Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 2

Гилберт Блайт

Луна

«Луна»

Гилберт Блайт

Интермедия

Впервые Кий встречает Даниэля сидящим в саду под раскидистой старой яблоней. Мальчик читает книжку в два раза больше, чем он сам, и на щеке у него наклеен пластырь со смешным лягушонком из старого анимэ. Мультики семилетний Кий обожает, а вот читать терпеть не может, но ему хочется разглядеть лягушонка поближе, и он садится рядом на траву.

– Привет! Мне нравится твой пластырь.

У мальчика светлые, почти белые волосы, выжженные летним солнцем, и голубые глаза.

– Меня зовут Кий. А тебя?

Мальчик отрывается от книги и наконец смотрит на Кия каким-то слишком серьёзным для шестилетнего малыша взглядом.

– Даниэль, – говорит он. – Меня зовут Даниэль.

Кий думает, что имя «Даниэль» слишком велико для такого малявки, и про себя решает, что будет звать его Дэни.

– Мне нравится твой пластырь, – повторяет Кий и осторожно дотрагивается до лягушонка подушечкой пальца. – Ты поранился?

Даниэль хмурится, молчит и тихо кивает. Кий тоже:

– Мама говорит, что если поцеловать ранку, она скорее заживёт.

– А у меня нет мамы, только папа.

От спокойного тона мальчика у Кия вдруг щиплет глаза, и он встряхивает головой, чтобы прогнать ещё не выступившие слёзы. Ещё не хватало, чтобы этот белоголовый малыш подумал, что он плакса.

– Не думай, что я позволю незнакомцу целовать мою рану, – добавляет Даниэль.

– Тогда давай дружить, – и Кий протягивает мальчишке свою руку. – Тогда я перестану быть для тебя незнакомцем.

И они начинают дружить. Правда, Даниэль всё равно не даёт Кию целовать свои раны, а они у него появляются с завидным постоянством. Завидным для Кия, разумеется. Шрамы украшают мужчину, утешает он Даниэля, замечая новый кусочек пластыря то на сгибе локтя, то на коленке.

Они всегда вместе и делятся друг с другом сэндвичами с ветчиной и сыром, прочитанными историями и выдуманными сюжетами. В очередной раз, спрятавшись от жары в тени яблони, они болтают о всякой ерунде или просто молчат. Так здорово смотреть на кусочек неба, выступающий сквозь ветви, усыпанные наливающимися плодами.

– Хочешь секрет? – Кий придвигается ближе к Даниэлю, и его мордашка приобретает заговорщический вид. Даниэль кивает, не сводя глаз с пухлой пчелы, кружащей вокруг румяного яблока.

– Я волк, Дэни. – Голос обычно смешливого Кия непривычно серьёзен, и сердце Даниэля обрушивается куда-то вниз живота. У него тоже есть свой секрет, но он слишком боится доверить его другу.

– Не веришь? – Кий истолковывает молчание Даниэля по-своему. – Настоящий!

Темноволосый мальчишка делает ловкий кувырок, оборачиваясь чёрным, как уголёк, волчонком. Щенок юрко тычется в ладонь изумленного Даниэля и облизывает его пальцы.

Проходят года, Кий вытягивается как каланча, становится очень-очень худым, одни кости и жилы. Даниэль по-прежнему уступает ему в росте и силе, и Кию хочется вечно оберегать его, всегда быть рядом. По ночам они забираются в спальни друг друга, попутно сворачивая в темноте цветочные горшки, и треплются до утра.

– Тебе нравится кто-нибудь?

– Ммм? – сонно шевелится Кий, а Даниэль собирается с духом, чтобы задать этот вопрос ещё раз.

– Тебе кто-нибудь нравится?

– Ты. А что?

– Просто. Спи. – И добавляет, услышав мерное посапывание рядом, – а мне нравишься ты.

Сегодня та самая ночь, и Даниэль как обычно чувствует недомогание. Ему трудно признаться самому себе и окружающим, что каждая Луна приносит ему всё больше и больше боли. Обезболивающие перестали помогать уже давно, но Даниэль не хочет, чтобы отец отправил его в клинику, ведь тогда придётся обо всём рассказать Кию, и, возможно, потерять друга. Даниэль не допускает мысли о том, что Кий всё поймёт. Слишком стыдно быть чем-то средним между человеком и волком, средневековым чудовищем из позабытых страшилок.

Даниэль пытается скоротать время за книгой, но строчки перед глазами расплываются, и ему трудно сосредоточиться.

– Привет, – в раскрытом окне показывается кудрявая голова, – как прошёл твой день? Ты чего валяешься в постели в такое время? Я вчера заходил, мне сказали, ты плохо себя чувствуешь.

Кий двумя руками опирается на подоконник и запрыгивает внутрь. Он хватает с тумбочки стакан с водой и водружает в него букет люпинов.

– Сорвал с вашей клумбы, – подмигивает он Даниэлю и плюхается к нему на кровать, попутно проверяя температуру, прикасаясь ко лбу с прилипшими белыми прядками.

– Наша повариха тебя убьёт, – слабо улыбается Даниэль. С появлением Кия боль как обычно начинает потихоньку отступать.

Глава 1

Даниэль

Закат догорает малиновым заревом, оборачивается пеплом серых сумерек. Весь день мы старательно делаем вид, что вовсе не думаем о том, как он закончится. Я читал тебе вслух любимые стихи, ты горланил свои любимые песни. Всё порывался бежать за гитарой, но вишнёвое вино уже успело ударить тебя в голову, и блуждать по лесу я тебе не позволил. Как бы эгоистично это ни звучало, я просто боялся  остаться в одиночестве. Я будто беспомощный ребенок, который не способен пережить всё это самостоятельно. Такова моя печальная правда.

Сейчас тебя сморил сон, и я стою на страже так же, как и ты совсем скоро будешь охранять моё бодрствование. Твои волосы вороновым крылом разметались по подушке, а в уголке рта засохло вино. Ты спишь, по-детски положив руку с разбитыми костяшками под щёку. На загорелой коже от носа до уха тянутся три белёсых шрама. Моё сердце сжимается. Тогда ты чуть не погиб из-за меня. Когда-нибудь ремни не выдержат, и я убью тебя. Возможно, это случится сегодня.

В минуты слабости я мечтаю, что в одну из таких ночей мой хребет не выдержит и переломится надвое. Так я избавлю тебя от пытки быть рядом.

Внутри пустота, полное безразличие. Ничего не чувствую. Ни боли, ни страха. С ужасом ожидаю того дня, когда более не смогу найти в себе силы бороться.

Как ни крути, как человек я неполноценен. Мутант. Урод. Бракованный. Порой хочется задрать голову вверх и крикнуть что есть мочи: "Боже, зачем ты вообще меня создал?"

***

Кий

Меня подбрасывает на кровати, будто от толчка. За окном темнота. Лоб покрывается холодной испариной. Неужели проспал? Идиот!

Сквозь остатки сна гляжу, как белая прядь волос вьётся у твоего виска. Ты склонился над книгой, и твои тонкие пальцы скользят по странице. Бьюсь об заклад, они холодны, как лёд. Ничто не может тебя согреть накануне этой ночи.

Ты чувствуешь мой взгляд на себе и поворачиваешься ко мне лицом. Твоя улыбка, такая грустная, такая обреченная, бьёт под дых. Когда ты смотришь на меня такими глазами, мне кажется, что мир сейчас рухнет.

– Пора? – мой голос спросонья хрипл и отрывист.

Ты киваешь и встаёшь из-за стола, но я останавливаю тебя:

– Давай выпьем.

Ты кутаешься в просторные рукава серого свитера и разливаешь остатки вина по бокалам с засохшими красными каплями на стенках. Сейчас бы чего-нибудь покрепче.      Допив вино, стаскиваешь ботинки, снимаешь штаны и свитер, складываешь вещи на стуле аккуратной стопкой. Ты хочешь казаться сильным, но каждая новая Луна ломает тебя. Ты истончаешься на моих глазах. Боюсь, что и без того бледная кожа однажды станет совершенно прозрачной, и ты растворишься в воздухе.

Подхожу к окну и закрываю ставни.

– Ты ведь знаешь, тебе не обязательно  быть рядом. Мне достаточно знать, что ты за дверью, – говоришь мне в спину, в лицо не осмелился бы.

– Сто раз ведь уже обсуждали. Не начинай. – Оборачиваюсь, смотрю хмуро и настороженно.

– Пора. – Ты хлопаешь меня по плечу и первым идёшь к чёртовой двери.