Блад: глубина неба

Там, за длинным столом раздачи, громадный, словно валун, детина помятым половником разливал по жестяным мискам еду. Скорее всего, это была каша: жидкая, комковатая, серая – в цвет постельного белья. Детина был лыс, как и воспитанники приюта, но не был одним из них. Ему, если приглядеться, можно было дать лет тридцать, хотя при беглом взгляде лицо его было, как у шестилетнего. Нахмуренные белёсые брови и периодически выглядывающий изо рта кончик языка свидетельствовали о старании и крайнем сосредоточении на своём деле, но по глазам детины понять этого было невозможно: они смотрели в разные стороны. На губах его дрожала идиотская, никому не адресованная улыбка.

Мальчишки выстроились в очередь, и, получив свою порцию серой жижи с куском хлеба, усаживались за длинные столы: малыши – за детские, с подпиленными ножками, старшие – за взрослые. За процессом следили один из воспитателей и помощник. Подошла очередь Блада.

– Чем воняет? – принюхался воспитатель. – Как будто мочой?

– Новенький ночью обсикался, – захихикал Булка из-за Бладовой спины, – по дому, небось, скучает!

Позади рассмеялись. Детина на раздаче плюхнул в миску порцию для Шентэла и поддержал общее веселье странным булькающим хрюканьем. В уголках его рта запузырилась слюна, собралась в каплю на нижней губе, упала в и без того неаппетитную кашу. Воспитатель смерил Винтерсблада брезгливым взглядом:

– За стол в таком виде нельзя. Возьми хлеб, позавтракаешь в комнате. Понял? Иди!

– Сэр, это не я! – запротестовал юноша. – Ночью кто-то…

– Мне плевать, – отрезал воспитатель, – воняет-то от тебя.

После завтрака начались занятия. Булка долго пыжился, складывая по слогам совсем детский текст о барсуке. Следующей была очередь Блада, но учитель остановил его после первого же абзаца, подошёл ближе, положил на его парту чистый лист:

– Ну-ка, перепиши, что прочитал!

Винтерсблад обмакнул ручку в чернильницу и принялся бегло переписывать текст.

– Грамотный? – раздался над его головой учительский голос.

– Да, сэр.

– Тогда иди работай! Крейн, – обратился учитель к Булке, – проводите Винтерсблада к господину Стоуну, пусть даст ему задание. И немедленно возвращайтесь, Крейн, у вас до обеда уроки!

Булка с превосходством поднялся со своего места, хитро зыркнув на Блада. «Иди, поработай, раз такой идиот!» – читалось в его взгляде. «Действительно идиот, – мысленно подосадовал Блад, – мог бы до обеда, как и эти, корчить из себя недоумка!»

Остаток дня Шентэл провёл за мытьём приютских коридоров: тёмных, бесконечных и холодных. Когда вечером он вернулся в спальню, соседи по-прежнему игнорировали его, разве что кто-нибудь из мальчишек морщил нос и удивлённо спрашивал у остальных: «Откуда воняет?»

После отбоя Блад старался не заснуть, чтобы позже, когда уснут все остальные, пробраться в директорский кабинет за своими документами. Задерживаться в приюте юноша не собирался. Но он слишком устал за день и сам не заметил, как отключился.

Казалось, он лишь моргнул, как вдруг где-то над ухом заорал побудку помощник воспитателя. Блад резко вскочил с постели, ещё не до конца проснувшись, сунул ноги в ботинки и не сдержал крика: ступни ошпарила пронзительная боль. Мальчишка рухнул на кровать, спешно высвобождая из обуви окровавленные ноги. Из упавших на пол ботинок просыпались битые стёкла. В комнате воцарилась тишина, лишь тихо шипел Винтерсблад, вытаскивая вонзившиеся в стопы осколки.

– Кто это сделал?! – строго спросил помощник воспитателя.

Разумеется, ему никто не ответил.

– Кто. Это. Сделал, ублюдки?! – с угрозой повторил свой вопрос мужчина.

– Да сам он, поди! – с невинным видом проблеял Булка. – Вчера кто-то спёр склянки со спиртом в медицинском кабинете. Вот он, поди, и был. Спрятал в ботинки, а со сна и забыл!

Судя по недовольному лицу, в эту историю помощник воспитателя не поверил. Но и связываться с разбирательствами ему не хотелось.

