Страница 4 из 5
Сколько бегунов в мире проделывают те же самые действия! Вариации разнообразны, но тема – одна. Самый главный ритуал, самое главное таинство – сам бег. Он объединяет бегунов не только разных континентов, но и разных эпох. И старые, и молодые, и те, кому уготовано судьбой бегать, но они еще не знают об этом, и многие поколения уже ушедших людей, чья жизнь была связана с бегом. Через столетия и тысячелетия можно услышать голоса ушедших, их легкие шаги. Вот так же сосредоточенно и тщательно шнуровал свои сандалии древнегреческий гонец Фидиппидес, перед тем, как отправиться в свой легендарный пробег из Афин в Спарту. Стоит лишь прикрыть глаза, и ты видишь палящее солнце, горы и каменистую тропу, ведущую в Лаконику. Сквозь тьму веков до тебя доносятся голоса канувших в Лету времен, великие тени прошлого, дошедшие до нас в древних преданиях. Проступают прекрасные силуэты бегущих мужчин и женщин, преодолевших пелену забвения.
Тьма веков
Из невообразимой временной дали появляется исполинская могучая фигура. Широкие плечи, ноги и руки, увитые мускулами, борода, резкие черты лица, львиная шкура на плечах. Геракл! Величайший из героев Древней Греции. Это он целый год неустанно преследовал Керинейскую лань, во время своего четвертого подвига. Четвертого из своих самых знаменитых двенадцати, которые он совершил, находясь на службе у Эврисфея. Целый год непрерывного бега, с краткими передышками на чуткий сон. Но на этом испытания на выносливость не закончились. Во время своего десятого подвига Геракл предпринял путешествие на край земли, туда, где заходит солнце, за коровами великана Гериона. Затем отправился в подземное царство мертвых, откуда до него не возвращался обратно ни один смертный. И, наконец, во время двенадцатого подвига совершил кругосветное путешествие, добыв волшебные яблоки Гесперид. Те самые, что дарят отведавшему их вечную молодость. Сколько стадий было пройдено пешком и бегом, кто сможет сосчитать? Сколько сражений, поединков, побежденных противников… Именно Гераклу приписывают основание Олимпийских игр.
Под стать ему и быстроногий Ахиллес – самый прославленный герой из тех, что воевали под стенами Трои. Никто не мог соперничать с ним ни в беге, ни на поле брани.
А вот прекрасная охотница Аталанта, которую не мог обогнать ни один мужчина. Всех сватавшихся к ней, она заставляла состязаться с ней в беге. Победившему наградой должна была стать она сама, проигравшего ждала смерть. Многих мужчин погубило это соперничество, и неизвестно, сколько бы погубило еще, если бы не вмешательство богини любви Афродиты.
Хитроумный Одиссей, прославившийся своим умом и долгими странствованиями, был непревзойденным бегуном.
А дальше те, чье существование подтверждено историческими источниками. Уже знакомый нам Фидиппидес, Корэб – первый Олимпийский чемпион в беге на одну стадию, родосец Леонид – 12-кратный олимпийский чемпион, Гермоген из Ксанфа…
Спартанцы, афиняне, микенцы, аргоссцы и жители других греческих полисов-государств.
Игры в Олимпии, Немее, Дельфах, Пифии, Афинах… Расцвет физической культуры и агонистики.
А там, в темноте, притаились Древний Египет, Ассирия, Персия, Македония, грозный Рим.
Тысячи и миллионы ног утаптывали дороги Европы, Ближнего Востока, Азии. И сквозь непроницаемую тьму веков доносится до нас топот бесчисленного множества ног.
