Солнечные дни

– Свет не выключай, – попросила она меня.

– Настюш, я так не засну. Давай я выключу верхний, а ночник оставлю.

После некоторых колебаний она согласилась. Она вела себя так, будто действительно верила в не умершего, затаившегося где-то поблизости деда Игната. Мне такие сантименты были чужды, но недооценивать силу фантазии женщины, обладающей паранормальными талантами ведуньи, я не собирался. Ясно, что для неё ночевать в доме, где её на фоне нервного истощения посещали галлюцинации, было тяжело, страшно. Понимая это, я попытался её обнять и прижать к себе. Настя мягко, но настойчиво отстранилась, отказалась от моих охранных услуг. Её кожа показалась мне ледяной. Никогда раньше от неё не исходил такой холод. Лёжа на спине, уставившись в потолок, она замерла в ожидании. Мне же очень хотелось спать и это желание с каждой следующей секундой наливалось свинцом, туманя разум и спихивая его в пропасть сновидений. Так я и заснул. Последнее что я видел в реальности, была моя жена, неподвижно, словно мёртвая, лежащая рядом со мной.

Не знаю сколько я спал: по-моему, не больше двух часов. Разбудило меня чувство нарастающего беспокойства, распространяющегося ордой кусачих муравьёв от копчика, далее по спине, накидывающее петлю на сердце и наконец незваной трясучкой проникающее мне в мозг. Накал лампы в ночнике достиг критического уровня – спираль еле тела. Самая большая, главная комната первого этажа будто скукоживалась в размерах, сжималась. Вещи, лежащие, стоящие у стен (стулья, столик, наша одежда на них), и сами стены растворялись в накатывающем мраке. Лампа ночника неожиданно подмигнула. Настя уже не лежала, вытянувшись на спине, она за эти два часа моего сна успела повернуться на бок и теперь я мог лицезреть лишь её спину. Бархатистая кожа, – белые лямки бюстгальтера врезались в неё беспощадными лентами, сжимая в бездушных объятиях мою родненькую, – волосы сбились на сторону, открыв изгиб шеи с трогательным невесомым пухом на ней и неловко выпирающий в мою сторону локоток. Прилив нежности захлестнул меня, на мгновение изгнав из сердца тревогу. Но сейчас же я испугался сильнее прежнего. Мне показалось (да что там, я был совершенно уверен) – моя Настя не дышит. Ага, неужели она… Боясь, дрожа, я, всё же пересилив себя, вцепился в её плечо. Трясти я жену не стал, мне было этого мало, хотелось выяснить всё быстрее, и поэтому повернул её рывком к себе. Сморщенное в печёное яблоко лицо, ввалившиеся, словно сдувшиеся, глаза прикрыты коричневыми веками и борода. Борода с жёлтыми клочками венчала эту невозможную конструкцию сатанинского коллажа. Я смотрел в лицо умершего почти год назад деда Игната.

– АаАА! – не сумел себя сдержать я.

Я отпихнулся от страшной несуразности трупа и упал с дивана…

Удар об пол меня разбудил. Открыв глаза, я с облегчением понял, что мне привиделся очередной кошмар. Во сне, борясь со своими призрачными страхами, я скинул сам себя с кровати и вдобавок утащил с собой одеяло. Ночник освещал комнату с прежней яркостью. А как же иначе? Всё оставалось на своих местах. Я встал. Настя лежала, свернувшись калачиком, подтянув к животу ноги. Она дышала. Всё было в норме. Мне её стало жалко. Я лишил её одеяла и ей должно было быть сейчас очень холодно. Мне доставило удовольствие укрыть её. Я обошёл диван и присел рядом. Чтобы убедиться окончательно, что всё в порядке, я осторожно взял её за руку. Кожа оставалась по-прежнему холодной, но сквозь неё виднелись трепетавшие в ритме пульса живые голубые жилки. Потянув её руку на себя, сжал её и позвал:

– Настюша-а, – погладил её по щеке. – Настюша, открой глазки, посмотри на меня.

Её губы что-то прошептали, но она так и не проснулась. Дальнейшие, всё более настойчивые попытки её растолкать тоже ни к чему не привели. Жена спала медвежьим зимним сном. Сделав последнюю попытку добиться от Насти человеческой реакции, я убрал от неё руки. Что делать дальше, мне было непонятно. Опустив голову, я ждал сам не знаю чего. И дождался.

Дом ожил. Из коридора, ведущего в ванную, начали раздаваться подозрительные звуки. Там кто-то стоял и дышал. В дом забрался вор? Да нет, на всех окнах решётки, проникнуть внутрь, не создав значительного шума, ему бы не удалось. Надо проверить. Оставив жену в объятиях хитрого Морфея, я пошёл проверять коридор. Меня встретила влажная темнота: от ночника сюда должен попадать хотя бы отсвет, но на границе двух помещений дома свет как отрезало – отбрасывало рикошетом назад.

Справа на стене висел выключатель – я помнил, что он висел именно там. Пришлось погрузить руку по локоть в жидкую черноту коридора. Выключатель всё никак не хотел нащупываться. – "Щёлк" – лампочка дёрнула жёлтой вспышкой, осветив узкое пространство – щель коридора. Никого нет. Стены, забранные синей материей, пыльный потолок, скрывающий чёрный блеск, паркет. И здесь раз – стон. Самый настоящий протяжный стон, с высокой ноты до низкой, без перерывов, на выдохе – "Ууууууооох", – это из ванной.

Каждый следующий шаг мне давался труднее предыдущего. Хорошо, что выключатель ванной комнаты висел снаружи. Белая полоска, зажегшаяся под дверью, стала сигналом. Я вошёл. Белый кафель, чёрная затирка, занавешенное черным куском газовой тёмной ткани зеркало. Стон. Снова этот стон – " Ууууууооох". – Аж гриппозный озноб пополз по телу. Занавес заколебался, что-то из зазеркалья просилось наружу, дуло оттуда могильным сквозняком. Замерев, я уставился на зеркало. Дыхание и стон. Лишь бы занавес не упал. Шагнул назад, моя рука легла на ручку двери, и я, опершись на нее, выскочил из ванной. Дверь закрылась. Свет выключать я не стал, так спокойнее.

Вернулся в спальню к Насте. Там тоже висело зеркало, совсем маленькое, рядом с ночником. Закрывавшая его рубашка сползла, и открылся небольшой уголок зеркальной поверхности – внизу слева. Я хотел сразу пройти к Насте разбудить её во чтобы-то не стало и увезти отсюда. Аккумулятор уже должен был давно набрать нужный для поездки заряд. Меня задержало это грёбаное зеркало. Там что-то двигалось. Я, окаменев, стоял на месте, и это «что-то» никак не могло быть моим отражение. Помелькав неясным мельтешением, с другой стороны стекла к зеркалу прижался огромный зелёный глаз. Он расползся в стороны, а его зрачок заметался и… остановился на мне. Хватит. Я прыгнул к зеркалу, рубашку натянул на рамку-оправу и это исчезло. Кинулся к Насте. Затряс её, как куклу.

– Настя, вставай. – А наверху затопало. Там ходили, передвигали мебель. – Да очнись ты! Ну пожалуйста, милая, просыпайся, – Настя превратилась в коматозный овощ. Такой глубокий сон больше походил на летаргию. – Б*ять. Настя! Настяааа!

Мне пришла мысль одеться. Оставив жену лежать на диване, натянул джинсы, надел рубашку. Я был очень возбуждён и почти перестал себя контролировать. Именно поэтому я, несмотря на сгущающуюся атмосферу ужаса, прилёг рядом с Настей. Я решил сосредоточиться, а потом забрать жену (на руках её понесу) и уйти к трассе; там поймать попутку и домой. С машиной потом решу. Мои глаза закрылись, как я думал всего на секунду, и сразу все посторонние звуки в доме стихли…

Я приподнял голову от подушки и увидел – оконные стёкла обожжены красным. Ё-моё, солнце уже взошло. Часы в мобильнике показывали четыре пятнадцать утра. Как же я так отрубился? Первое что я сделал очнувшись, посмотрел на ту половину дивана, где лежала Настя. Её не было. Где? Меня подбросила вверх тугая пружина страха за любимого человека. Оббегав дом сверху донизу, поломился на улицу. Входная дверь оказалась открытой. Выбежав наружу, я лоб в лоб столкнулся со старым знакомым. Вокруг дома шатался тот нищий с кладбища – рот, что жопа.

– Ты что здесь делаешь?

Участок был обнесён забором из рабицы, и проникнуть на него не составляло труда. В прошлом сама нехорошая слава хозяина дома охраняла его от незваных гостей. Видно, кладбищенскому бомжу закон был не писан и, как только он меня увидал, кинулся на встречу.

– Вощми, – прошамкал он, протягивая мне на открытой ладони некий предмет треугольной формы.