Страница 37 из 177
Признаться, до этого момента Чудовище в моих глазах был чем-то вроде Чебурашки — неким биологическим курьёзом, отчасти схожим с домашним животным. Уж больно он по уровню общения напоминал собаку. Милое умное животное. Теперь же я впервые всерьёз приняла идею того, что Чудовище может оказаться равным мне человеком… Человеком, который подвергся воздействию жестокого и явно циничного заклинания.
Тем временем газета была смята и отброшена в сторону, Чудовище перестал носиться по двору и подошёл к крыльцу. Его грудь высоко вздымалась, тёмные глаза блестели.
— Молодец! — возбуждённо и требовательно повторил Чудовище. Ему хотелось, чтобы его хвалили.
— Молодец, — рассеянно проговорила я, пристально всматриваясь в звериную морду… это мне кажется, или со времени нашего знакомства она приобрела более «очеловеченные» очертания? Вроде бы нос стал поменьше, и верхняя губа уже не такая раздвоенная? Человечность восприятия снова растаяла, без этой тонкости мне было сложно осознать изменения во внешности.
— Нагнулся бы ты, хочу рассмотреть тебя получше, — сказала я.
— Кы-ыса…
Чудовище протянул ко мне руку.
Он наклонился, и что-то большое с глухим звуком упало между нами на деревянные ступеньки, а затем на асфальт.
От неожиданности я подпрыгнула на метр вверх.
Это был рог Чудовища. Его левый рог — серо-жёлтый, рифлёный, скрученный в кольцо, с опасно выгнутым острием на конце.
Некоторое время мы в оцепенении созерцали отвалившуюся деталь, потом синхронно взглянули друг на друга.
Глаза Чудовища расширились, брови взметнулись на лоб в отчаянии.
— Кыса… плохо… — трагическим голосом пролепетал он и нашарил то место, где раньше был рог.
В испуге он отдёрнул руку и показал мне — на пальцах была кровь. Совсем не так много, как должно было быть при мало-мальски серьёзной ране на голове, но и этого хватило, чтобы Чудовище охватила паника. Его глаза полезли из орбит, и я прямо физически почувствовала как там, под рыжей шерстью, его кожа белеет, как бумага.
— Плохо-плохо… — ещё слабее прошелестел Чудовище. Он вдруг развернулся и ринулся в дальний угол двора, в бурьян.
Я поморгала и поскакала за ним.
В бурьяне Чудовище пал на свой любимый пригорок из строительного мусора и застыл там, недвижимый.
Я подошла и потрогала лапой каменное плечо.
Чудовище не отвечал.
Круглая рана на том месте, где раньше был рог, немного кровоточила, но в целом всё выглядело не настолько страшно, чтобы впадать в каталепсию.
Оцепенение Чудовища меня встревожило. На минуту я вообразила, что обвал частей тела — это начало какой-нибудь страшной болезни, и чуть было не поддалась ответной панике, но вовремя сообразила, что некоторые виды копытных сбрасывают рога как ни в чём ни бывало. Лоси и олени — точно. Это у них сезонное, один раз я даже видела сброшенные оленьи — во время похода с родителями по нашим горам. Папа хотел забрать их с собой и повесить в гостиной, а мама сказала, что она не в восторге от этой идеи, и папа остыл.
Правда, рога Чудовища имели скорее бараний фасон. Насчёт баранов я была не так уверена, но решила, что естественность происходящего — наиболее логичное объяснение.
Он же чувствовал себя вполне неплохо перед этим происшествием, поужинал как обычно — с чудовищным аппетитом, потом половецкие пляски тут изображал…
Я вздохнула, вспрыгнула на его плечо, перешла на холку, покрутилась и устроилась так, чтобы быть поближе к уху — Чудовищу всегда нравилось моё урчание. Устроившись, я включила кошачий моторчик и принялась мысленно бормотать всякую чепуху, первое, что приходило в голову, в надежде, что до Чудовища доберётся напевная интонация и успокоит его.
— Ты лось, Чудовище. Большой могучий лось, ступающий мягко по изумрудному бархату Вечного Леса. Ты — король Леса, ты сбрасываешь рога, чтобы они выросли вновь и стали ещё больше… (на заднем плане прошествовала мысль с плакатом «Куда уж больше?») Ты лось, Чудовище, ты самый могучий зверь в Лесу, слоны при виде тебя забиваются в болото, оставляя снаружи только хобот, волки проглатывают сами себя, лишь бы не встретиться с тобою взглядом, еноты торопливо смывают свои полосы и притворяются бобрами, потому что все знают — ты любишь бобров, ибо бобры…
Я перестала урчать и прислушалась.
