Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 13

Догадываюсь какое. Герман выставил ультиматум семье, что либо они рассказывают о пробудившемся магическом даре у Марии и отправляют ее в Академию, либо он сам всем откроет правду… Надеюсь, к нему благоразумно прислушались, пока принцесса не натворила новых бед.

– Понятия не имею, – отозвалась я и сосредоточилась на ужине, стойко игнорируя отнюдь не самые приятные взгляды.

Гораздо сильнее волновал Герман. Хотелось верить, что наш вчерашний разговор что-то да значил и принц немного поумерит самоубийственный настрой. Каково ему после побега и возвращения? Успешно объяснился с отцом или нет? Вдруг император намерен запереть его из соображений безопасности и чтобы лишнее о младшей сестре не болтал! А на собрании объявить, что бедняга заболел из-за трагической потери невесты и не может покидать комнату по показаниям целителей. Наведаться бы к Герману с визитом и спросить, как он… Но это могло быть неверно им истолковано. Воздержусь.

До своей комнаты я добралась засветло, рухнула на кровать и позволила себе отключиться. Пробуждение случилось в середине ночи, как и было задумано. В небе висел подтаявший по краям диск луны, светя ярче дворцовых фонарей. Хорошо, в городе меньше придется блуждать в потемках… На этот раз я забрала из конюшни свою лошадь, задобрив предварительно яблоком. Характер у нее тоже был не сахар, но за время путешествия из Пустошей на запад, а потом сюда мы успели поладить. По извилистым столичным улочкам она шла смирно, подчиняясь всем командам, что значительно облегчило путь.

Я доехала до окраинного квартала, спросив дорогу всего раз – у шумных пьянчуг, вывалившихся мне навстречу из замызганного кабака. Все же удобно, когда рогатая лошадка сразу позволяет признать в тебе мага, отбивая у окружающих желание искать с тобой приключений. Конечно, это не панацея: даже одаренные уязвимы перед крепкими мужиками, а если они тебе успеют руки скрутить, то ничего и не поколдуешь. Но обычно неприятности никому не нужны, поэтому магов трогают редко. К тому же патрули городской стражи не дремлют, а их количество по отдалении из центра занятным образом увеличивалось. Ходили группами по пять человек, с яркими масляными лампами в руках, и вглядывались в лица прохожих. Ищут кого-то… Причем в отдаленных районах. Уж не улизнувших ли «выдровцев»?

Окраина являла собой забытое Высшими Силами место – неопрятное, обветшалое и откровенно бедное. Домишки с покосившимися крышами, прогнившие частоколы, грязь на каждом шагу, видимая и в полумраке. Беспризорник в драных штанах сначала не хотел подсказывать, где искать аптекаря, недоверчиво щурясь на пришлую магичку. Но звонкая монетка убедила его выдать, что нужный мне дом – в конце воняющей нечистотами улочки. Нет, не дом, а сарай с заколоченными окнами. Не от хорошей жизни Раду сюда занесло…

Спешившись с лошади, я перепрыгнула через зловонные лужи в тесном дворике и прошла на ветхое крыльцо, норовящее развалиться в труху. От двери впечатления были не лучше, да и долбить в нее пришлось долго и громко. Человеческая аура внутри сарая просматривалась, но выходить не спешила. Когда я уже начала примеряться к доскам на окне, раздумывая, как их отдирать и проникать внутрь, дверь отворилась – с истошным скрипом несмазанных петель. На пороге возник укутанный в тряпье старик, держа горящую лучину в скрюченных пальцах.

– Вы аптекарь? – поинтересовалась я, он еще сильнее сморщил и без того изрезанное морщинами лицо и медленно кивнул. – Я здесь по поводу… сестры.

Старик сунул лучину мне под нос, я отшатнулась от опаляющего пламени. Он близоруко вгляделся в меня и, снова кивнув, отступил в дом. Пригласительного жеста не последовало, но дверь передо мной не захлопнули, и я вошла. В единственной комнатушке одуряюще пахло травами, на косых полках и в облезлых шкафах громоздились сушеные связки и блеклые деревянные банки в застарелых трещинах. Пол несколько лет не видывал метлы, от пыли тянуло чихнуть. За изъеденной молью занавеской прятался настил из несвежей соломы, заменяющий кровать. В Пустошах и то живут в более подобающих условиях.

