Цена его обмана

Целый день мы занимаемся ерундой, валяем дурака, смотрим фильмы и объедаемся сладостями, но к вечеру я замечаю, что брат приуныл. Понимаю, что он хочет к друзьям, а я для него обуза. И от этого понимая все внутри сворачивается в трубочку.

Подхожу и серьёзно говорю ему, чтобы ехал, не боясь за меня. И тогда Валера вдруг оборачивается, глаза горят, улыбается от уха до уха и предлагает взять меня с собой на крутую тусовку. Естественно, я соглашаюсь. Неужели может быть по-другому?

Я с братом, мне десять, крутая тусовка… это все само по себе круто, конечно идем! Собралась за пять минут и вот мы едем на квартиру к его другу, и я неожиданно узнаю, что у брата есть девушка…

Весь вечер с обидой пялюсь на их обнимашки по углам. Меня не волнуют пьяные ребята и девчонки, их ахи и охи, громкая музыка и не менее громкий вульгарный мат. Весь вечер я смотрю только на эту парочку, и в какой-то момент не выдерживаю – собираюсь так, чтобы никто не заметил (хотя никто и не собирался замечать) и ухожу из той квартиры с твердым намерением отправиться домой одной. Из подъезда я вылетаю пулей и по двору пролетаю стрелой. Но тут мне вдруг становится так страшно, что я встаю как вкопанная, не в силах двинуться ни с места дальше и реву. От страха, от того, что я одна ночью в незнакомом месте, от предательства брата я буквально ошарашена. Прячусь в домик на игровой площадке и так там и сижу, трясясь от холода и ужаса, пока не слышу встревоженные голоса. Валера зовет меня по имени, и голос его так напуган, что я, не выдерживаю, пулей вылетаю из укрытия и бросаюсь ему на шею, рыдая в три ручья.

Смотрю на него, а лицо его такое белое-белое, как мел. И губы трясутся и голос дрожит. Обнимает меня и, не прощаясь со своей подружкой, ведет меня прочь со двора.

Дома Валерка все никак не может меня успокоить, гладит по голове и кажется сам до сих пор не может прийти в себя.

– Пойми, котенок… эта девчонка, это ведь так, ерунда. Я же только тебя люблю…Просто у каждого парня должна быть девчонка. Так принято. Понимаешь?

Заглядывает мне в глаза с неподдельной тоской и рассказывает невероятные вещи о том, что никогда меня не бросит и не оставит одну…

***

Просыпаюсь в холодном поту с ощущением, что кто-то пристально меня рассматривает. Открываю глаза, так и есть. Лысый стоит прямо передо мной, в его руках поднос, который он, увидев, что я проснулась и ошалело отшатнулась от него, как бы случайно роняет.

– Жрать подано, – с ухмылкой кивает на разбросанную по полу еду, и уходит, напевая себе под нос веселый мотивчик.

Выдыхаю только когда он запирает дверь с той стороны. Жадно смотрю на булочку, валяющуюся на полу, и разлитый чай и, почти не раздумывая, хватаю еду.

Я.

Очень.

Хочу.

Есть.

Плевать, как они доставили мне еду, на все плевать, все, что хочет сейчас мой организм – это жрать. Безудержно, неистово и с остервенением. Тело отзывается сильной болью, когда склоняюсь к полу, подбирая как собака жратву. Обтираю руками булку, дую на нее и откусываю почти половину разом. Запиваю водой самый вкусный в мире обед, или ужин, и в этот момент чувствую себя почти хорошо.

Мало. Доедаю, облизывая пальцы, и понимаю, что мне мало. Я не наелась и хочу еще.

Ну да… А еще я хочу врача и домой. Не слишком ли много для одной меня?

Кряхтя и охая, сажусь по-турецки на кровати, облокачиваюсь о стену, укрываюсь одеялом и закрываю глаза. Всегда поражалась как человек может провести многие годы в заточении, мне вот и пары дней хватило, чтобы сойти с ума. Наверное, можно привыкнуть, но для этого надо хотя бы знать, за что ты заточен и на сколько. Я же ничего не знаю и постоянно жду удара.

Вскоре дверь открывается вновь. И от звука ключа я вздрагиваю. Прячусь под одеялом, которое с меня тут же бесцеремонно сдирают.

– Не надо… – шепчу я, зажмурившись от страха, что сейчас вновь будут бить. Что, если Лысый пришел доделать то, что не успел? Лучше уж сразу умереть!

Открываю глаза и вижу перед собой парня, что истязал меня ремнем той страшной ночью.

