Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 19



Выясняется, что она очень непростая. Хозяин старомоден, он сторонник большой патриархальной семьи, хочет сохранить традиции, и два его женатых сына живут со своими семьями вместе с ним. К тому же он не хочет выделять их долю капитала, считая сыновей неспособными вести самостоятельно дела успешно. Я слушаю Владимира Прохоровича и думаю о том, как много у меня будет подозреваемых. Старший сын, Дмитрий, женился против воли отца на актрисе, колесившей по приволжским городам от театра к театру. Сама она родом из Костромы. Колыванов считает, что она изменяет или обязательно будет изменять его сыну. Она часто отлучается из дома, ссорится с мужем, позволяет себе экстравагантные выходки и капризы, ей всегда нужны деньги – много денег.

Зато второй сын, Андрей, живёт со своей супругой душа в душу. Жена Андрея, Ульяна, Ульянушка, Колыванову как родная. Дочь давнего друга и компаньона, на глазах выросла, умница, красавица, родила троих сыновей (именно их я и буду учить рисованию). Что-то сразу мне не понравилась эта сахарная история – рождественская сказка какая-то, слишком, уж, всё гладко у этой пары. Ладно, посмотрю повнимательней на эту распрекрасную Ульянушку. Ещё в семье есть дочь Владимира Прохоровича, Антонина. Говоря о ней, отец, почему-то тяжело вздыхал. Все трое дети от первого брака (что сталось с их матерью, Колыванов мне не сообщил). Сказал только, что недавно женился второй раз на молоденькой обедневшей дворянке очень древнего рода. У детей с мачехой отношения, мягко говоря, натянутые, хотя его жена очень добрая, сердечная женщина. Ещё с Колывановым проживает его старшая сестра, старая дева, Клавдия Прохоровна. Она часто ездит на богомолье по разным монастырям, подолгу там проживает и подумывает стать монахиней, когда выберет самую понравившуюся обитель. Таковы обитатели дома, не считая слуг, проживающих в доме и приходящих. Через пару дней я переселилась к Колывановым.

Глава 6

Шикарный трёхэтажный особняк на Поварской был по архитектуре и минипарку вокруг него сродни дворянской усадьбе донаполеоновских времён. В такую мысленно поселил семью графа Ростова Толстой в своём романе. Эта предположительная усадьба Ростовых находилась тоже на Поварской, на другой стороне улицы, напротив особняка Колыванова. Неудивительно, что хозяин дома предпочитает, чтобы вся семья проживала здесь, иначе он рискует проводить долгое время в одиночестве, пытаясь найти хоть кого-то живого, блуждая по многочисленным комнатам центральной части дома и по двум его крыльям с отдельными входами.

Мебель в доме тоже была старинной или сделанной на заказ под старину. Тяжелый ампир в стиле «Людовика из тринадцатого», как любила в шутку говорить моя сестра Лина. Первые два этажа центральной части дома занимали общие помещения: гостиные, столовые и комнаты под офис с тремя кабинетами отца и сыновей. На первом этаже в правом крыле располагалась кухня, подсобные помещения, в левом – комнаты для прислуги и гостей. Второй этаж левого крыла занимали Антонина и Клавдия Прохоровна, весь третий этаж левого крыла – глава семьи с женой. На втором и третьем этажах правого крыла расположились, соответственно, старший и младший сын с семьями.

Мне, по идее, полагалась одна из гостевых комнат на первом этаже, но мы с Владимиром Прохоровичем решили, что для удобства в моём расследовании мне стоит находиться в центре дома, и хозяин выделил мне одну из комнат в своей части дома, ближайшую к центральной лестнице в левом крыле третьего этажа. Удивления членов семьи от такого моего размещения было не избежать. Но объяснение для своих домочадцев хозяин нашел очень простое: детские комнаты находятся тоже на третьем этаже в другом крыле дома, и учительнице будет легко встречаться со своими учениками, которым не придётся мчаться к ней через весь дом, мешая всем остальным работать или отдыхать.

