Страница 54 из 177
— Да ладно, — смутилась я. — Это меня тогда хандра одолевала, вот и захотелось похулиганить, хотя бы на словах. А на самом деле я не буйная. Пусть будет иллюзия. Хочется хоть какого-нибудь праздника. У нас есть поговорка, что можно бесконечно смотреть на воду, огонь и на чужую работу. Про огонь и воду ничего не скажу, а вот насчёт чужой работы… смотреть на вас, Ваше Высочество, приятно, но чтоб бесконечно?..
— Будет вам праздник, — пообещал Кайлеан. — И даже подарок будет. У вас же, вроде, принято под праздничное дерево подарки класть?
Мне вдруг показалось, что всё это, конечно, душевно, но как-то слишком.
— С чего вдруг вы стали таким милым? И что за подарок?
— Сюрприз. — И демон вновь обнажил в оскале, который служил ему улыбкой, крепкие зубы.
Что-то мы чересчур разулыбались за последнее время, мрачно подумала я. Две улыбки за неделю — просто какая-то эмоциональная феерия. Впрочем, всё равно он дал мне пресловутое королевское слово насчёт целости и невредимости. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы слово сдержало. А для меня лучшим подарком под ёлочку стала бы крепкая надёжная переноска, в которой бы меня доставили прямиком в Оленегорск, к маме и папе.
13
На следующий вечер Кайлеан приступил к сотворению ели. Для чародейства он выбрал большую комнату, — ту, наподобие гостиной, которой мы никогда не пользовались, с мебелью в чехлах и люстрой, тоже упакованной в мешковину.
— Здесь же тонны пыли! — воскликнула я, обозревая запустение. — Может, лучше в библиотеку? Там и чище, и как-то уютнее. Тем более, мы всё равно из библиотеки не вылезаем, а сюда и не заходим вовсе.
Но Кайлеан сказал, что пыль — отличный строительный материал для эфемерных конструкций, она ему пригодится, а библиотека не подойдёт, потому что в случае возникновения каких-либо осложнений книги могут пострадать или — что ещё хуже — может срезонировать заключённая в них магия, и тогда вообще всё пойдёт наперекосяк.
Я взглянула на потолок.
— А если люстра пострадает? Вон она какая большая, небось, хрустальная.
— Ну и шут с ней, с люстрой. Если что, у нас будет ужин при свечах.
— Хочу, хочу ужин при свечах, — запрыгала я в предвкушении. — Давайте сразу разобьём люстру, чтоб были свечи, а ещё давайте закажем пиццу без теста, суши без риса, седло барашка без седла и бочонок валерьянки.
— Нет, всё-таки вы буйная по праздникам, — констатировал Кайлеан, выставил меня в коридор и велел спокойно ждать.
Спокойно ждать я не могла. Я бегала по коридору туда-сюда и возбуждённо мяукала.
— Данимира Андреевна, прекратите голосить, — транслировал Кайлеан из-за двери. — Вы мешаете мне сосредоточиться.
— Простите, Кайлеан Георгиевич, — отвечала я, — в минуты душевного волнения кошачья физиология берёт надо мною верх. Мя-а-а-у!.. А скоро уже?
— Ждите.
Немного побегав по коридору туда-сюда, я снова спросила:
— Скоро?
— Ждите.
— Мя-а-а-у!..
Я спрашивала ещё несколько раз, и каждый раз получала в ответ неизменно ровное «ждите».
Наконец Кайлеан отворил дверь. Я галопом ринулась в комнату, едва не сбив демона с ног.
— О-о-о-о-о… — потрясённо сказала я, затормозив на середине комнаты и задрав голову.
Ель занимала чуть ли не четверть помещения, доходила вершиной до самого потолка и сама по себе светилась так, что никакого освещения больше не было нужно. Разумеется, кайлеановская ёлка походила на традиционную весьма относительно, но она сразу же привела меня в полный восторг.
Золотисто-зелёная полупрозрачная дымка была заключена в невидимые границы, образовывавшие конус. Внутри, среди взвеси сияющих пылинок, неспешно, по спирали, передвигались необыкновенные игрушки — сверкающие хрустальные яблочки, распустившиеся аметистовые розы, золотые рыбки-вуалехвосты, серебряные птицы, которые при более внимательном взгляде оказались миниатюрными дракончиками.
— О-о-о-о-о… — снова изрекла я, потому что не могла подобрать слов.
Там были и другие дракончики — изумрудные, наверное морские, потому что они были бескрылыми, длинными и передвигались нырками. Порхали перламутровые стрекозы и радужные бабочки — их крылья напоминали витражи от Тиффани, мелодично позванивали зеркальные колокольчики, кружились снежинки и какие-то непонятные ажурные завитушки, блистающие волны пробегали по спирали и исчезали, чтобы возродиться и вновь начать движение снизу вверх…
Всё было чудесно.
