Страница 3 из 11
– Сынок, приготовься, – она оборвала предложение на полуслове, с флангов их обходила лава.
Сверкнула вспышка, и глыба, которая должна была разорваться, была отброшена вдаль, где и детонировала, не причинив вреда, но на этом всё не закончилось, происходила гонка со смертью. «Самое ужасное, что скоро ударят и штурмовые подразделения» – на этих мыслях сердце женщины сжалось, она подумала о муже, который был на самом внешнем рубеже, она тоже раньше служила и воевала и отлично знала, как бы ни хотелось понимать обратного, но сейчас атака на них не происходит, потому что окружённые гарнизоны и подразделения отчаянно огрызаются и ещё не добиты, и что когда зачистка Пруда начнётся, значит с блокированными подразделениями всё кончено. Это отозвалось сильной болью и уже фактически пониманием утраты. Грусть. Это замешательство дорого ей стоило, из-за того что многие визардцы погибли, последующий защитный шквал заклинаний был намного слабее, и на выживших обрушилось море огня и шрапнели. Прямо перед ними влетает глыба.
– Будь за мной, – крикнула Бёльку мать. Крупица близ Ока сверкнула сапфировым, а токи намита в руках и палочка заливали округу лазурным свечением. Из её волшебной палочки вырвалась мощная режущая струя воды, измельчившая шрапнель и осколки, летящие к ним, и, оставив на дне рытвину, срезала с грунтом и огонь, проделала для них брешь в пламени. Следующую глыбу отбила и ещё одну, но она не ожидала, что кто-то отобьёт бомбу в них, но так и произошло, времени не было. – Сынок, скорее, круто бери левее. – Лисица матери схватила хвостом младшего Эдгура и швырнула в сторону лиса Бёлька, на опережение, тот изловчился, изогнулся и, не сбавляя скорости, поймал его за шкирку и ускорился, забирая влево, в ту же секунду прогремел взрыв, который, впрочем, абсолютно терялся в нескончаемой канонаде, столбы земли вздымались всюду на этом безразмерном плато боли, день уже прошёл, но этого, кажется, никто и не заметил, все были заняты бойней, всё смешалось, войска, хищные разумные воплощения и гражданские. Бёльк смотрел и не моргал, он просто не хотел верить, что осиротел сегодня, но, едва дым рассеялся, он увидел, что мама была внутри большого миньона водяного слона с изрядно оплавленной спиной и множеством острых осколков, чуть не достигших её. Она взмахнула сине-серо-белой сияющей палочкой, и водяной слон с большой силой и ускорением выстрелил водяную торпеду, на которой, как на сёрфе, мать догоняла своих детей, и лишь поравнялась с ними, тут же поглотила воду талисманом и, материализовав юркую пламенную лисицу, вновь оказалась верхом, поймав Эдгура, помчались дальше. Хищное Пламя двигалось значительно быстрее визардцев, и в этот момент случилось то, чего не ждали, река Верная на очень длинном участке вздыбилась, а потом, словно цунами, вышла из берегов и бросилась на хищную лаву на северный рукав, с грозным шипением, тучами пара, сражались два разумных воплощения, решивших разделить участь визардцев. Убегающие от неминуемой гибели воспряли духом, увидев это, ведь на волнах реки Верной отсекающим ударом шли авангарды с Западного Дозора. Побеждённое и уничтоженное разумное воплощение огня съёжилось и потрескалось, среди его уже ослабшей и разобщённой, развалившейся материи лежало ядро, и солдаты, поглотив его, отправились дальше, через всё плато к южному рукаву хищной лавы. Впрочем, это разумное воплощение быстро осознало невыгодность своего положения и в целом позиции на ровном, как тарелка, плато и моментально изменило тактику. Словно змея, свилось в клубок и начало раскаляться, лава стала расширяться и увеличиваться в размерах. Очень скоро из этой раскалённой массы выросли и вытянулись башни, бастионы, ниши для зачарователей и несколько цитаделей за общей стеной, Дозор Испепелённых начал, остывая, твердеть и парить, и, когда чёрный обсидиан с пляшущим внутри пламенем остыл, твердыня была готова. Последним штрихом стало то, что выросло ещё два венца стен хищного, живого огня, разумное воплощение выполняло роль умных стен или цепного сторожевого пса. Но это всё оставалось позади матери Бёлька и её детей, стремительно уносящихся на юрких лисицах. Тем временем разумное воплощение Прилив, друг Лазурных и соратник степной бурлящей воды, преградил путь взрывающимися глыбами и встал на защиту уцелевших. Дорога была полна боли, от утраты, от унижения, от ожогов, в том числе и других ран и травм. И конечно, от того, что это всё ещё не кончилось и ещё погибнут многие. Поэтому ни дороги почти через Два Пруда, ни верениц раздавленных и ободранных, закопчённых и чудом спасшихся беженцев он не запомнил. Не задержались в памяти и армейские транспортные колонны, шедшие навстречу, а также паника и смятение крепостей новой фронтовой полосы. Бёльк тогда многого не запомнил, память ребёнка скрыла в подсознании многое из тогда увиденного, он по большому счёту лишь запомнил, что было море огня, как стремительно вытеснил жар всю воду, как бежали выжившие, сгибаемые под ударами раскалённых валунов и лавы.
Земля испещрилась трещинами, рытвины всё углублялись, из них вырывалось пламя. Многие погибли тогда, уцелевшие же жители целого Пруда лишились крова. Они бросили всё, чтобы выжить, их уносили армейские транспорты из Стража Равнин, сами же готовились дать последний бой. Как потом узнал Бёльк, его отец погиб в этом прорыве обороны, каким-то образом в тылу их позиций вырос Вулкан и обрушил свой гнев, это совпало с атакой страны Пламени, подразделения отца Бёлька взяли в окружение и истребили. Он помнил, как их направили в Тенистую Заводь. Когда их словно пожирала вечно висящая тень, Бёльк сказал: «Как здесь можно жить – здесь мрачно». Ему не хотелось быть здесь. Он опять вспышкой в сознании вспомнил тот предрассветный час, чего они лишились, вспомнил отца, который больше не вернётся. Это отозвалось болью утраты, Бёльк не хотел верить услышанному об отце, хотелось верить в то, что он как-то выжил, мыслимо, немыслимо, но как-то выжил, другого просто не могло быть, просто не должно быть с ними. Но, конечно, это не так, и мы можем с уверенностью считать его отца погибшим. Он чуть сдержался, чтобы не заплакать, и вдруг он поднял глаза, они были уже близ города с его западного въезда, и, конечно, глава одной из семей Триады Рифхов с тревогой во взоре встречал новоприбывших сограждан их города. С ним рядом стояла и его дочь, Инира, словно светлячок в ночи, сияла она плечиками в лёгком платьице, и с большим волнением она смотрела, вжимаясь в ногу отца, на вереницу армейского транспорта с беженцами. Сотни палочек создавали тусклый свет, словно церемониальная процессия тянулись в Вечной Тени к городу. По всей стране ревели тревоги, спешно готовились резервы, назревало серьёзное сражение на неделю, не меньше. Такой прорыв без развития было бы оставить глупо. Так или иначе, Северный Страж пал, там разместилась передовая Цитадель Испепелённых.
Горечь, смешанная с радостью, любовь и восхищение – вот с такими противоречивыми чувствами Бёльк и любовался Инирой. Он полностью абстрагировался, а всё тем временем началось и уже какое-то время продолжалось, уже были названы пятеро из девятерых необходимых для задач, которые уже определила и согласовала со штабом Инира. Бёльк смотрел на неё и даже не сразу услышал, осознал и понял, что его имя уже было названо и даже звучало уже ещё раз. Инира вдруг посмотрела на него, мимолётом, словно майский утренний сквознячок, улыбнулась ему и помахала рукой.
– Иди, ты чего, тебя назвали, – шипели со стороны, и он, опомнившись, включился и ринулся на трибуну, и здесь уже соблюдалась серьёзность. Голубое сияние крупицей близ Ока Воплощения, и он встал в линию шестым. Инира с отцом продолжили.
Бёльку хотелось кричать от радости, он не мог устоять на месте, «незаметно» он повернул голову и снова смотрел на неё, как же восхитительно она сияла.
Церемония прошла, девять были выбраны, они оставили свои отпечатки намита в свитке, несущем в себе все сведения об образованном подразделении, и, если вдруг кто-то погибнет и будет обезображен, его определят и принесут домой, даже если вдруг это будет лишь палец. Рифхи Лазурных не произносили присяги, её как таковой не было, считалось, что взгляд героя добрый и цепкий, великодушный и оценивающий, перед лицом воинской доблести прошлого присяга особо не нужна. Когда общественная часть прошла и все остальные разошлись, новый состав спецрифха спустился с трибуны, и все занимались кто чем.