Но, думаю, не стоит и говорить, что я всё равно почувствовала себя по прибытии потерянной, одинокой и беззащитной. Когда хмурая дама неопределенных лет, видимо, экономка, провожала меня через просторную гостиную к лестнице, ведущей к моей шикарной комнате на третьем этаже, я обратила внимание на портрет молодой женщины с красивыми грустными глазами, одетой по моде тридцатилетней давности. Спросила у экономки: «Это хозяйка дома на портрете?». И последовал краткий неопределённый ответ: «Это Гликерья». Хорошо помню, что в рассказе Владимира Прохоровича о его домочадцах такое имя не упоминалось. И у меня вдруг появилось странное ощущение, что портрет, точнее, женщина, изображенная на портрете, имеет отношение к пропаже денег. Тут в гостиную вплыла Ульяна. Я сразу поняла, что это она, ведь именно такой я её и представляла. Полная, с приятными мелкими чертами лица, вся в кружевах и старинных драгоценностях, олицетворение домашнего тепла и уюта. А за ней вбегают три очаровательных мальчугана-погодки восьми, семи и шести лет, очень похожие на маму и друг на друга, и засыпают меня вопросами, перебивая друг друга: «А, мы будем рисовать зверей в зверинце? А медведя можно будет нарисовать? А покажите, как рисуют слона?»





Я отвечаю утвердительно на все вопросы, и на мгновенье становится так спокойно и уютно, как будто я давно знаю этих детей, они мои верные друзья и никому не дадут меня здесь в обиду. И вдруг, как будто спину обожгло, я резко оборачиваюсь и вижу женщину необычайной, какой-то диковинной красоты, очень бледную с огромными чёрными, немного сумасшедшими глазами. Тонкую, затянутую в чёрный панбархат. Я думала, что в жизни таких талий не бывает, только на картинках в модных журналах, которые я видела у модистки француженки Жаклин, когда мы с Линой шили платья к венчанию Катажины и дяди Вацлава. Оказалось, что бывают такие талии и в жизни.

Ещё более нереалистичным, чем талия, был огромный бриллиант, приколотый к платью. «Ему место в музее, а его носят вот так запросто дома днём», – подумала я тогда. Ну конечно, это Татьяна, жена старшего сына, актриса из Костромы. Артистическая натура видна сразу: да, от такой красоты можно потерять голову. Даже я, женщина, впечатлилась настолько, что на какое-то время потеряла дар речи. А очнулась от лепета Ульяны: «Милая сестрица, позвольте представить вам учительницу рисования моих сыновей, ваших племянников».

О, боже, да здесь не одна актриса, а целый театр эпохи барокко: «милая сестрица», «позвольте представить»… Татьяна резко перебила Ульяну и, откровенно нагло глядя на меня, спросила: «Где вы собираетесь жить?». Я вежливо отвечаю: «Владимир Прохорович предоставляет мне комнату на третьем этаже в левом крыле дома: он считает, что так будет удобней для всех, особенно для детей». И тут добродушие Ульяны как рукой сняло, она изменилась в лице, будто увидела змею, резко повернулась и почти побежала вверх по лестнице, провожаемая каким-то странным истеричным смехом Татьяны. Экономка, бесстрастно наблюдавшая эту сцену, сказала детям: «Идите к маме», слегка подталкивая их к лестнице, а мне молчаливым кивком дала понять, что надо следовать за ней. Я бормочу что-то вроде «простите, мне нужно разобрать свои вещи» и устремляюсь за экономкой под непрекращающийся демонический хохот Татьяны.

Глава 7

Раскладывая вещи в шикарном старинном шкафу и в столь же прекрасном комоде, я думала: что же произошло? Ведь Ульяна знала, что я буду жить у них в доме! Почему же она так изменилась, когда узнала, что я буду жить именно в этой комнате по решению Владимира Прохоровича? И почему так развеселилась Татьяна? Пожалуй, жизнь в этом доме будет у меня невесёлой. Но ведь это моя работа, я сюда приехала не развлекаться. Прошло несколько дней, я нисколько не продвинулась в своём расследовании, предположений никаких, а вопросов всё больше.

Я обедаю вместе с членами семьи, вернее, с частью семьи. За столом, кроме хозяина семьи, регулярно появляются двое его сыновей – оба красавцы в отца – и Ульяна. Татьяна приходит не всегда. Она почти никогда не завтракает или очень сильно опаздывает. Супруга хозяина, Нина Вениаминовна, вышла к обеду при мне лишь однажды, очень меня разочаровав: мне казалось, жена Колыванова должна быть гораздо красивее. Она маленького роста, глаза чуть навыкате, неулыбчивая. Конечно, не урод, но и не хороша собой, единственный её козырь – юность, ей 18 лет. Её почти не видно в доме, только слышно, как она играет на рояле в центральной зале для приёма гостей на первом этаже. И у меня создалось впечатление, что её в доме едва терпят, стараются не замечать. Сестру хозяина я ещё не видела, она опять уехала на богомолье.