– Ладно, пусть директор решает, кто из вас что спёр и где спрятал, – не меняя угрожающего тона, заключил он, – вы все – умываться! А ты, – он ткнул пальцем в сторону Винтерсблада, – иди в медкабинет. Ну, чего сидишь?

Блад, бросил на мужчину враждебный взгляд и принялся вытряхивать из ботинок остатки стёкол.

– Не понесу же я тебя на руках! – с напускной грубостью прикрикнул помощник воспитателя. – А ну-ка, стой! – поймал он за шиворот Булку, замыкающего процессию в умывальную. – Сходи за метлой и убери осколки!

– Но сэр! – попробовал возмутиться Булка.

– Рот захлопни, Крейн, и делай, что сказано!

***

Шентэл ковылял по бесконечным коридорам в поисках медицинского кабинета. Сегодня он опять остался без завтрака, на нём по-прежнему была вонючая роба, а всё ещё заплывший глаз и припухший нос ныли монотонной болью, но это его уже не особо заботило. Обоссанные вещи, синяки и пустой желудок не так страшны, как искалеченные ноги: теперь он вряд ли сможет далеко убежать, даже если достанет свои документы. Придётся ждать несколько дней, пока раны заживут и он сможет ходить, не цепляясь за стену.

Блад в очередной раз свернул не туда, но за этим поворотом в коридоре кто-то был: можно хотя бы спросить дорогу. На полу, поджав коленки к груди, сидела девчонка.

Длинное шерстяное платье, бесформенное, как и вся приютская одежда, рассыпанные по плечам мягкие каштановые локоны, вздрагивающие в бесшумных рыданиях тонкие руки…

Девушка заметила Винтерсблада, спешно вытерла слёзы и строго глянула на Шентэла:

– Что ты делаешь в девчачьем крыле?

– Ищу медкабинет.

– Новенький что ли? Кабинет в другой стороне, – девушка встала, откинула волосы за спину, демонстрируя гордую осанку. – Как тебя зовут?

– Винтерсблад.

– А имя?

– Мне оно не нравится.

– А мне не нравится называть людей по фамилии, – парировала девчонка и лукаво улыбнулась.

Эта улыбка была из тех, на которые невозможно не ответить. Даже если ты стоишь в полутьме холодного, ободранного приютского коридора в вонючей обгаженной форме, с фиолетовым лицом и изрезанными стеклом ногами. И Блад улыбнулся в ответ:

– Шентэл.

– Анна Рид, – девушка протянула ему руку.

Её ладонь показалась мальчишке тонкой и холодной, словно первый ночной ледок на осенних лужах.

– Пойдём, Шентэл, я покажу тебе дорогу.

Они двинулись в обратном направлении.

– Ты в курсе, что воняешь? – усмехнулась Рид, но в её усмешке не было ни капли издёвки, скорее – сочувствие, которое она прятала, так как не хотела задеть самолюбие Блада.

– Правда? – наигранно вздёрнул брови юноша (глаз тут же отозвался болью). – А я думал – это от тебя!

Анна тихонько захихикала.

– Но это не самая большая из твоих проблем, верно?

– Глупости, – махнул рукой Винтерсблад, едва переставляя ноги, – эти горжереты насыпали мне в ботинки стёкла.

– Эти – кто? – вновь рассмеялась Анна.

И не подумаешь, что минуту назад она рыдала, сидя на холодном полу.

– Горжерет. Медицинский инструмент. Не буду рассказывать, для каких целей, – ни адское жжение в ступнях, ни волевое усилие не могли согнать с лица Шентэла глупую улыбку.

– Не надо, я всё равно не пойму! Хочешь, обопрись на меня, быстрее дойдём! Не подумай, что я спешу от тебя избавиться, вовсе нет!

– А как же вонь?

– Ты забыл, где находишься? Или думаешь, что у твоих соседей гениальная фантазия? Все тут когда-то были новенькими! И обсиканным не ходил разве что господин директор.

– Генитальная у них фантазия, – буркнул Винтерсблад, и Анна вновь рассмеялась, подхватывая его под локоть.

Когда они добрались до нужного кабинета, сухонькая медицинская сестра с аккуратными седыми буклями, забранными под белую наколку, обработала и перебинтовала порезы.

– Ничего серьёзного, – сказала она, – но я попробую оставить тебя здесь до вечера, если господин директор не хватится.