Изгой

– Момент удобный, пора!

Юрий приник к земле и стал спускаться вниз, протискиваясь между веток. И старался соблюдать осторожность – качающийся куст мог вызвать у наблюдательных степняков закономерный вопрос – это почему в безветренную погоду качается листва. Оставалось только надеяться, что возможных наблюдателей привлекает больше картина взятия крепости, чем подножие мелового кряжа.

Галицкий, чертыхаясь сквозь зубы, спустился вниз, и крепко схватил мешок за перевязанную бечевкой горловину. Рывком подтянул его к себе – ноша неожиданно оказалась совсем не тяжелой. И тут же увидел обтянутую кожей баклагу с торчащей затычкой и тесемками – настоящее сокровище, на которое он и не рассчитывал.

Пришлось проползти немного вперед, вытянуть руку и ухватить довольно увесистую емкость – литра на полтора, полнехонька, даже не булькнуло внутри, под пробку залили.

– Теперь живем, – радостно пробормотал парень и дал задний ход – разворачиваться в густых колючках было безумием. Путь наверх занял больше времени, но минут через пять Юрий оказался у спасительного лаза. Торопиться с изучением найденного богатства он не стал, как и пить из баклаги – нужно потерпеть, потом попить в свое удовольствие за спасительными сводами меловой пещеры.

Теперь Галицкий стал просто наблюдать за окрестностями, бросив мимолетный взгляд на деревянную Лавру. Татары ее уже ограбили, нагрузив три воза всякого добра и утвари. К последней повозке на арканах привязали монахов – полтора десятка, примерно. Выглядели они как черная виноградная гроздь, пусть и прозвучит такое несколько кощунственно.

– Что делают, твари! Зачем людин жизни просто так лишать?! Ох, и лишенько!

Прищурив глаза, Галицкий заметил несколько тел, неподвижно лежащих внутри двора. Разглядеть было трудно, далековато все же, но Юрий не сомневался, что несчастных убили.

– Отрыжки блевотной шлюхи!

Парень кипел негодованием – старики в рабстве не нужны, тут понятно, но чтобы их полосовать саблями просто так?!

Такое в голове никак не укладывалось!

Ладно, казаки – они вековые враги татар, и поступят со степняками также, согласно библейскому правилу – какой мерой меряете, такой и вам отмерят. Но убивать мирных монахов, которые к оружию никогда не прикасались, верх жестокости. Убийство ради убийства и утоления собственной кровожадности ставит любого в положение нелюди, каковую необходимо истреблять всеми способами.

И не жалеть ни в коем случае!

– И для казаков писец настал!

Острожец был взят, а последнее сопротивление окончательно сломлено. Наступил самый увлекательный процесс в жизни любого формирования, не скованного дисциплиной – мародерство. Видел он такое не раз на Донбассе, когда так называемые «добробаты» буквально «зачищали» брошенные дома от всяких ценностей. А порой и от хозяев, которых посчитали за пособников «сепаратистов». Видел «молодший сержант» Галицкий тогда и убитых женщин, но которых перед смертью зверски изнасиловали – пусть их и было на его памяти только две.

Все же такие преступления насильники старались вершить в стороне от чужих глаз, и прикапывать свои жертвы. Обычные призванные на войну солдаты, хотя уроды встречались и среди них, не одобряли такого гнусного лиходейства. Хотя, что и говорить, если видели бесхозное имущество, то поступали также, как и все. Как говорили москали в «лихих девяностых годах» – теперь, хлопцы, начнем «прихватизацию».

Татары «вкалывали» на грабеже крепостицы, как московские гастарбайтеры из знойного Таджикистана – беспрерывно выволакивали через раскрытые воротные створки всевозможное имущество, при этом ухитряясь тушить пожары. С последним все понятно – ведь степняки просто не хотели лишиться взятого на саблю добра.

Дело у них спорилось, что свидетельствовало о немалом опыте в таких акциях. В трофейные повозки запрягли коней, а теперь нагружали их скарбом. Нещадно нахлестывая плетьми, выгнали из крепости «живой товар» – баб и девок, несколько детей, судя по сарафанам, девиц. А вот мужчин, стоящих на ногах, было всего двое. Одного забросили на телегу, а другого, с седой бородой, один из татар рубанул саблей – только кровавые брызги полетели во все стороны.

