Непересечение

Несмотря на свою фамилию- Чугман, Аркадий всегда как-то нервно открещивался от принадлежности к евреям. И вроде никто особо и не старался допытываться до Аркашиных корней (кстати, отец звался Виктором), ему все же хотелось считать себя сугубо русским. А как он любил рассказывать анекдоты про сынов Сиона! Но, думаю, эта черта совсем не мешала парню оставаться ярким представителем древнего народа.

Ну, а лично меня ровным счетом ничего не тревожило в таком характере. Наоборот, человек умел нравиться. Да и внешность Чугмана вряд ли позволяла однозначно определить национальность- рыжеватый, даже немного конопатый, узколицый с масленичными глазами и утиным носом. Обычный облик не красавца, но с массой умного обаяния, которое так, зачастую, привлекает молодых, и не очень, особ женского пола.

А познакомились в какой-то новогодней компании, через наших, тогда еще юных, жен, являющихся на тот момент одногруппницами, хотя далеко не подругами. Оба мы, веселые ребята, 22-х лет, и учимся на последнем курсе, правда разных институтов. У каждого из нас свои планы на будущее, но они совпадают в одном- обратить постперестроечное время в свой карьерный и финансовый успех.

Другими словами, ничего нового, у того моего поколения, если ты с мозгами и не наделен явными пороками.

Вплоть до девяностого года наши, с Аркадием, дороги особо не пересекались. Так, изредка встречались за какими-то общими праздничными столами, где сдвигали рюмки, травили байки, пьяненько и одобрительно хлопали друг друга по спине и т.д. Когда я защищал кандидатскую, он успел стать начальником монтажного участка. То есть, у обоих наличельствовали перспективы и виды на лучшее. А в безденежной науке, враз распадающейся страны, наступила эпоха хоздоговоров и кооперативов. И вот тогда, когда по тематике моей диссертации на двух крупных предприятиях города были, без лишних рекламаций внедрены установки по очистке гальваностоков, ко мне, в лабораторию, заявился Аркаша Чугман.

–

Его эмоциональная напористость, в тот день, слегка удивила, но причина такого поведения, в общем-то, лежала на поверхности. Ведь я почти сразу купил себе первое и дефицитное авто за серьезные деньги. А этот факт, по-видимому, и вызвал у парня повышенный интерес к тем самым проектам, по результатам их доходности.

Хотя справедливости ради стоит отметить, что пришел он не с пустом, но, заведомо, и не из праздных побуждений. Оказалось, у него с собой, в письменном изложении, предложение (ныне бизнес-планом называется) о нашей будущей совместной деятельности. Там ему «скромно» отводилась роль 50%-го участника в новом предприятии. Причем оно уже с налоговыми льготами, поскольку имеет статус молодежного научно-производственного объединения. И юридически, мол, все подготовлено и надо лишь мое официальное согласие, чтобы мои разработки стали собственностью этой фирмы. За такие уступки мне горячо обещаны (ни много ни мало): та же доля в уставном капитале и должность зама.

Аркадий по обыкновению убедителен, да еще с присущей коммерческой жилкой. А я, сам, и не сказать- весь прямо в науке, да и как-то сразу прочувствовал здесь лидерство Чугмана.

С того момента передо мной встала дилемма: либо уходить с кафедры и вплотную заняться бизнесом, либо, все-таки, не бросать мечту о докторской. Те годы многих растиражировал подобный выбор. И Иван Ворохов оказался именно из этого числа растерянных. На эволюцию решения (как поступить?), наверное, повлияло несколько факторов- предвкушение перспективы больших «бабок», вера в свою удачу и способности, стремительно падающий престиж советского ученого, и конечно главная и основная причина для меня- это недавний и принципиальный конфликт с заведующим кафедры….

Вот последнее окончательно и перевесило чашу весов в пользу предпринимательства. Надо было видеть, как распереживались мои старорежимные родители по поводу такого радикального шага сына, но я уже никого не слышал.

За два с небольшим года наша с Аркашей деятельность, на ниве самостоятельного плавания в «водах» ускоренно зарождающегося в стране капитализма, претерпела всякое. А итогом ее- это учреждение нами многопрофильной фирмы с модным названием- «ФинТраст».