Аптекарь прошел в угол, убрал трухлявую половицу, схватился за кольцо под ней и распахнул в полу квадратную дверцу. Придерживая ее, кивком указал вниз. Мне туда? Гостеприимно… Учитывая, что людских аур там не было. Я покосилась на лесенку с редкими перекладинами, ведущую то ли в сырой подвал, то ли в погреб, и спросила:

– Хотите обзавестись под домом девицей, чтобы жилось веселее?

– Это место занято, – раздался снизу голос Рады. – Спускайся быстрее. Сквозняк.

Я с изумлением всмотрелась в темноту подвала. Интересно! По ощущениям – по-прежнему никого, пустота. Ни малейших вибраций людской энергии. Любопытство требовало быть удовлетворенным, а сквозняк был весомым аргументом: сама продрогла, стоя у дверцы.

Старик посветить мне не потрудился, и я присела, с трудом нащупав ногой лестничную перекладину. Едва спрыгнула на рыхлый землистый пол, рядом зажглась лампа, очень скудно, слабым огоньком. Я смогла увидеть Раду, закутанную в объемную шерстяную шаль и сидящую на плотном соломенном коврике в окружении нагроможденных друг на друга сундуков. Над ней качалась подвешенная к низкому потолку деревяшка в форме потемневшего от времени ромба, сочащаяся силой. Наверняка артефакт для сокрытия ауры – старый, зато отменно работающий. Занятные у «сестры» вещицы, и берлога тоже.

– Жилье у тебя так себе, и район не очень, – прокомментировала я, не зная, что еще сказать.

– Лучшее из доступного сейчас, – хмыкнула она, – не стесняйся, присаживайся.





Дельное предложение. Стоять, не пригнувшись, тут было невозможно. Я присела на лишенный нагромождений сундук, поскольку на коврике достаточно места не нашлось бы, а сидеть в такой интимной близости от Рады казалось чересчур. Выглядела она неважно: бледная, с залегшими по глазами тенями, немытые волосы забраны в хвост, платье несвежее. Но на уставшем лице читался боевой настрой – ни следа уныния или безысходности.

Сверху прошелестели шаги хозяина дома, я отметила, чтобы нарушить затянувшееся молчание:

– Неразговорчивый господин аптекарь.

– Он вообще не говорит, с рождения. Золото, а не человек. Гарантированно не выдаст ничьих секретов.

– Особенно на допросах.

– Его пока не с чего допрашивать, никто наводку не давал и, надеюсь, не даст, – жестко произнесла Рада, явно намекая на меня, и уже сдержаннее поинтересовалась: – Зачем ты спрашивала обо мне в «Гадкой выдре»?

– Я тебя обидела. Было из-за этого… скверно, – почти не слукавила я.

– То есть ты передумала? – Ее губы скривились в подобии усмешки, но в глазах мелькнула надежда, тут же тщательно ею сокрытая. – Если нет, то обнимемся для успокоения твоей совести и уходи.

– Не уйду.

– Совсем? Для двоих здесь, знаешь ли, тесновато!

Я перевела дыхание, прекрасно понимая, что она имеет право злиться. В нашу первую встречу я наговорила ей гадостей, желая отвязаться. Отвязалась… Теперь бы исправить положение и узнать, во что Рада вляпалась, что вынуждена отсиживаться в подвале у немого аптекаря.

– Выслушай меня, пожалуйста, – вздохнула я и позволила себе столько откровений, сколько могла: – Твое появление у дворца было для меня большой неожиданностью. Я привыкла быть одна, смирилась с тем, что это нормально и не переменится. Не хочется питать ложных иллюзий и вновь разочаровываться.

– Ну как сестра я действительно сплошное разочарование, – она обвела выразительным взглядом окружающее нас пространство, – предпочтительнее была бы благопристойная, замужем и с детишками, в уютном домике какого-нибудь ремесленного квартала. Которая встретила бы тебя чаем, плюшками и заурядными рассказами о кошечке, что накануне окотилась прелестными котятками.

– Тебе бы не подошла тихая семейная жизнь, ты никогда не могла усидеть на месте. Но котята – это святое. Помнишь, как в детстве выкрала соседских, которых собирались топить, и выпустила бегать по округе?

– Было дело, – ее усмешка смягчилась, – задница от розог горела неделю, однако оно того стоило. Не всех тогда переловили, самые проворные удрали и выжили.