Сабинянские воины

– А почему бы не предположить, что именно здесь и сейчас этого баланса удалось достичь?

– Здесь его нет по определению. Эти люди 90% своего времени отдают общественному труду, а из частного получают, не считая ночного сна, лишь возможность вот так полчаса-час посидеть на пляже, перешучиваясь с противоположным полом… И это – самые лучшие годы их жизни! А потом будет только хуже. Будет больше усталости, будет больше болезней, будет ранняя смерть… Поверьте, я так не хочу быть пошляком, но я не могу обо всем этом не думать! Будь я одним из них, мне бы волей-неволей пришла в голову мысль о том, а почему я должен вкалывать до седьмого пота, в то время как жрецы, которые заставляют меня работать, сами не перетруждаются? Почему у них есть выбор, чем заниматься, а у меня – нет?

– Возможно, жрецы тоже трудятся, только мы об этом не знаем… Возможно, и у работяг есть выбор – жить тяжелым трудом в Сабинянии или покинуть ее навсегда. Именно что навсегда. Переиграть не удастся. Возможно, зная это и боясь неизвестности, связанной с эмиграцией, они выбирают то, к чему привыкли с детства… Впрочем, я понимаю все ваши сомнения. Мной они тоже часто овладевали. И здесь действительно бессмысленно спорить. Нужно все увидеть своими глазами.

Я быстро взглянул на него. Лицо Тошука было серьезно.

– Но ведь у нас, точнее у меня, нет никаких шансов… – начал я.

– Отчего же нет. Я приехал как раз за тем, чтобы передать, что у вас этот шанс есть. И он будет увеличиваться по мере того, как мы с вами будем приближаться к кордону.

Шаг 3.

В тот вечер мы проговорили до глубокой ночи. А проснувшись на следующее утро, я сразу ворвался к Тошуку – благо, он тоже встал рано – и продолжил расспросы. Я не мог остановиться. Это было невероятно, чудесно, сказочно! Меня выбрали! Я даже не знал, у кого выпрашивать приглашение, а меня, оказывается, давно прекрасно знали, и уже рисовали на какой-то тайной карте линию моей судьбы.

Ко мне вдруг вернулось ощущение из детства, когда я верил, что на свете нет ничего невозможного. И как у ребенка, у меня теперь не было сомнений. Сомневался я, наверное, я первые полчаса. Потом оставшиеся облачка неверия сдуло налетевшим ветром счастья – и воцарилось ясное и чистое небо с сияющим солнцем.

Тошук был в трех экскурсиях. Оказывается, бывало и такое! Он поддерживал связь с представителями жрецов. Точнее, это они поддерживали связь с ним. Нет, он не вел с ними светской переписки: этот жанр сабинянам вообще не свойственен. Просто иногда ему поступали запросы информации, которая была важна для Сабинянии. Конечно, не ему одному. У жрецов, похоже, есть целая сеть внешних информаторов, выбираемых из наиболее надежных друзей страны. Иногда он по просьбе своих корреспондентов пересылал их сообщения кому-то еще. Или, как сейчас, приглашал тех, кого выбрали в будущие экскурсанты. На сей раз в его задачу входило собрать вместе всю группу счастливчиков и провести за кордон в стене.

– Кто-нибудь когда-нибудь отказывался от приглашения? – усмехнувшись, поинтересовался я.

– Нет, – просто ответил Тошук. – Но у меня мало опыта – мне нечасто поручали эту миссию.

– Почему они выбрали меня? Чем я отличился? Ведь я не герой, я не загораживал своим телом проезд бульдозерам, я не сражался с застройщиками лесов, не высаживался на нефтяных платформах в Арктике…

– Я не знаю, чем они руководствовались. На самом деле, я не раз встречал в группах людей, которые своим присутствием отрицали наши с вами представления об «избранных». Но вот я, впрочем, тоже не герой. Но ведь меня тоже почему-то выбрали. – Тошук помолчал. – У меня есть мысль, что жрецы иногда специально приглашают на экскурсии неких «антигероев», то есть что-то прямо противоположное всяким идейным активистам.

– Господи, неужели там бывают китайские туристы с селфи-палками?!

– Так скажем, лучшие их представители, – улыбнулся он. – Я так понимаю, что сабинянам нужно взаимодействовать не только с условно «друзьями», но и с условно врагами – представителями вражеского мышления, вот этими самыми городскими потребителями с их сэлфи и инстаграммами. Эта аудитория, быть может, даже и важнее, потому что до них очень нужно донести мысль, что их миру не надо пытаться «потребить» Сабинянию. Что ничего из этого не выйдет, что она сильная и самодостаточная. Нужно, если можно так сказать, заставить их уважать себя. Потому что если весь цивилизованный мир, по большей части состоящий из таких людей, захочет ее уничтожить – боюсь, он это сделает. Не армии, не оружие, а именно люди с сэлфи-палками представляют опасность, потому что армии в конечном счете делают то, что хотят мирные обыватели их стран. Но это мое мнение. Вобщем, в экскурсиях попадаются разные люди.

– Надеюсь, меня пригласили не как антигероя, – сказал я.

– Надеюсь, меня тоже. Возможно, мы являемся представителями какого-то специфического типа людей, который, хоть это и не очевидно на первый взгляд, Сабиняния тоже как-то может использовать себе на благо.

– Было бы здорово!

– В любом случае, я отдаюсь на мудрость ее руководителей. Если они уже столько лет поддерживают жизнестойкость этого сообщества, значит, легкомысленные решения им не свойственны.

Глава 3. Мои спутники

Собирался я недолго. Знакомым и родным я, разумеется, не стал ничего не сообщать, сказав лишь, что еду в небольшое путешествие. Это позволило избежать расспросов и проводов. Багаж мой был крайне скуден: Тошук лишний раз напомнил, что большинство «внешних» вещей проносить за стену запрещено. Как, кстати, еду с водой – тоже. Предполагается, что раз ты сам принял решение посетить не самую толерантную страну на свете, то должен быть готов какое-то время пожить по ее правилам. «С голоду мы не пропадем! – ободрил он меня. – Вспомни еду из рассказов Рикеша, Лисицы и того же Меме. Просто, но вполне сытно». Тем более что сейчас стояла самая урожайная пора – август. Чаще всего экскурсии в Сабинянию устраивались летом и ранней осенью. Видимо, чтобы было чем кормить посетителей.

В итоге в самолет мы с Тошуком садились с небольшими рюкзачками – лишь теплые вещи, смена белья, зубная щетка с пастой, мыло, бритва и кружка. Я припомнил, что Диоген в свое время решил отказаться также и от кружки; но так как я еще не был готов оставить дома все остальное, то решил пока остаться «в зоне комфорта». После самолета был поезд, потом долгий-долгий автобус. Когда мы вышли на конечной остановке в городке недалеко от побережья, прошли почти сутки с момента старта. Садилось солнце. Вокруг пестрело, должно быть, типичное курортное Средиземноморье. Но, хотя я никогда здесь не был, мне было не до него. До кордона оставалось не более ста километров, и в сувенирных лавках уже во всю продавалась пошленькая продукция на сабинянскую тему. Тошук зашел в одну из гостиниц, чтобы договориться о такси. К моему удивлению, когда мы сели, машина двинулась не дальше вдоль берега, а в противоположную от моря сторону, в направлении гор.

– В этих туристических местечках много нездоровой околосабинянской истерии, – объяснил Тошук. – Хотя жрецы не афишируют, когда будет следующая экскурсия, информация может просочиться. Экскурсантов могут вычислить, и тогда нам придется двигаться к стене в составе отвратительного экскорта: любопытные, праздные туристы, блогеры, журналисты, яростные правозащитники и феминистки с плакатами. Эдак и экскурсия может сорваться. Такое бывало.

– А что, правозащитники ждут наизготовке, чтобы ринуться в любую щель в стене и защищать права сабинян?

– Как любая непродаваемая загадка, она привлекает сюда многих. Причем страсть к Сабинянии легко переходит в ненависть и наоборот. Ненависть может быть местью за то, что тебе не позволили обладать предметом любви. Не знаю, что бы делали за стеной… ну, какие-нибудь воинственные лесбиянки, если бы их туда допустили. Принялись бы спасать тамошних женщин из рабства, или, наоборот, попросились бы сами стать рабынями, кто знает? Это можно проверить только опытным путем.