Страница 9 из 14
Самое страшное из того, что могло случиться в пятьдесят втором году для спортсменов, случилось на олимпийском турнире по футболу. Виновные понесли наказание по советским меркам относительно мягкое.
И от начальников спорта требовалось не так-то и много – с пользой распорядиться временем, отведенным для подготовки к Олимпиаде в Мельбурне: не наступать на грабли.
Из прошлого взяли псевдоним для пробных игр – сборная Москвы. Эта сборная провела по две товарищеские встречи на родине с хорошо знакомыми спарринг-партнерами: сборными Болгарии и Польши.
Имя Василия Соколова в истории тренерского цеха отмечено меньшим пиететом, чем имена Аркадьева, Якушина, Качалина, Маслова и тех, кто пришел им на смену. Но Соколов – очень известный левый защитник, многолетний капитан московского «Спартака», игрок с довоенным стажем – выступал почти до сорока лет и очень органично перешел на тренерскую работу.
И привел команду к победам в двух чемпионатах подряд.
Если придираться к соколовским достижениям, можно заметить, что дали ему фору.
ЦДСА расформировали.
Бориса Андреевича Аркадьева отправили в «Локомотив», который надо было поднимать из руин.
Михаил Иосифович Якушин трудился в Тбилиси, в московском «Динамо» заправляли Виктор Дубинин и якушин-ский подшефный Михаил Семичастный, не задержавшийся на тренерском поприще.
В «Спартаке» сложилась наилучшая рабочая обстановка – старший товарищ продолжил сотрудничество с младшими, с теми, с кем вчера играл.
Иногда такой расклад становится непреодолимым препятствием в новых отношениях. Но Соколов-игрок был на четырнадцать лет старше Симоняна, на восемнадцать – Нетто, на девятнадцать – Ильина, остальные в дети ему годились: он для них и на поле был играющим тренером.
В помощь Соколову, назначенному руководить возрожденной сборной СССР, отрядили Якушина, возвращенного в Москву.
Это было спорным решением.
Якушин, конечно же, – и разве без оснований? – ставил свою квалификацию, опыт и вообще тренерский талант выше возможностей поставленного над ним Василия Николаевича.
Но на тот момент состав «Спартака» был посильнее.
У «Динамо», кроме вратаря Льва Яшина и форварда Сергея Сальникова, не перестававшего чувствовать себя спартаковцем, несомненных кандидатов в сборную страны, пожалуй, и не было – даже Константин Крижевский в том сезоне был не в самой лучшей своей форме. Протежируемые Якушиным Шабров и другие в сборной Москвы поначалу показались слабее иных кандидатов. Сборная один матч выиграла, один свела вничью и два проиграла – паники, как я говорил, неудачи не вызвали, но коррективы в состав внесли.
Под флаг сборной СССР к матчу со шведами в устоявшийся состав ввели Анатолия Башашкина – он, как и Бобров, в пятьдесят третьем году поиграл сезон за «Спартак» и вернулся в реабилитированный по приказу маршала Жукова, ставшего после ареста Берии министром обороны, ЦДСА к тренеру Пинаичеву, а также Автандила Гогоберидзе, составившего правое крыло с быстрым спартаковским краем Борисом Татушиным.
Сборная создавалась как некий постоянный институт с большим доверием к ее ключевым, проверенным в деле игрокам, под которых подбиралась тактика и пристрастиями которых в футболе определялся стиль – тогдашняя национальная команда ни минуты не была безликой и в дни побед, и в дни неудач.
Сказав о доверии к проверенным мастерам, не удивлюсь ничуть коварному вопросу: а разве в сборной, опозорившейся на Олимпиаде, не доверяли в первую очередь знаменитостям? Но я-то никогда не соглашусь хаять нашу первую олимпийскую сборную. Ее погубила возрастная несбалансированность. Сколько раз говорено: не сломайся перед игрой с югославами молодой Ильин, еще неизвестно, как пошли бы дела в атаке, которой не хватило свежести и скорости…
В сборной же образца пятьдесят четвертого ведущие игроки переживали лучшую пору – ни Сальникову, ни Симоняну не было тридцати. Нетто – двадцать четыре, Ильину – двадцать три, Татушину – двадцать один, в обнадеживающем для вратаря возрасте пришел в национальную команду Лев Яшин…
Привлечение к тренерскому штабу Гавриила Качалина вместо Якушина – и с перспективой на большее, при том, что никаких претензий к Василию Соколову не высказывалось, – тоже говорило в пользу постоянного института.
Гавриил Дмитриевич ничего ни с какими клубными командами не выигрывал. Работал с московским «Локомотивом» перед назначением туда Аркадьева без заметных достижений.
Но репутация специалиста тем не менее за ним утвердилась.
Можно было посмеиваться над обликом и манерами клерка, каким казался Качалин в сопоставлении с интеллектуальной респектабельностью Аркадьева, за версту выдающими гения чудачествами Якушина, мудрой простоватостью Маслова, чье время главенствовать в цехе еще не пришло…
Вместе с тем внутри большого футбола бывший полузащитник московского «Динамо» – Качалин выступал в чемпионском составе тридцать седьмого года – не вызывал у знающих людей отчуждения, что-то важное они успели о нем узнать и поверили в него…
Однако Качалин Качалиным, а к важнейшей для начала своей истории игре сборная подошла в сезоне пятьдесят четвертого с прежним руководством – спартаковским тренером Соколовым.
Победа венгров на Олимпиаде в Хельсинки вызвала в кругу советских футболистов завистливое недоумение: мы же без урона своему достоинству встречались с будущими олимпийскими чемпионами совсем незадолго до начала Игр. Но венгерская сборная выигрышем у англичан в Лондоне и разгромом тех же англичан в Будапеште заявила о себе как о претенденте на звание чемпионов мира.
С мировым первенством у них вышла неувязка. Выигрыш со счетом 8:3 в подгруппе у команды ФРГ, вокруг которой накануне турнира никакой шумихи не возникало, помешал венграм полностью мобилизоваться на финал – и финал остался за немцами, так, впрочем, и не разубедившими футбольных снобов, что венгры все равно сильнейшие по гамбургскому счету. Вместе с тем упущенный исторический шанс для футбольной страны обычно приводит к депрессии то поколение игроков, которому не суждено было стать поколением победителей.
Приглашая в Москву венгров вслед за поляками и болгарами, советские спортивные руководители демонстрировали верность методам подготовки, опробованным перед неудавшейся нашим футболистам Олимпиадой…
Кто-то умный подсказал, что у олимпийских чемпионов и без пяти минут чемпионов мира вряд ли может быть моральное преимущество перед сборной СССР накануне московского матча.
Пик формы венгры прошли.
А воспоминания о приезде двухлетней давности в столицу социалистического лагеря вряд ли доставляли им удовольствие. (Будущие чемпионы Хельсинки проиграли тогда второй матч – первый закончился вничью, – и многие издания обошла фотография, где изображен перед пустыми воротами соперников Бобров, обведший и защитников, и вратаря Грошича.)
Матч с венграми наметили на конец сентября, а в начале месяца играли со шведской сборной – и в присутствии пятидесяти четырех тысяч зрителей на стадионе «Динамо» забили семь безответных мячей, причем четыре в первом тайме. Симонян и Сальников отметились в дебюте возрожденной сборной двумя мячами каждый, лишний раз напомнив о досадном их отсутствии в олимпийском составе пятьдесят второго года.
Победа над шведами не вызвала у нашей публики большого ликования – к ней скорее отнеслись как к должному.
Шведов у нас долго – до печально завершенного четвертьфинального матча с хозяевами чемпионата в Стокгольме – всерьез не принимали.
В сорок седьмом году московское «Динамо» съездило в Швецию – и выиграло два матча у сильнейших клубов с одинаковым счетом 5:1. Но соотечественники динамовцев, не располагавшие достаточной информацией о положении дел в мировом футболе, не испытали и десятой доли гордости, охватившей всех по возвращении команды из турне по Великобритании в сорок пятом. У нас никто и не подозревал, что шведы перед Олимпиадой-48 в Лондоне были посильнее англичан – и по игре стали первыми.