Крылья в багаже

Надя повернулась к мужу и стала внимательно рассматривать его. Он лежал на боку, обмотав бедра простынею лишь спереди. Кожа спины была гладкой и смуглой, он, пребывая на островах, быстро загорел, буквально в течение нескольких дней. Линии спины правильным треугольником сужались к тонкой талии, чуть ниже поясницы по обеим сторонам симметрично располагались две небольшие впадины-ямочки, в одной из них притаилась родинка. Ягодицы были упругими и молочно-белыми, что особенно их выделяло на фоне загорелого тела. Они аппетитно выдавались вперед, совсем как у детей, и Надежде это безумно нравилось.

Ее взгляд скользнул дальше. Он, словно почувствовав, что его так откровенно и восхищенно рассматривают, перевернулся на спину, тем самым дал возможность Надежде продолжить ее зрительно-анатомические изыскания. Николай вытянул безупречно длинные мускулистые ноги, в меру покрытые темной мягкой растительностью. Ступни были аккуратными, четко пропорциональными длине ног, как и пальцы – ровные, без шишек, мозолей, такие мягкие подушечки. Кожа на щиколотках тонкая, заметны вены.

Он глубоко вздохнул, но не проснулся, лишь положил ногу на ногу. Предпочитал эту королевскую позу всем остальным, полностью расслабляясь и испытывая комфорт. Наде почему-то особенно нравилась такая асимметрия положения красивых ног мужа. Она едва сдержала себя, чтобы не прикоснуться к его ступням, погладить каждый пальчик, приласкать. Остановила лишь боязнь его разбудить. Пусть отдыхает.

Надежда бесшумно передвинулась к его лицу. Уши наполовину закрывали темные кудри волос, мочки розовые, покрыты мягким «персиковым» пухом, кажется, одна мочка была когда-то проколота. Вот это да! Еще одно проявление индивидуальности? Или протест? Наверное, он что-то хотел доказать? Вот только кому? Надя подумала об отце Николая. В первый момент, когда его увидела, поразилась их внешнему сходству: едва ли не копия, только разница в возрасте. Но это в первый момент. Фертовский-младший был совсем другим, и – слава Богу! Надя улыбнулась и продолжила любоваться мужем.

На щеках пробивалась щетина, она у него росла быстро, неровно покрывая мягко раздвоенный подбородок – признак породы. Нос крупный и прямой, ноздри вырезаны изящно правильно. Веки были плотно сомкнуты, густые недлинные ресницы собрались острыми лучиками. Глаза…

Жаль, что сейчас они были закрыты, но Надя столько раз замечала, как смотрит ее супруг, что помнила каждый момент. Он удивительным образом мог выразить только одним взглядом все, что чувствовал: тревогу, печаль, смущение, нежность, ласку и, конечно, любовь. Вероятно, такая богатая палитра взглядов компенсировала его внешнюю сдержанность в проявлении эмоций.

Надя еще раз провела глазами по его фигуре. Он был весь такой складный, ухоженный, приятный буквально на ощупь, даже на вкус, она и не думала, что может испытывать такое непреодолимое желание познавать мужчину, с удовольствием прикасаться к нему, смотреть на него. Надя и сама поразилась откровенности своих желаний. С ним она словно перешла некий барьер зажатости, стеснительности, неумения выразить свои чувства, не позволяющий раскрыть себя. С Николаем она ощутила свою силу, она уверилась в себе, как в женщине, она успешно училась любить…

Надя наклонилась над мужем и почувствовала запах его кожи. Да, ей еще очень нравился и его запах! Впервые она ощутила его, когда они стали целоваться там, на выставке. Поцелуи познания, вдохновения, наслаждения.

Они стояли под лестницей и, забыв обо всем на свете, целовались. Надя, прервав поцелуй на секунду, перевела дыхание и внимательно посмотрела на своего будущего мужа. Он улыбнулся, показав ряд не очень ровных зубов. Надю когда-то поразила эта небезупречность в нем, поразила и понравилась. Теперь она стала замечать и многое другое. Руки… ей еще нравились его руки. Они крепко обнимали ее, ласкали и позволяли себе нечто большее, чем можно было бы позволить в подобной ситуации. Эта смелость рук уверенного в своей неотразимости мужчины почему-то Надю не раздражала. На мгновенье она подумала, что не позволила бы ни одному представителю сильной половины человечества подобные вольности в первое же свидание. По сути дела, несмотря на то, что она знала Фертовского и раньше, сейчас это было их первое свидание. И вместе с тем, ей казалось, что они так давно и долго находились в поиске, что, встретившись и поняв: их поиск увенчан успехом, они с радостным узнаванием бросились в объятья друг друга.