И теперь мы уже имеем устойчивую прибыль и неуклонно расширяем штат сотрудников. Кажется, наконец-то, что многое устраивается наилучшим образом. Возможно, с финансовой точки зрения и будущего потенциала, так и было. Но, тут, замечаю- когда у нас вроде бы забрезжила полноценная стабильность- в наших рабочих отношениях, иначе говоря в стане руководства, постепенно стала пропадать необходимая доверительность.

Подозрительность, совсем как-то незаметно, овладевает твоими мыслями и все труднее начинают решаться оперативные задачи своего же бизнеса. Если рассуждать, что с нами это сделали деньги и плохо скрываемая тяга каждого к единоначалию, то будет, думаю, слишком уж упрощенно и довольно наивно. Скорее всего такое явилось результатом общей неготовности признать, в силу собственных характеров, самим себе- здравые паритетность и компромиссность ни в коем случае не могут считаться твоей слабостью, а совсем наоборот.

Но этот вывод мне пришел на ум много позже. Тогда же мы оба лишь продолжали усугублять сложившуюся ситуацию, пока Аркадий не спровоцировал (как потом понял-специально) наш с ним окончательный разрыв.

Началось все где-то месяца за три до этого. Через одного московского академика мне счастливо удалось заполучить серьезные квоты на продажу заграницу партии из ряда редкоземельных металлов. Я долго и сложно к этому шел, и теперь достиг нужного и совершенно легального. А ведь, когда набрел на эту идею, тут же поделился ею с напарником. Тогда еще, по- другому, у нас и не представлялось. Вот только сейчас, выслушав, Чугман как-то сразу скептически сморщился, выразив таким образом свое полное неприятие моего нового бизнес-проекта.

За последнее время именно этим видом он давал почувствовать мне, что особо рассчитывать на старое взаимопонимание не стоит. Это стало касаться почти всех рабочих вопросов.

А еще совсем недавно все было как у нормальных друзей- мы могли с ним крепко выпить и сходить «налево», вместе с семьями отмечали праздники и вроде ничего не предвещало подобного дистанцирования. В общем, как говорится: «служили два хороших товарища, и на тебе- дослужились до непоняток».

В тот же день я здорово психанул, послав его куда подальше. Между нами и раньше, конечно, случались стычки, но все они носили достаточно несерьезный характер и которые забывались на следующее утро. Ну, а в этот раз вдруг торкнуло – с меня хватит!

Да и Аркаша смотрю, такого же мнения, если заявил- занимайся сам этой тематикой, но только на свои деньги и не в ущерб общим делам. И тут начинает доходить- человек осмысленно идет на конфликт, чтобы второй акционер добровольно сдал полномочия в «ФинТрасте» как зам генерального.

Но мне уже все равно и захотелось драки. Так надоела эта его игра. С трудом сдержался- лишь с матом развернулся, хлопнув дверью. Наступили дни выжидательного молчания, а ты в тягостных раздумьях- как быть? С одной стороны- почти три года суровой маеты и сомнений, локальных неудач и успехов, с другой- пришедшее, не вдруг, осознание, что тебя неплохо поимели, а сейчас умело спровоцировали на какое-то радикальное решение. Причем у Аркадия, при нашем возможном разбегании, остается куча преимуществ в плане дальнейших перспектив, тогда как моей персоне-

только половина уставника, который выбран и так минимальным, допустимым в те времена.

Здесь конечно злую шутку сыграла моя излишняя доверчивость. У меня, к сожалению, всегда по молодости было так- если кто-то смог понравиться, то вера к нему порой начинала зашкаливать. Это сегодня я иной, уже не раз набивший аналогичные шишки за свою долгую взрослость. Но, поскольку еще потом мне приходилось испытывать схожее, тот случай, по-видимому, не стал для меня каким-либо серьезным уроком на будущее. Пока к 46-ти окончательно не столкнула с практически полной аналогией этой мерзкой давности. И, кстати, ряд участников в подобном отмечены в графике моих встреч, что в письме-анонимке, которое сейчас лежит в кармане.