Форма одежды – «Голый торс»
Топот множества ног, грохочущие по полу сапоги, застегивающиеся на ходу гимнастерки, торопливое построение. Спустя сорок пять секунд второй танковый батальон кадрированного полка выстроен в одну шеренгу в длинном коридоре казармы. В будние дни подъем в армии всегда ровно в 6.00, независимо от времени суток, как говаривал прапорщик Голопупов. Старшина Попов, отдавая честь, рапортует дежурному по батальону: «Товарищ капитан, второй танковый батальон построен!» Флегматично обведя нас взглядом, капитан Сосновский, ровным, ничего не выражающим голосом командует: «Строиться на зарядку перед казармой, форма одежды номер два». Номер два – это значит голый торс. Штаны и сапоги. Торопливо сбрасывая гимнастерки, поглядываем в окно. На улице темень и холод, типичное ноябрьское утро. Размышлять некогда. Капитан Сосновский – командир строгий и два раза не повторяет. Надо отдать ему должное, всегда сам пример показывает. Строимся перед крыльцом. Падают снежинки. Температура, наверное, плюс два или три градуса. Плюс явно, потому, что на лужах льда не наблюдается. А всего два или три из-за того, что снежинки не торопятся таять. Трава уже засеребрилась под светом казарменного фонаря. Холодно, стоим, идет перекличка. Хорошо, что нас только тридцать человек, а не сто, как в полной части. Старшина торопливо выкрикивает фамилии, ему так же торопливо отвечают: «Я! Я! Я!..». Сосновский в одних брюках и сапогах, как и все мы, равнодушно смотрит куда-то в пространство, словно все происходящее его не касается. Похоже, что холода он совсем не чувствует. Он его и действительно не чувствует, настоящий морж, регулярно в пруду купается, даже зимой в прорубь ныряет. Многолетняя закалка, у нас такой нет. Кое-кто начинает усиленно дышать на руки и тереть уши. Мгновенно следует команда: «Отставить, смирно!». И как заметил, ведь и не глядел на нас вроде. Вытянувшись в струнку, дожидаемся окончания переклички.
Месяц назад на учениях у нас при переправе через реку застрял танк. Очень нехорошо застрял. Переправлялись по дну реки, специальные выхлопные трубы на танки установили, высотой в 5 метров. Когда переправлялись над водой только полметра этой трубы виднелось. Значит, глубина где-то четыре с половиной метра. Дно илистое, вести машину надо аккуратно, если газовать, или наоборот, плестись – засосать может. И вот засосало. Точно посередине переправы. Река не узкая, не широкая – метров семьдесят. Из них самая глубина метров двадцать. Вода мутная, холодная, ничего не видно. Только по рации связь. За рычагами управления – узбек Турдыев. Впрочем, у нас – половина батальона узбеки. Но Турдыев был вечный залётчик. То на посту заснет, то запчасти перепутает. И вот – застрял. Самостоятельно ему не вырулить – это ясно. Выход один: надо цеплять трос и тянуть танк другим танком. Вопрос один: как его зацепить в ледяной воде на глубине четырех метров, при нулевой видимости? Команду дали, чтобы не газовал, лишнюю муть не поднимал. А дальше? Октябрь, он и на Западной Украине – октябрь. Желтеющие кроны деревьев, по обеим сторонам реки застыли грозные боевые машины и одна – на дне. А резерв воздуха в танке, между прочим, тоже ограничен. Полчаса – не больше. А там, кроме Турдыева, еще и командир танка сидит – сержант Поляница. В целях безопасности переправа проходила рядом с мостом, но немного в стороне. Вот на мосту и собралось экстренное совещание офицерского состава. А метрах в десяти от них труба из-под воды торчит, указуя место застрявшей бронетехники. Комбат – подполковник Перелыгин, нервничает, офицеры трос приготовили, лебедку. А уже минут десять прошло. В этот момент капитан Сосновский, не говоря ни слова, отделился от общей группы, ушел на берег и снял с себя одежду. Вернувшись в одних семейных трусах на мост, он взял тяжеленный стальной трос с железным крюком в руку, и прямо с моста нырнул. Больше минуты его не было. Затем вынырнул, стал тяжело отдыхиваться.
– Зацепил? – кричит комбат.
Сосновский только отрицательно головой помотал и снова нырнул. В этот раз он вынырнул чуть скорее и подплыв к берегу, пошатываясь, вышел из воды.
– Ну?! – в один голос закричали все, кто был рядом.
– Зацепил. Можно тянуть, – ответил Сосновский. Обтерся какой-то тряпкой и стал одеваться. Через несколько минут танк был вытащен на берег, Турдыеву объявлено взыскание, а Сосновскому – благодарность.
Это событие еще было свежо в нашей памяти.
Старшина командует; «Напра-во, на зарядку ша-а-агом марш!» Идем невольно ускоряя шаги. Капитан Сосновский роняет: «За мной, бего-ом марш! Старшина – замыкающий. Следи, чтобы не растягивались».