Страница 15 из 23
– Ладно! Скажи лучше, как ты меня хочешь представить секретарю ЦК?
Роман заколебался – а стоит ли вообще привлекать Галину к своему назначению. Пусть останется она у него в любовницах, а его место пусть пробивают отец и тесть. Но сразу же вспомнились слова тестя: «Енченко всегда любил хороших баб…» А чем Галка плоха для него? И Семерчук, вздохнув положил свою руку на высокую грудь Галки и машинально погладил ее. Она сняла его руку со своей груди и повторила:
– Так как ты все хочешь устроить с секретарем? Какова будет конкретно моя роль?
– Пока точно не знаю. Будешь рядом с нами, как, например, интерьер. В окружении мужиков, ты будешь ярким цветочком.
– Пока, кто-то не захочет высморкаться в интерьер, и сорвать цветочек? – Съязвила Галина.
Роман психанул:
– Я тебя ничего не заставляю делать! Ты мне нужна, но я могу обойтись без тебя. Понятно?
– Понятно, что без меня ты не обойдешься. Недаром же ты пришел ко мне с таким предложением и цветами. Я согласна помочь тебе.
Они на минуту замолчали, каждый обдумывал свое. У Галины тоже возник свой план, но пока она не собиралась делиться им с любовником. А Роман испытывал сейчас чувство благодарности к своей надежной подруге. Он снова положил ей руку на грудь, и она уже не возражала.
– Спасибо тебе, Галка. Я знал, что ты мне поможешь. Но я думаю, что там дело до серьезного не дойдет. Можешь быть спокойна.
– Я всегда спокойна…
Их губы нашли друг друга, и поцелуй затянулся надолго, в течение которого он думал: «Никуда она не денется. Сделает все, как будет нужно!»
Галина тоже думала: «Мне надо поступить в высшую партийную школу. Пусть мной пользуется эти подонки!»
8
На другой день, ближе к вечеру, в Ворошиловград приехал отец Романа. У сына совершенно не было свободного времени. Готовились встретить секретаря ЦК и приводили в порядок все необходимые бумаги, которыми мог бы поинтересоваться высокопоставленный гость. По телефону разносили в пух и прах недисциплинированных секретарей парторганизаций заводов и различных учреждений, подчищали все недостатки, чтобы приличнее выглядеть в глазах центра. Отец, понимая, что сын очень занят, сразу же сказал:
– Кажется, вопрос с твоим конкурентом решен. Я сегодня с утра был у руководителей того города, и договорились, что ему дадут должность секретаря горкома. Но теперь этот вопрос надо утрясти вверху. Я заходил к свату, его пока не было на месте. Ты звони ему и как он придет, надо немедленно встретиться. Надо все обсудить, прикинуть… Я вижу, ты очень занят, не буду пока тебе мешать. Пойду, пройдусь по кабинетам, к знакомым, узнаю, что и как. Как только сват появится у себя, немедленно меня разыщешь.
Отец ушел, чтобы навестить знакомых, а заодно узнать что-то такое, что не лежит на виду у всех, а Роман позвонил секретарше тестя и предупредил, – когда появится Фотин, чтобы немедленно сообщила ему. Как никак, а он его зять.
Вскоре позвонил тесть. Он был на рабочем месте. Роман кинулся искать отца. Нашел в одном из кабинетов. Тот дружески беседовал со старыми знакомыми. Пришлось сказать, что его хотят видеть еще и другие, более высокопоставленные знакомые. Отец тепло попрощался со старыми знакомыми, пригласил их к себе в гости и пошел в кабинет сына. По телефону он долго беседовал со сватом. Говорили не открытым текстом – опасно, может кто-то из присутствующих услышать, не дай бог – подслушать. Договорились, что в шесть часов, Фотин встретится со сватом в обкоме, и они вместе зайдут к первому. Как раз заканчивается рабочий день и, авось, людей у того будет немного. Отец, положив трубку, сказал:
– Куда бы еще сходить, чтобы убить время? Далеко нельзя отлучаться, скоро конец работе. Как противно с обкомовскими олухами разговаривать.
– Ты ж сам бывший партийный работник. – Удивленно произнес Роман. – Как ты можешь так о нас говорить?
– Говорю потому, что бывший. Но мы на местах ближе к жизни, а вы от нее оторваны, как Луна от Земли. Вы – Луна, мы – Земля. – Уточнил отец. – Светите, но не греете.