— Вы не могли этого сотворить. — Я повернулась и недоверчиво посмотрела на Кайлеана. — Рыбки, птички, бабочки… Совершенно не в вашем стиле.
Он присел на корточки рядом.
— Вам не нравится?
— Да нет же, очень нравится! Просто всё такое… неожиданно… милое… романтичное…
Кайлеан прервал мой лепет:
— Естественно, всё именно такое, это же для вас. Самому себе я не делаю милых и романтичных подарков. Рад, что вам пришлось по вкусу. Значит, мой главный новогодний подарок порадует вас ещё больше.
Я огляделась. Но нигде не увидела ничего напоминающего пресловутый подарок — ни коробки, ни свёртка, ничего похожего.
— А где он?
— Он там, внутри ёлки, в самой середине. Зайдите и увидите.
Пылевая дымка сгущалась в центре до искрящейся зелёной непрозрачности и надёжно скрывала сердцевину конуса.
… После напряжённой паузы я сказала:
— У нас вообще-то кладут подарок под ёлку, а не в ёлку.
— А у нас куда надо, туда и кладут, — сообщил Кайлеан. — Ступайте же. — Он положил ладонь на мою холку и легонько подтолкнул в нужную сторону.
Когда он дотронулся до меня, я вдруг уловила его настрой так же отчётливо, как если бы он сам рассказал мне. Это было похоже на мгновенное познание сути чужой души, и сейчас суть Кайлеана была такова: стрела на натянутой тетиве — в ожидании полёта к ясно видимой цели.
Именно сейчас должно было произойти то, что Кайлеан планировал много дней. Я знала, и он знал, что я знала.
Кайлеан стремительно встал.
— Марш за подарком, Данимира Андреевна! — теперь уже без обиняков рыкнул демон искажённым низким голосом. В его зрачках вновь разгорались угли.
Я послушалась его без лишних препирательств. Было что-то такое в Кайлеане Карагиллейне Третьем, что не позволяло отказываться от его предложений — то ли могучая королевская харизма, то ли умение испепелять несогласных.
— Со спецэффектами поаккуратнее, Кайлеан Георгиевич, — кротко сказала я и зашла в конус.
… Внутреннее пространство, наполненное крошечными искорками, оказалось безразмерным — границ не было, и только далеко впереди посверкивал зелёный столб, обозначая середину конструкции. Мимо, помахивая пышным хвостом, проплыла стайка рыб, её обогнала стрекочущая крыльями стрекоза. Я запоздало подпрыгнула и замахала лапами, но рыбки, синхронно вильнув, переместились намного выше, а стрекоза уже скрылась из виду. Хрустальное яблочко, которое я почти смогла ухватить, в последний миг выскользнуло из лап и, сверкнув гранёным бочком, тоже поднялось на недосягаемую высоту.
Наверняка это были кайлеановские проделки.
— Хорошо-хорошо, не отвлекаюсь, — пробурчала я.
Стойко игнорируя прочие заманчивые предметы, я двинулась к зелёному мареву и смело вошла в него.
Сильно пахло хвоёй. Непрозрачность растворилась, всё виделось довольно отчётливо.
В круге рембрандтовского света, лившегося откуда-то сверху, лежала кайлеановская толстовка, уютно свёрнутая в виде гнёздышка.
Я остановилась и навострила уши.
С этой светло-серой толстовкой был связан один досадный эпизод. Кайлеан отрыл её среди вороха убогих одеяний, хранившихся в одном из шкафов. Выглядела она действительно приличнее остального и по размеру подходила идеально. Кайлеан собственноручно выстирал толстовку хозяйственным мылом (не прошли даром мои уроки!) и, когда вещь высохла, разложил её на кровати, собираясь переодеться. Далее он зачем-то вышел из комнаты, а я зачем-то туда зашла — это оказалось роковым стечением обстоятельств. Обнаружив новую одежду, я внезапно ощутила совершенно непреодолимый импульс покататься-поваляться на этой самой прекрасной, самой мягкой ткани в мире. Любая нормальная кошка сочла бы своим святым долгом улечься здесь. Вернувшийся Кайлеан обнаружил меня, вольготно раскинувшуюся на толстовке; я довольно урчала, впуская и выпуская когти, а светлая ткань была вся в чёрной кошачьей шерсти. Между нами состоялся нелицеприятный разговор, полный обоюдных упрёков, тонко балансирующих на грани оскорбления. Потом мы несколько дней почти не разговаривали, а Кайлеан с тех пор всегда убирал толстовку в шкаф, если её не носил. Иногда я крутилась возле шкафа и печально мяукала, Кайлеан в этот момент подчёркнуто делал вид, что ничего не слышит.