– Все-таки, тогда, в Беляниново, ты ответила на мой поцелуй, – тихо сказал Николай.

– Да, – кивнула Надежда, – и мне понравилось. Я потом все время вспоминала о твоем поцелуе, даже когда злилась. Ничего не могла с собой поделать. Это было наваждение, которое не только не проходит, но и усиливается.

– Наденька, любимая! – Фертовский хотел ее обнять, но зазвонил телефон. Виновника торжества искал Никита, гости волновались. Пока Николай разговаривал, Надя вдруг почувствовала такой озноб, что буквально задрожала, даже зубы стали отбивать дробь, – под лестницей было холодно. Николай перевел взгляд и мгновенно понял, в чем дело. Он снял пиджак и накинул ей на плечи. Она, благодарная, закуталась, прижав нос к теплой ткани. От пиджака пахло мужчиной, ее мужчиной. И ей стало хорошо и спокойно.

– И долго ты собираешься наблюдать за мной? – неожиданно спросил он, не открывая глаз. Оказывается, уже не спал. – Еще никто так скрупулезно и досконально меня не исследовал.

Она покраснела, хихикнула.

– Откуда ты знаешь? У тебя глаза были все время закрыты.

– Тебя я чувствую даже во сне.

– Но я же не виновата, что люблю смотреть на твое лицо, – попыталась выкрутиться она.

– Только лицо? – он приоткрыл один глаз, затем второй, – по-моему, ты изучала меня всего и не без удовольствия, да?

– Дело в том, что я очень любознательна, а ты слишком самоуверен.

– Самоуверен? Ну, если только чуть-чуть, – он прикоснулся к ее руке, погладил, затем поднес к своим губам, стал медленно целовать. – А вот насчет любознательности я тебе не уступаю. Ложись, теперь моя очередь проводить изыскания.

– Может, не надо? – неуверенно спросила она. Представила себе, как он станет также добросовестно исследовать и ее.

– Надо, надо, – сказал он с самым серьезным видом и потянул ее к себе, – я люблю твое тело и хочу в очередной раз видеть его. Доставь мне такое наслаждение, пожалуйста!

Еще ни один мужчина не говорил ей подобных слов! Еще никто не восторгался ее далеко небезупречными формами. Надя всегда помнила о своих недостатках, забыть о них никак не удавалось. И поэтому казалось невероятным, что Николай их не видит, не просто не замечает, а не видит. Странно и непостижимо, если учесть, что вокруг него всегда было множество красивых, роскошных женщин, наверняка и он многим нравился. Как-то Надя сказал об этом мужу, он улыбнулся: похоже, ревновала. Он посмотрел на нее своими бархатными глазами. Они уже давно перестали казаться Наде холодными, в них было столько тепла и нежности, что она только удивлялась, почему этого не замечала раньше?

– Все о чем, я мечтаю – быть любимым тобой. Я обрел себя, нашел смысл своего существования. Неужели ты думаешь, я откажусь от всего этого? Я останусь один лишь только в одном случае – если ты решишь меня оставить, если ты меня разлюбишь.

– Разлюбить? Оставить? – искренне удивилась Надежда. – Это было бы полным безумием. А у меня всегда был вроде бы здравый рассудок.

– Я не сомневаюсь.

Повинуясь мужу, Надя легла на спину, а он склонился над ней, обнаженный, мускулистый, подобен прекрасному греческому богу…

Его возлюбленная лежала на ложе из мягких трав и благоухающих цветов. Она смотрела на своего бога сквозь длинные ресницы глазами цвета моря, щеки полыхали огнем, над влажным бутоном верхней губы красовалась родинка, которую ему всегда хотелось поцеловать.

В длинные волнистые волосы его любимой вплетались лучи солнца, нежные лепестки роз были рассыпаны по ее телу, плавность линий которого услаждала взор. Узость высокой талии подчеркивала женственную полноту бедер. Лепестки роз прикрывали розовые соски груди, что особенно волновало бога, но он не торопился убирать лепестки. Он любовался. Живот ее не был плоским, чуть выступал, как и положено настоящей богине, а кожа отличалась восхитительной мягкостью, хотелось прикоснуться к ней кончиками пальцев, провести по тоненькой дорожке волосков, ведущей к заветному треугольнику…