– Суки червивые!

Галицкий прошелся ногтями по камню, кипя ненавистью. Можно говорить о «дружбе народов» часами, но посмотрев на такое зрелище, станешь хвататься за оружие сразу, как увидишь подобных «друзей». Зарубил татарин и старуху, что попыталась на него кинуться. Остальных баб и девок избили плетьми и стали привязывать к повозкам. Как до того поступили с мирными монахами на другом берегу Северского Донца, которой в самую пору теперь именовать кровавым.

– Ах, что творят, падлы!

Юрий матерился сквозь зубы – не читая учебников истории, он сейчас наглядно представлял весь процесс «людоловства». Помочь несчастным парень никак не мог, оставалось только бессильно сжимать кулаки, ругаться и призывать на голову работорговцев страшные кары.

– Вырезать за такие дела надо поголовно, не взирая на возраст – все они над рабами измывались, а потому никакой пощады…

Юрий осекся – он никогда не думал, что станет сторонником геноцида, однако насмотревшись на жуткое зрелище, захотел проехать по Крыму на танке, сминая все на своем пути. И только сейчас осознал, какая старина стоит на дворе, и какие страшные нравы в этом времени являются обычной нормой.

– Как у Юлия Цезаря – пришел, ограбил, пожег!

Не в силах более смотреть на творящееся на той стороне реки непотребство, Галицкий грязно выругался и полез в нору, прихватив баклагу и толкая впереди себя мешок с имуществом пращура…

Глава 4

– Жить можно, хоть и грязно…

Юрий посмотрел на свои руки – мел, земля, колючки – покрыли кожу корочкой, местами кровоточившую. Столбняк в 21-м веке был бы обеспечен, но в этом времени может и пронести, да и промышленных предприятий, что экологию загрязняют и бациллы разносят, здесь нет. Природа великолепная, дубравы кругом, одно плохо – жить небезопасно, в рабство к татарам угодить можно запросто, стоит рот раззявить!

В баклаге оказался ягодно-фруктовый взвар, видимо из прошлогодних запасов – чуть сладковатый с кислинкой, довольно приятный. Но с другой стороны хотелось бы просто умыться. Однако следует набраться терпения. Придется подождать ночи, а там сходить на реку. Надо простирнуть исподнее белье, затем хорошо искупаться и помыться илом. А потом золой от кострища промыть волосы.

– Ладно, потерпим до заката и посмотрим, когда татары свалят. Ночью помоемся и под утро, когда самый сон, в монастырь сходить нужно – может, кто там в живых остался. Да и реку переплыть нужно – наверняка оружие какое в крепостице найти можно, с одним ножом тяжко…

Произнеся последнее слова, Юрий хмыкнул – любой колюще-режущий инструментарий для него практически бесполезен, если только самому чего-нибудь нечаянно не отрезать. Не умеет он им работать, не учили кишки живым двуногим организмам дырявить, живот вспарывая. Не спецназ ни разу, или реконструктор с рыцарских турниров. Да и фехтованием никогда в жизни не занимался. Как и всякими единоборствами, что восточными, что западными, вкупе с армейским рукопашным боем, и боксом в придачу.

Нет, морду бить постоянно приходилось, куда же без этого на разборках за девку, или когда «предъявы» кидали. Но то исключительно практический опыт, на него так богата была прежняя жизнь, порой с негативным результатом, о котором свидетельствовала даже утраченная ныне фикса. На кулаках не дерутся, когда у противника в руках сабля, и махать оной супостат горазд. Живо в капусту нашинкует, как на засолку.

– Нам другой инструмент дюже нужен!

Нет, если и есть здесь оружие для него, то исключительно огнестрел. Вот самопалами Юрию приходилось в детстве заниматься, кто же из пацанов не баловался с «поджигами». Да и стрелял неплохо, постоянно тренируясь в тире – это была работа, от которой порой зависела жизнь. Бизнес ведь специфический – и разбираться заставит, и научит.