Роман, вообще-то, слышал подобные разговоры в семье, когда приходили к его отцу, тогда еще первому секретарю горкома партии, его друзья и между собой иногда выражались не совсем лицеприятно в адрес партии, которой верно служили. Это они, шутя, называли между собой самокритикой. Но тогда Роман был маленьким, а сейчас, ему обкомовскому работнику было неприятно слушать оскорбительные слова в адрес товарищей, с которыми он работал.
– Если не греем, то несем свет просвещения народу. – Невесело пошутил он.
– Не надо народ просвещать, он сам разберется, где ему светит, куда ему идти.
– Свет указывает ему путь только к коммунизму. – Продолжал с невеселой шуткой сын.
– Одного света ему мало, надо немного тепла. – Отец непонятно почему пристально посмотрел на сына и решил не продолжать разговора. – Ладно, занимайся своими делами, а еще забегу к какому-нибудь олуху с хорошим влиянием.
Отец ушел, а Романа вскоре вызвал к себе секретарь обкома. Только через час он вернулся обратно в свой кабинет. Там сидели отец и тесть. Они уже переговорили между собой и прикинули план последующих действий. Об этом сказал тесть, обращаясь к младшему Семерчуку:
– Все-таки придется идти к первому. Но путь для тебя расчищен. Твой конкурент получил на месте все, что хотел. У него много людей? – Без всякого перехода спросил он, имея в виду первого секретаря обкома.
– Не знаю. – Уныло ответил Роман, которого подавляло присутствие самых близких людей, но по бычьему настроенных на бескомпромиссный бой, ради него, можно сказать – теленка.
– Надо бы знать! – Наставительно произнес Фотин, и обратился к старшему Семерчуку. – Пойдем, сват, к нему, все равно здесь мы ничего не высидим. Меня он должен принять. А ты будь пока здесь. Вдруг понадобишься. – Это распоряжение он отдал младшему Семерчуку.
Роман, оставшись один, немного посидел над бумагами, но мысли были совершенно иные и он решил прогуляться по другим кабинетам, но так, чтобы далеко не уходить от своего. Попов был на месте, несмотря на то, что рабочий день закончился. Они перекинулись несколькими словами по поводу предстоящего пленума, но не затрагивали вопрос о новом назначении Романа. Потом Попов произнес:
– Совершенно нет свободного времени. Пишу диссертацию, можно сказать, ночами.
– Нужно писать. – Меланхолически констатировал Семерчук. – С диссертацией пойдете выше по партийной лестнице.
– Не знаю. Устал я уже на партийной работе. Может, пристроюсь куда-нибудь в институт. Но, не знаю. – Снова повторил он. – А Литвяков, когда покидает обком? – Видимо, ему не давала покоя мысль об опальном товарище.
– Сразу же после пленума. Пойдет по вашей рекомендации в общество охраны памятников.
– Я не рекомендовал. – С довольной улыбкой, но отрицательно замахал руками Попов. – Просто, я не могу допустить мысли, чтобы такой человек работал в школе…
– Идите уже домой. – Предложил инструктору Семенчук. – У вас много работы, как вы сказали.
Он знал, что пока он здесь, его инструкторы должны оставаться на местах, а он – пока секретари здесь. Попов неожиданно сразу же согласился.
– Да, я, наверное, пойду, Роман Богданович.
– Да. Займитесь своей диссертацией.
– Не смейтесь, Роман Богданович. – Подобострастно улыбнулся Попов. – Работы действительно много. Ухожу с работы с вашего разрешения… – Он с той же улыбкой, но с оттенком выжидательности смотрел на своего начальника. Не передумает ли он и не поступит ли новое распоряжение. Кажется, Семерчук станет заведующим их отделом, не зря же приехал в обком его отец, тесть здесь же. Попов давно засек их присутствие в высоких инстанциях. Надо быть с молодым начальником осторожнее.
– Да. Идите. До свидания, Владимир Николаевич. – Семерчук пожал руку Попову и пошел в свой кабинет.
Ждать родителей пришлось больше часа, и Роман вспотел от этого ожидания, хотя кондиционер в кабинете работал на полную мощность. Но за окнами духотища порядочная – за тридцать, несмотря на то, что наступал вечер.