потрёпанным рукавам и подолам, альтернативы у семейства не имелось. Так что покуда матрона ставила на огонь чайник и причитала, что вот-вот заварит травы и поможет отцу спуститься к уважаемому гостю, те могли только сверкать одинаково красивыми тёмными глазами да пытаться развлечь меня беседой.
Но о чём мне с ними было беседовать?!
Герда, давайте с вами обсудим распад частиц материи, которые составляют всё живое? А вы, Мишель, будете помладше. Поэтому, давайте я задам вопрос попроще. Где бы вы провели свободный от забот день? В каком мире? Что бы вы сделали, если бы его хранитель был против вашего визита?
В самом деле! Даже когда мне было столько же лет, сколько им, то у меня как-то почти не находилось общих тем со сверстниками. И несмотря на то, что жизненный опыт сделал невозможное, насильно прививая такому заядлому интроверту как я хорошие навыки общения, темы я до сих пор предпочитал определённые, мастерски избегая примитивизм в любом его проявлении. В целом, когда в заданиях Хозяев появлялись промежутки, я устремлялся к манящим меня мирам. Изучал их. Пробовал на вкус, как изысканный деликатес. Мне никогда не хотелось объять необъятное. Если отщипнуть от десерта кусочек, то можно получить наслаждение. Если же от жадности проглотить торт целиком, то просто-напросто разболеется живот! Несомненно, во время подобных визитов доводилось заводить разговоры с самыми разными существами. Но продолжал общение я далеко как с немногими. И от вынужденного, прямо-таки насильственного нынешнего старания поддержать разговор, Герда и Мишель лишь утрачивали очарование с каждым произнесённым словом. Они казались мне сродни красивым картинкам. Их приятно созерцать, держать в руках, выставлять напоказ. Но не более того. Им не следовало оживать, меняя молчаливую красоту на не прельщающую серость.
… Меня не часто охватывало такое желание, и всё же этих девиц мне захотелось убить, словно какому-то маньяку с парадоксальной целью. В их смерти мне чудился сакральный смысл, которое остальное человечество, увы, никогда не смогло бы принять.
– Вы зверобой завариваете? – почувствовал мой нос запах, прежде чем глаза уловили знакомые засушенные черенки. – В сочетании с листьями смородины?
– Да. Этот чай – семейный рецепт. Знание трав мне по наследству досталось, – довольно посмотрела на меня мать семейства. – Тоже разбираешься? Хорошо?
– Достаточно, чтобы попросить вас не переусердствовать с концентрацией, сударыня. Красный цвет красив, но я не люблю подобную горечь.
– А мне нравится! – смело произнесла Мишель, накручивая на пальчик каштановый локон своих волос. У её сестры волосы были того же цвета, но не вились. – Так привкус воды не ощущается. Что-то не то с колодцем последнюю неделю.
– Ну! Запугаешь сейчас гостя, – проворчала женщина, добавляя в отвар дополнительную ложку мёда. – Не слушай её. Привередничает просто.
– Не привередничаю! – упрямо процедила та, несмотря на толчки ногой Герды под столом.
Видимо, молодость ещё позволяла ей выражать собственное мнение. Не так женихи пока манили, чтобы во всём им потакать. И мне захотелось, чтобы подобная черта не оставила эту девочку. Искренне захотелось. Ведь именно с желания идти вопреки чему-то и начинается, пусть и тернистый, но собственный путь. Кто знал? Может, именно моё поощрение, совершённое именно сейчас, сделало бы её по итогу другим человеком? Так что, испытывая порыв повластвовать над судьбой, я подошёл к огню, ловко вытащил под женское оханье крайний уголёк и, достав из внутреннего кармана плаща свиток, который некий бог отказался принять, стал сажей рисовать на чистой стороне.
– Ты, когда возмущаешься, становишься очень красивой.
С этими словами я показал Мишель её быстро набросанный портрет. Картина была простой, но яркость гордого взгляда передать удалось идеально.
– О, это чудо просто! – восхитилась Герда. – Дед рисовал только цветы… Можешь и меня нарисовать?
– Нет.
– Почему? – надула она нижнюю губу и завистливо поглядела на сестру, проводящую пальцем по линиям на бумаге.
– Мастерство позволяет лишь более-менее чётко передать облик. Всё остальное зависит от того, что натура способна показать миру.
– Разве я не красива?
– Красива. Только картина останется пустой и безжизненной.
– Ты странный, – заключила Герда и рассердилась. – Пришёл не пойми откуда! Чем вообще занимаешься?
– Имеет значение?
– Имеет, – несмотря на косые предостерегающие взгляды матери, девушка продолжила свои настойчивые расспросы. – Кто таков?
– Я же представился. Арьнен.
Они не смеялись над именем. Элементарно не знали, что оно означает.
– Арьнен-Стражник? Арьнен-Торговец? Арьнен-Кузнец? Арьнен-Портной?
– Ничего из этого. Я брожу. Везде, где придётся. И ничего более. У меня нет своих целей.
– Обычный нищий!
– Странник, – тихо вставила Мишель, нехотя подталкивая ко мне лист со своим портретом. – Тех, у кого нет дома, иногда зовут странниками.
– Так ты бард? – подпирая руками бока, грозно подошла ко мне мать семейства.
Вот мне и встретился в этом городе человек с непредвзятым взглядом. Интересно только за кого она меня приняла?!
– Если необходимо, то могу сложить песню. Но не более того, – честно ответил я. – Так что ваша дочь права. Я всего лишь странник… Странник.
Слово «странник» обожгло моё нутро приятным теплом. Как бы ни были правы боги, называя меня Предвестником, но мою суть отражало совсем иное слово. Мне не было заботы до их наивысших тревог, противостояний и смертных битв. Я, несомненно, любил власть, но ещё больше любил узнавать, изучать, познавать, видеть, чувствовать. И именно это толкало меня беспрекословно выполнять поручения Тьмы. Служение ей лишало меня себя самого. И даровало мне самого себя. Ценнейший дар.
– Бродяга, – презрительно произнесла матрона. – А вырядился-то как вельможа какой!
– Простите! Не могу оправдывать всех ожиданий! – начал уже сердиться я. Прошло уже с полчаса, а дело, ради которого я сюда столь спешил, не продвинулось ни на миллиметр! – И, собственно, мне хотелось увидеть именно мастера Гастона, а не развлекать всех историями о себе.
Возмущённо фыркнув, женщина подобрала юбки и направилась вверх по лестнице. Герда поспешила за ней, провозглашая, что намеревалась в чём-то там помочь. Мишель, скромно и виновато потупив взгляд, осталась подле меня.
– Я могу оставить себе рисунок? – наконец, набираясь смелости, спросила она. – Мне он очень понравился.
– Только хорошенько закрась надписи с другой стороны, – не стал возражать я.
Не век же за пазухой таскать не нужную уже вещь!
– Там что-то плохое написано? Я не умею читать.
– Да, – Мишель и так бы не прочитала иероглифы Тьмы, но ни к чему подобное было сообщать. – Именно так.
– Спасибо вам, Арьнен.
– Странник, – поправил её я. – Мне понравилось, как ты меня назвала. Это лучше прежнего имени. Намного правильнее.