Ритм его дыхания изменился.
Ухо повернулось в мою сторону.
Следуя наитию, я молчала.
Чудовище пошевелился.
Я молчала.
И тут откуда-то издалека, хрипло, слабо, как со старой граммофонной пластинки в моей голове раздался надтреснутый голос:
— Дальше… про бобров…
Я кубарем скатилась с Чудовища и забегала вокруг него с криками:
— Ты слышишь меня? Ты слышишь? Эй! Ау! Отзовись!
Ответом мне было полное молчание.
— Ты хочешь дальше про бобров? Эй? Поговори со мной ещё!
Чудовище открыл глаз, потом другой. Я приблизилась к его морде и тщательно её осмотрела. Глаза точно изменились — радужка уменьшилась, показались белки — совсем чуть-чуть, но изменения были несомненны.
Некоторое время мы смотрели друг на друга, а затем он потянулся рукой к ране.
— Не чесать! — скомандовала я автоматически. — Инфекцию занесёшь! — Чудовище отдёрнул руку.
Да, он снова меня услышал. Но говорить, видимо, ему всё ещё было сложно.
Ничего-ничего, ликовала я. Дайте срок, и говорить начнём. И я наконец узнаю, что это за место и как здесь оказался Чудовище. А тогда и придумаем вместе, как отсюда выбраться.
Я велела Чудовищу подниматься.
— Хватит валяться на грязной куче. Пойдём в дом.
Когда мы подошли к крыльцу, Чудовище увидел отвалившийся фрагмент себя, присел на ступеньки рядом и горестно вздохнул.
— Плохо, Кыса, плохо…
Он с трагическим видом поднял рог и держал его перед собой, напоминая принца Гамлета, беседующего с черепом бедного Йорика.
Затем он погладил рог.
Мужчины, мысленно фыркнула я.
— Пойдём, похоронишь его за форточкой. А на ночь я расскажу тебе сказку про бобров.
Услышав про бобров, Чудовище слегка повеселел и послушно понёс бедного Йорика в дом. Там я произнесла хорошую душевную речь («Ты был славным рогом… мы открывали тобою консервные банки, и мы никогда этого не забудем… покойся же с миром…»), после чего рог отправился в аннигилятор.
Чудовище шмыгал носом.
Без одного рога вид у него был какой-то… потешный и трогательный.
Мне пришла в голову мысль, что надо бы как-то подготовить Чудовище к изменениям, которые, как хотелось верить, ещё будут происходить с его организмом, — чтобы он не пугался так уж сильно.
Я отвела его на кухню, усадила за круглый стол, а сама уселась перед ним.
С чего же начать? Внезапно я почувствовала себя в роли родителя, который собирается рассказать подрастающему чаду, откуда берутся дети. Как выяснилось, не такая уж лёгкая задача. Я вскочила и принялась нервно прохаживаться туда-сюда по столешнице.
— Ты взрослеешь и чудесные превращения…
Нет, не то. По-моему, он уже и так взрослый — вон какая детина. Начнём с философского обобщения.
— В природе ничто не стоит на месте, изменения — это естественный процесс… — завела я речь, останавливаясь перед Чудовищем.
Чудовище ожидал продолжения с благожелательным интересом.
— … Мы тоже меняемся, потому что мы — часть природы. Тебя поджидают необычные, но прекрасные метаморфозы. Твой организм преобразится, и это будет к лучшему.
Я внимательно посмотрела на Чудовище.
Ни грамма понимания на его физиономии.
Нет, так дело не пойдёт. Надо изъясняться проще.
— Второй рог тоже скоро отвалится, — без обиняков сообщила я. Глаза Чудовища начали расширяться, и пока он не успел умчаться к своей куче и хлопнуться там в обморок, я торопливо продолжила: — И это хорошо! Без рогов ты будешь гораздо умнее. Ты же хочешь быть умным?
Чудовище задумался, потом напрягся.
— Не умный… молодец… умный никак… молодец только… — раздался у меня в голове надтреснутый голос.