Америка на мою голову

Ох, и свалилась же на мою голову эта Америка…

Глава 2

Все две недели промелькнули в скоростном режиме.

Папа всё время напрягал своим постоянным видимым восторгом, мечтательным закатыванием глаз и периодическими «ахами». Честное слово, он просто парил над землёй. Ну конечно, он же все дела свалил на меня, чего ж не полетать-то? А я все эти дни проявляла, ну просто, чудеса выдержки.

В колледже, например, в деканате новость о моём переезде приняли… с безразличием. Я-то думала, что они кинутся мне в ноги, упрашивая меня такую любимую и уникальную не бросать Отчизну. Как бы не так! На меня кинули один ленивый взгляд, сунули кучу всяких бланков для заполнения заявлений и список оставшихся предметов, сдача которых светит в конце учебного года.

Пришлось изрядно попотеть, бегая по преподавателям, чтобы досрочно попытаться сдать хоть какие-нибудь экзамены.

В особенности, английский язык… Учительница… Местная гарпия! Студенты всегда идут к ней на урок, зная какой прессинг их ждёт, на негнущихся ногах. Если она вызывает к доске, то бедный затерроризированный студент вскакивает и скороговоркой тарабанит заученный текст. Меня эта участь тоже не обошла стороной…

К слову, по английскому у меня всегда были четвёрки и пятёрки. Заслуженные. Не списанные. Ага.

Знание английского языка у меня посредственное, но не нулевое. Есть над чем работать!

Как-то раз каждый студент должен был подготовить реферат на выданную ему тему.

Так вот, в моём случае, при выдаче уже проверенной работы, она любезно окатила меня с ног до головы желчью, если дословно, то: «Почему я должна копаться в этой помойке? Почему нельзя было подготовить связный доклад заранее? Видимо, «думать» для тебя трудная работа, да, Миронова?» и поставила мне 4.

Что не так с этой женщиной? Вот поэтому её и прозвали гарпией, потому что она как хищница играет с жертвой ради забавы, а потом сжирает с потрохами. А может потому что у неё нос похож на клюв…

Я также не поняла причины и её нынешнего отказа…

Всего лишь попросила написать мне «рекомендательное письмо» и дать совет как лучше написать «эссе» для поступления в университет. Что тут началось…:

«Я ничего тебе писать не буду! В Америку она собралась! Я не собираюсь облегчать тебе жизнь, выкручивайся сама!»

Хм, либо я рожей не вышла, либо меня посчитали предателем Родины, либо это просто старая добрая зависть! Склоняюсь больше к последнему варианту.

Но где наша не пропадала, а?

Я потопала обратно в деканат, где с выражением, да с многозначительными жестами доходчиво объяснила, что, в случае невыдачи мне «рекомендательного письма» обращусь я к великому и могучему интернету, где найду Федеральный портал «Российского образования» и тому подобные сайты про международные отношения, и напишу большой и нехороший отзыв о сие учреждении.

Эх, Оскара мне, да побольше! Такие природные задатки пропадают…

И вот декан падает передо мной на колени, рвёт рубаху на груди, посыпает голову пеплом, смиренно извиняется и просит над ним смилостивиться… На что я презренно фыркаю и ухожу восвояси!

Шучу! Было немного по-другому.

Декан, выслушав мою проникновенную речь, явно повергнутый в шок, посадил меня на диванчик в приёмной, выдавил из себя «психически-нездоровую» улыбку, попросил меня подождать двадцать минут и умчался на всех парах в сторону кабинета английского языка.

Вернулся он раньше, неся в руках свеженапечатанный лист, где чёрным по белому было написано, какая я ответственная, целеустремлённая, коммуникабельная и бла-бла-бла. Всё чистая правда. И к нему, на моё удивление и облегчение, прилагался лист от англичанки с советами, заметками и сносками нужных мне справочников для написания академического «эссе».

Хах. Победа за нами!

Сменив свой гнев на милость, я сердечно поблагодарила этого наивного мужчину, ликующе улыбнулась, посылая ему лучи света и добра, и быстренько ретировалась, пока меня не рассекретили.

