Сердце полемарха

И стоны Майи мне нисколько в том не мешали. Я когда-то работала и не в таких условиях. И только сосредоточилась, поймала ритм и втянулась в процесс, как дверь с громким стуком распахнулась и в комнату влетела неизвестная мне женщина. Одетая в шёлковую светло-бежевую тунику с ремешком под грудью, с накинутым поверх тёмно-коричневым пеплосом[7], свободные края пеплоса придавали всему облику строгость и величественность.

К нам пожаловала законная жена этнарха. Об её статусе кричало буквально всё: дорогие одежды, изящные украшения и взгляд.

Эта женщина привыкла повелевать. Мои догадки нашли своё подтверждение секундой позже: все наложницы низко склонили головы.

- Гиатроса Иринеоса нет в поместье, - властным чуть низковатым голосом произнесла она. - Я посмотрю на роженицу сама.

- Это великая честь, прекрасная Василисса! - поприветствовала её Елена.

Я же, чтобы не отсвечивать, тоже встала и тихо замерла за колонной. И только Василисса прошла мимо меня, неся себя с достоинством королевы, я выглянула из-за колонны: уж больно интересно посмотреть, что она будет делать? Неужели тоже целительница? Тогда зачем здесь гитрос Иринеос?

Но оказалось всё просто. Жена этнарха отвечала за всех детей Менедема. Дети - залог крепких связей с иными домами и провинциями.

Осмотрев Маю, Василисса что-то сказала, пришедшим с ней слугам и те быстро вылетели за дверь, после принесли тазы с горячей водой и чистые полотенца.

Сама же хозяйка поместья этнарха, важно поднявшись, посмотрела на Елену и на Каломиру:

- Принимайте роды, - и уселась на принесённый специально для неё стул.

Женщины безропотно подчинились.

В удивлении приподняв брови, пожала плечами и вернулась к своим делам.

Но вот только Майя через час потеряла сознание: явно что-то шло не так и я, отбросив ранее принятое решение - не отсвечивать, вскочила на ноги одним слитным движением и шагнула к толпившимся наложницам.

- Я могу помочь! - перекрикивая весь этот балаган, пробилась вперёд. Странно, что меня раньше не позвали. Хотя, ничего странного нет: роды — это обычное явление.

Наложницы расступились, вдруг стало очень тихо и в этой звенящей тишине суровый голос Василиссы произнёс:

- Кто ты?

- Меня зовут Аглая, я умею врачевать.

Женщина окинула меня холодным, ничего не выражающим взглядом и спросила:

- Так это о тебе так печётся гиатрос Иринеос? - и, не дожидаясь ответа, продолжила, - хорошо. Скажи, что с ней и как это лечить?

Кивнув, подошла к лежавшей на своей кушетке Майе. Простыни, некогда белые, стали коричнево-красными. Кровь продолжала прибывать. Девушка была без сознания.

Осмотрев её как можно тщательнее, пришла к выводу: отслойка плаценты. Надо кесарить. И срочно!

- Нужно резать живот, - объявила я, после моих слов послышался дружный шокированный вздох.

- Слышала о таком способе, - важно кивнула женщина, помолчав немного, приказала, - делай!

- Нож, самый острый, какой найдёте, шёлковые нити, крепкое вино... - начала перечислять я, а сама была полностью согласна с Василиссой: Майя имеет все шансы погибнуть, потому что нет антибиотиков. Зашить матку и рану на животе - это-то я сделаю, а вот дальше - полная неизвестность.

Разве что подключатся мои сверхъестественные способности, но и на это я сильно не рассчитывала.

- Вижу, что опасаешься обвинения в смерти роженицы, - поняв мою задумчивость по-своему, сказала Василисса, - она для меня не так важна, как ребёнок. Так что не опасайся, никто ничего тебе не сделает!

Её слова меня покоробили: жизнь наложницы ничего для неё не значит. И мне вдвойне захотелось, чтобы Майя выжила.

Глава 13

Ребёнка вытащила и сноровисто перерезала пуповину.

Перевернула малыша и ударила по попе, тут же по комнате разнёсся полный возмущения крик. Время утекало, но последующие действия были просто необходимы: у меня не было инструментов для проведения аспирационной санации верхних дыхательных путей, посему пришлось всё сделать губами. Брезгливые вздохи сидевших поодаль женщин меня ничуть не смутили: работа такая и её нужно делать, как положено.

- Быстро обернуть в тёплое одеяло, - распорядилась я, протягивая ребёнка.

Отдав младенца, вернулась к лежащей в беспамятстве Майе. Девушка так и не пришла в себя.

Надавив куда следует, чтобы вышел послед, приступила к ушиванию разреза на матке, работала быстро, стараясь не думать, что в этот раз никаких магических способностей не пробудилось. Да и сосредоточиться никак не выходило: впервые всю операцию я провела, используя только нож с коротким, но острым лезвием и собственные пальцы. Сделав последний стежок на коже, перерезала ножиком нить и положила руку на шов, может получится хоть что-нибудь увидеть магическим зрением?

Не получилось.

Не став показывать насколько я расстроилась, повернулась к Василиссе, продолжавшей восседать с видом царицы на деревянном стуле со средней спинкой и не сводившей с меня холодного нечитаемого взгляда.

- Я закончила, пусть ей положат холодную тряпицу на лоб, у Майи жар, необходимо сбить, и почаще меняйте простынь, а всё остальное по воле Богов, - по-местному закончила фразу и устало, чуть пошатнувшись, встала. Меня мгновенно подхватила одна из молоденьких наложниц и подставила плечо, чтобы мне было обо что опереться. Благодарно ей кивнула и добавила, - мне нужно умыться.

- Твоё искусство велико, - вдруг произнесла всё это время молчавшая местная владычица, - Ника, отведи Аглаю в купальни, назначь рабынь, пусть смоют кровавый дух с её тела, - кивнула одной из своих служанок Василисса и отвернулась к Елене намереваясь что-то ей сказать.

- Младенца отнеси кормилице...

Я не стала прислушиваться к её словам: меня подхватили под руки и буквально понесли к выходу из помещения.

Вернулась чистая, благоухающая, каждую мышцу знатно промяли, что повысило градус настроения на одну единичку. Всего на одну, потому что всё это время я очень сильно переживала за Майю. Она ведь так и не очнулась, температура её тела была достаточно высокой. Это тревожило.

И, попав в комнату наложниц, первым делом направилась к топчану, где должна была лежать девушка. Первое, что меня неприятно поразило - рядом с ней никого не было, все остальные женщины просто легли спать, позабыв о мечущейся в бреду роженице. Более того, Майи не оказалось на её месте, я её нашла по тихим стонам в дальнем углу комнаты, прямо под открытыми узкими окнами.

Это настолько меня возмутило, что я чуть не зарычала, с огромным усилием воли, взяв себя в руки, подошла к девушке, проверила температуру: та значительно подскочила, тряпочка, которую ей небрежно нахлобучили на лоб, давным-давно высохла и сползла на правое ухо. Заглянула вниз, чтобы проверить тряпицу, выполнявшую роль подгузника и чуть не взвыла: она вся пропиталась кровью. Едва слышно чертыхаясь, я попыталась поднять молодую женщину, но в нынешнем тощем теле мне такой фокус провернуть не удалось. С кряхтением выпрямилась, уже не особо заботясь о сне окружающих, подошла к топчану, на котором лежала одна из молоденьких наложниц.

- Проснись, - пихнула не слишком вежливо.

- Что? - пробормотала та, не собираясь просыпаться.

- Я сказала вставай! - рявкнула так, что некоторые всё же проснулись, не все, к сожалению, - вы что, офигели?! - не стесняясь более, продолжила я, позабыв в каком месте нахожусь и произнеся фразу на русском.

Опомнившись, добавила на местном:

- Если вы будете рожать, и с вами случится ровно то же самое, что с Майей я и пальцем не пошевелю ради вашего спасения! Кто ещё сохранил каплю совести, помогите перенести роженицу на мой топчан!

7

Пеплос - большой кусок шерстяной ткани, который оборачивали поверх туники.