Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 76

- Прощай, монашек, - еле слышно прошептала она себе под нос. – Не спетая песня моя.

с. Вороново,

Кожевниковский сектор

Томской локации.

56°00′ с. ш. 83°48′ в. д.

Погоня закончилась в ничем не примечательном селе, расположенном на какой-то протоке реки Оби.

«Село Вороново, - сверился с картой Псих. – Интересно, сколько в России сел с таким названием?».

Поскольку трое демонов, даже используя невидимые сноуборды, все равно изрядно отстали от похитителей, Четвертого пришлось искать с помощью колдовства. Магический локатор показал, что он находится в хорошо укрепленном четырехэтажном здании, украшенном вывеской «Старая мельница».

- Ну что? – поинтересовался Жир, дважды взмахнув граблями. – Выносим ворота, а потом выносим всех внутри?

- Не спеши, - покачал головой Псих. – Во-первых, предлагаю отправить Тота навстречу Драку, который бежит своим ходом и очень сильно от нас отстал. Иначе лось просто потеряется. Мы с тобой пока остаемся здесь, но не прем на рожон, а действуем очень аккуратно. Если мои предположения верны, там, внутри, засел очень опасный противник. Поэтому, Тот, ты как передохнешь немного, отправляйся навстречу Драку и веди его сюда. И ты, Жир, спрячься где-нибудь неподалеку от ворот и будь наготове. Я попробую внутрь пробраться, на разведку.

Обезьян подобрался поближе и осмотрел здание бывшей мельницы. «Эх, пчелкой бы обернуться, - подумал он, - но зима… Не сезон». Псих внимательно изучил окна и заметил на третьем этаже открытую форточку: «О! То, что надо».

Обезьян перекинулся в воробья и устремился к открытому окну. Оказавшись внутри, он тут же из воробья превратился в мышь, выскользнул в коридор и побежал вдоль приоткрытых дверей, внимательно прислушиваясь.

На третьем этаже ничего интересного, кроме служебных помещений, не оказалось. А вот на втором обнаружился банкетный зал, где за накрытым столом восседала пожилая женщина.

- Ну где монах-то? – хриплым надтреснутым голосом не сказала, а, скорее, прокаркала она.

Псих тут же навострил свои круглые мышиные ушки и юркнул за портьеру, откуда принялся внимательно изучать хозяйку.

Она чем-то напоминала злую волшебницу Бастинду из нежно любимого им старого кукольного советского мультика «Волшебник Изумрудного города», только без гитары с заводной ручкой - большой крючковатый нос, худое обтянутое желтоватой кожей лицо, широко и глубоко посаженные глаза, закрытые круглыми очками, рыжие волосы с сединой собраны в аккуратный пучок на макушке и прикрыты плотно повязанной черной косынкой. Разве что Бастинда в мультике была страшной и пугающей, а здешняя хозяйка при внешней некрасивости, наоборот, была необъяснимо притягательной, заставляла следить за собой, не отводя глаз. Возможно тем, что, несмотря на возраст, двигалась с грацией кошки – даже обычное чаепитие, которому она предавалась, завораживало.

Пугали только глаза – черные, как антрацит, которые у рыжих практически никогда не встречаются. Было в них что-то внушающее ужас, но Псих с ходу не смог уловить – что.

- Так где монах? – жестким, пугающим тоном повторила она.





- Ведут, хозяйка, ведут! – низко поклонилась одна из женщин. – Не извольте гневаться, помяли монаха сильно во время похищения, едва-едва не перекинулся, болезный. Слабенький он, четверка всего, в чем только душа держится. Но лекарки подлечили его уже, ведут. Вот и они, матушка!

И действительно – в дверях показался Четвертый, сопровождаемый двумя конвоирками.

Хозяйка смерила его внимательным взглядом. Улыбнулась – нехорошо улыбнулась – и изрекла:

- Так вот ты какой, цветочек аленький… Ну проходи, присаживайся.

Монах, путаясь в ногах, двинулся к столу. Четвертому, похоже, и впрямь сильно досталось. Выглядел он – краше в гроб кладут, да и двигался так, как перемещаются люди с отбитыми внутренностями.

- Чаю? – предложила хозяйка. – Кофе и алкоголь, извини, не употребляю. Выпечка свежая? Пирожочки? С мясом, с ливером, вот здесь постные – лук с яйцом, капуста, картошка. Здесь сладкие – с ревенем, с яблоками, с маком.

- Спасибо большое! – кивнул Четвертый, отхлебнул чай и взял пирожок с капустой.

- Моя фамилия Никитина, - немного надменно представилась меж тем хозяйка. – Подозреваю, что вам она известна.

- Да, Ирина Петровна, мои спутники рассказывали мне о вас, - кивнул монах, - а у меня хорошая память. Или мне лучше называть вас Солнце? Я не в курсе, я простой монах и не очень ориентируюсь во всех этих ваших властительных делах. Извините, если обидел, я нечаянно.

- Было Солнце, да давно закатилось, - скорбно поджала губы хозяйка. – Сегодня кто только об меня ноги не вытирает. Об меня и о дела мои. Так что зови просто по имени. Не люблю я этих церемоний.

- Хорошо, Ирина! – кивнул Четвертый. – Я тоже не очень люблю. Я ведь простой приютский подкидыш, а во все эти игры больших людей угодил совершенно случайно. Я, честно говоря, до сих пор себя постоянно самозванцем ощущаю.

Псих за портьерой подумал, что Четвертый подозрительно болтлив, да и глазки у него как-то подозрительно поблескивают. Судя по всему, в процессе лечения не обошлось без добавочек, развязывающих язык.

- Подкидыш?! – Солнце подозрительно уставилась на пленника. – Что-то ты на подкидыша совсем не похож. Не бывает таких цветущих подкидышей. Подкидыши все мелкие заморыши, а ты – кровь с молоком и косая сажень в плечах.

- Так я именно таким и был! – почему-то даже обрадовался Четвертый. – Мелким и забитым. А в красавца меня Гуа обратила с помощью Пилюли Глубинного Оздоровления, когда меня Штанские в паломничество собирали.

- Гуа?! – старуха даже не проговорила, а прошипела это короткое слово как змея. – Эту сучку до сих Земля носит? Ну и как она поживает?

- Да хорошо поживает! – разулыбался Четвертый. – Я ей восхищаюсь. Она заместитель лидера одного из сильнейших кланов. Ну и вообще – все при ней: ум, характер, красота. Если честно, Гуа самая красивая женщина, которую я видел в своей жизни. Каждый ее визит к нам – как будто солнце из-за туч выглянуло.

- Солнце? – голос Никитиной был страшен, в нем не было ничего человеческого. – Гуа – Солнце?! Да меня ни разу в жизни так не оскорбляли.

Есть такое расхожее выражение – «его глаза метали молнии». Так вот – глаза Солнца не метали молнии. В них не было ни злости, ни обиды, ни даже ярости. Одно только концентрированное безумие.