– Да не вопи! – улыбается он и я вспоминаю, с каким наслаждением этот ублюдок бил меня в прошлый раз.

Закрываю лицо руками, пытаясь защититься, а этот выродок тут же шлепает меня по голым ногам.

– Сказал, не вопи, ничего я тебе не сделаю. Не сегодня по крайней мере.

Что? Он и правда не будет меня трогать?

– Чего вылупилась? Домой скоро поедешь.

Сижу, не в силах поверить в его слова. Он обманывает, не может быть так просто. Что могло измениться, что меня отпускают вот так?

– Да-да… я сам удивлён, поражен и обескуражен. – Тип явно издевается, но мне сейчас на это плевать, – Я бы тебя затрахал до смерти, превратив в бифштекс, засек бы до одной сплошной кровавой раны, но увы…

Сглатываю ком, понимая, что не ошиблась тогда, предположив, что этот парень с лицом ангела настоящий монстр.

– Начальство сказало тебя отпустить. Что поделаешь… – развел руками и тут подмигнул мне как старой знакомой, – Повезло тебе, красотка, от меня живой еще ни одна не уползала…

Затыкаю уши руками. Не могу его слушать. Не хочу. Страх сковывает по рукам и ногам, и я понимаю, что сейчас не выдержу, просто сорвусь и заору.

Он резко наклоняется и бьет по рукам. Звон раздается набатом в оглушенных ушах. Кажется, я все-таки ору.

– Пойдем. – поднимается и идет к выходу.

Я сижу, словно прикованная, оглушенная и скованная страхом. Ноги не идут за ним, не могу. Не пойду с ним, боюсь.

Оборачивается и вновь подмигивает.

– Не беси меня, кукла. Меня не просто так Психом зовут. Пойдем, не заставляй тащить тебя за волосы. Не доставляй мне такого удовольствия.

На негнущихся ногах поднимаюсь кое-как и, едва не теряя сознание, иду за своим мучителем по коридору со множеством дверей, не встретив ни души. Псих резко останавливается и толкает одну из неприметных дверей. Пихает меня внутрь, и я, под дружный гогот, вновь оказываюсь в кошмаре. Пячусь назад под насмешливыми взглядами компании из тех ублюдков, что ворвались в мой дом. Сзади Псих, впереди Лысый и Татуированный. Внутри все сжимается от страха, и я кричу, но голос мой беззвучен. Пытаюсь бежать и понимаю, что прилипла к полу – не отодрать. Я хочу, чтобы сердце перестало биться, только бы не оставаться с мучителями в этой комнате.

– Смотри, как застремалась девка, – словно сквозь вату слышу голос Лысого и новый приступ смеха, эхом отлетающий от стен и врезающийся мне прямо в голову.

Ноги и руки онемели и даже язык прилип к небу. Понимаю, что теперь-то уж точно все будет кончено. Лишь бы не было слишком больно…

Псих обходит меня по кругу и вдруг резко выкидывает руку мне в лицо. Она зависает всего в паре сантиметров, а я уже падаю на корточки и пытаюсь отползти к стене. Зажимаю уши руками и прячу лицо в колени.

– Обожаю этот момент…

Я невидимка. Я сейчас исчезну. Я невидимка. Я сейчас исчезну.

Поднимают и ставят на ноги, что-то говорят, но я не слышу, уши по-прежнему держу руками.

Псих еле отдирает их, и тогда мне кажется, что с меня живьем сдирают мясо.

Я невидимка. Меня нет.

– Да харе орать, ты, дура!

Голос татуированного резко врывается сквозь вакуум, и я вдруг понимаю, что и правда кричу на одной протяжной ноте. Резко захлопываю рот, но кажется звук стихает не сразу, а еще тянется будто долгое эхо.

– Хренасе её накрыло!

– Слушай сюда, курица! Будь моя воля я давно бы тебя отымел и пристрелил в ближайшей канаве, но увы… – Лысый слегка ударил ладонью по спине и продолжил, – Сейчас ты поедешь домой. Тебя там никто не ищет, по крайней мере менты точно. Если кто спросит, что с рожей, скажешь хахаль наподдавал. Он же дверь выбил. На днях приедут-дверь починят. Все усекла?

Я стою как вкопанная и в голове бьется, словно птица в клетке, только одно слово – «домой».

Ощутимый подзатыльник выводит из транса, и я спешу кивнуть. Волшебное слово дом творит чудеса.

– Теперь по теме. У тебя есть брат.