Чуть позже, встретив в вестибюле преподшу английского, мою голову посетила догадка, что всё это она сделала исключительно от «чистого сердца». Если бы взглядом можно было убить, то у меня между глаз уже было бы пулевое отверстие.

Я же, изобразив из себя «девочку-ромашку», пролепетала детским голосочком: «Прощайте, Анна Георгиевна! Я не буду скучать!», и прежде, чем она плюнет ядом мне в лицо, распахнула двери и выбежала из колледжа на улицу. И окрылённая своим маленьким успехом, направилась в сторону метро, чтобы вернуться домой и начать собирать вещи.

Глава 3

Оказалось, что вещи собирать – это нелёгкое дело. Как-то за семейным завтраком, мы с папой приняли решение нашу 4-х комнатную квартиру не продавать, а сдавать в аренду на длительный срок. Поэтому мне было сказано упаковать только самое необходимое и нужное.

Но мне всё нужно…

Первым делом, я решила собрать самое памятное для нас… это вещи, напоминающие о маме и бабушке. Самые дорогие нашим сердцам люди, к сожалению, давно не с нами.

Маму я никогда не знала, потому что она трагически умерла при родах. У неё начались преждевременные… Меня удалось спасти, а у мамы пошли серьёзные осложнения, врачи боролись за её жизнь до последнего, но так и не смогли привести её в сознание.

У папы в тот день разбилось сердце… И по сей день, я вижу, как его грудь сжимается от всепоглощающей грусти и тоске по своей второй половинке, своей любимой женщине. А ведь прошло уже восемнадцать лет… И папа до сих пор не нашёл себе спутницу по жизни. Конечно, у него были женщины, но это были краткосрочные романы, про которые он и говорить не хотел, отмахивался рукой, мол, ничего серьёзного.

Когда я была маленькая, то по незнанию ситуации винила себя в смерти мамы, хоть и пыталась этого папе не показывать. Но он всегда интуитивно чувствовал, что мне горько на душе и повторял одни и те же слова: «Люсьена, ты самое лучшее, что произошло в моей жизни! Ты – частичка и продолжение твоей мамы, ты её мечта!»

Кстати, моё имя для меня выбрала мама, когда была беременна мной. Ей очень нравилось «Люся», но не нравилось «Людмила». На помощь пришла бабушка, мама моего папы, она была поклонницей одной французской певицы Люсьен Буайе и предложила это необычное имя моим родителям, мама влюбилась в него, как только услышала и решение было принято. Так появилась я – Миронова Люсьена Павловна.

Именно бабушка помогала папе меня воспитывать. Папа с мамой после свадьбы купили 2-х комнатную квартиру, но убитый горем отец наотрез отказался там жить. Бабушка не стала его осуждать или давить, и предложила вариант, где она продаёт свою квартиру, папа свою и они покупают одну большую, где в итоге мы бы жили втроём. Так и произошло.

Пока бабушка занималась моим воспитанием, папа вкалывал как вол при своём «Институте физики». С самого рождения мне прививали трепетное отношение к воспоминаниям о маме. «Она всегда с нами…с тобой!» – ласково приговаривала бабушка. Повсюду нас окружают рамки с фотографиями, где счастливые мама и папа в день своей свадьбы, где мама лениво лежит на траве, жмурится от солнца и улыбается каким-то своим мыслям, где папа на защите своей диссертации говорит речь, а мама, случайно попавшая в кадр, смотрит на папу с безмерной гордостью и со слезами на глазах. И последнее фото мамы при жизни, где она с огромным пузом втихаря ела мороженое, а папа её застукал и быстро щёлкнул…на память. Поэтому, хоть я и никогда не видела свою маму, я всё про неё знаю… И знаю, что она всегда со мной, а это главное.

К сожалению, бабушка нас покинула, когда мне было всего семь лет. Было тяжело, папа старался держаться при мне, но я частенько слышала, как он уходил в комнату бабушки и ставил в её старенький граммофон, который достался ей от своих родителей, пластинки с песнями той самой французской певицы с красивым именем Люсьен.

И вот сейчас, стоя перед этим самым музыкальным прибором, я тяжко вздохнула, отпуская эти далёкие воспоминания. Вдруг, я почувствовала, как моего плеча коснулась чья-то тяжёлая, но при этом тёплая рука: