Сломанная марионетка (ЛП)

— Видишь это? — Провожу указательным пальцем по тупой стороне ножа. — Это нож для выживания «Fallkniven A1Pro». — Я ухмыляюсь, любуясь тем, как мальчики — за исключением Бишопа, он все еще сидит на корточках рядом со мной — смотрят на меня с благоговением, или страхом, или сочетанием того и другого, и все они стоят позади меня. Они прикрывают мою спину, но мне это не нужно. Вонзаю нож в область таза Лукана, пока не чувствую, как его кости хрустят о лезвие. Он кричит громким, леденящим душу криком, его спина выгибается, а по лицу текут слезы.

Я наклоняюсь к его уху, провожу губами по мочке, как он сделал это со мной совсем недавно. Чувствуя, как его кровь растекается по моей руке, я ухмыляюсь и шепчу:

— Знаешь, раз уж ты любишь театральность... этот нож — нож для выживания. — Обвожу лезвие, моя рука липкая от его крови. Она покрывает мой гнев, успокаивая его, как пакет со льдом на ожог. Заглушая боль.

Вытаскивая нож, я отступаю назад, обеими руками обхватывая лезвие, готовая вонзить его в его голову. Это нужно, чтобы окончательно погасить ожог, который у меня внутри. Жжение ослабевает лишь на время, когда появляется Брэнтли, выхватывает нож из моей руки и вонзает его прямо между глаз Лукана. Кровь брызжет на меня, привкус меди перебивает все вкусовые рецепторы во рту.

Брэнтли кричит, вены выступают на его шее, глаза почти вылезают из орбит. В нем есть гнев; я была права. У него такой же гнев, как и у меня, если не больше, потому что Лукан был его отцом.

Мое дыхание замедляется, и когда голова Лукана падает набок, — его смерть смердит в воздухе, — я прижимаюсь к Бишопу, моя голова покоится на его плече.

Он обхватывает меня, целует в макушку, пока Брэнтли вытаскивает нож из отца и снова вонзает его в него. И снова. И снова. Я вздрагиваю, уткнувшись лицом в Бишопа. Его запах, просто Бишоп. Единственный звук, который я слышу, — это Брэнтли режет Лукана. Снова и снова.

— Давай, детка, — говорит Бишоп мне в волосы, когда видит, что Брэнтли не собирается останавливаться в ближайшее время.

— Хорошо, — говорит Гектор, и я поворачиваюсь в руках Бишопа, чтобы повернуться к нему лицом, но подальше от Брэнтли, отдающего долг своему жестокому отцу. — Все это прекрасно, но кто-нибудь из вас, ублюдки, хочет рассказать мне, что, бл*дь, происходит и почему моя правая рука мертва? Брэнтли, слышишь? Он мертв, так что можешь прекратить это сейчас же. — Гектор делает паузу, глядя на беспорядок, который создал Брэнтли, а затем пожимает плечами, как будто видит такое дерьмо каждый день. Возможно, так оно и есть. На самом деле, все они выглядят не обеспокоенными этим.

Бишоп прижимает меня к себе.

— Лукан насиловал Мэдисон, когда она была маленькой девочкой.

Гектор посасывает сигару; но только там, под поверхностью, я вижу, что это его немного злит, и это меня удивляет, потому что он — Гектор Хейс. Я бы не подумала, что что-то подобное может его беспокоить. Должно быть, он ловит мое внимание к нему, потому что начинает смеяться.

— Не принимай это близко к сердцу, сладкая. Лично мне ты не нравишься по многим причинам. — Мужчина смотрит на своего сына, а затем снова на меня. — Но я не оправдываю изнасилование.

— И... — Бишоп делает паузу, но затем продолжает. — ...и Брэнтли.

Звук удара ножом прекращается; теперь это всхлипывание. Не тихие всхлипывания, а ужасные, и я поворачиваюсь в объятиях Бишопа, наконец-то собравшись с силами, чтобы посмотреть на Брэнтли.

Он обхватывает руками колени и качается рядом с тем, что осталось от Лукана. Кровь капает с его волос, лица и рук, но он просто качается, громко всхлипывая.

— Я не хотел. Почему? Почему ты заставлял меня делать это? Все это время... — Он качает головой. Мое сердце сжимается. Я медленно начинаю идти к нему, когда Бишоп хватает меня за руку.

Поворачиваюсь к парню лицом, и он качает головой.

— Не надо.

— Что значит «не надо»? Неудивительно, что он ненавидит меня, Бишоп, — шепчу я, ища взгляд Бишопа. — Ему нужно было кого-то обвинить, и он обвинил меня в том, что его отец заставил нас сделать в тот день. Он винил меня, потому что, если бы меня не было, этого бы не случилось.

Бишоп качает головой.

— Нет, детка. — Но потом его взгляд переходит на мое плечо.

— Тридцать семь, — шепчет Брэнтли у меня за спиной, и я быстро поворачиваюсь к нему лицом. — Тридцать семь молодых девушек.

Что? Хочу спросить, но не спрашиваю, боясь, что он может на меня наброситься. Вместо этого я молчу, надеясь, что он скажет больше, что он и делает.

Брэнтли смотрит на меня, фары машины освещают его лицо теперь, когда он поравнялся с ней. Кровь окрашивает его лицо и одежду, нож зажат в руке. Парень бросает нож, и тот падает рядом с ногами Бишопа.

— Ты права, — начинает он, обходя стороной растерзанный труп на земле. — Я ненавидел тебя. Я никогда не понимал, почему ты вернулась. Когда мы были детьми, на моем дне рождения, я ненавидел всех детей, не только тебя, но мой отец уже начал говорить о том, что он собирается заставить нас делать вместе. — Он делает паузу. — Когда ты появилась в Риверсайд, я сначала не знал, помнишь ты меня или нет. Сначала я думал, что ты помнишь, и ты... не знаю... связалась с нами, чтобы отомстить за то, что сделал Лукан. — Черт, в этом есть большой смысл. — Но также... — Он достает пачку сигарет и кладет одну в рот, прикуривая. — ...ты была моей первой. Так что ненависть к тебе была и от этого. Я не связал Сильвер с Серебряным Лебедем, а надо было бы. Я идиот, что не установил эту связь. Просто решил, что это из-за твоих глаз. Сейчас они мутно-зеленые, но когда ты была ребенком, они были серебряными.

Я киваю, потому что так оно и было. Это всегда было странно.

Он подходит ко мне, выпуская дым изо рта.

— Ты чувствуешь это? — спрашивает он, наклоняя голову.

Смотрю в его глаза, и меня охватывает чувство покоя. Огонь, в котором я столько лет горела от неугасимой ненависти к Лукану, погас. Улыбаясь, я киваю.

— Да.

Он выдыхает облако дыма.

— По крайней мере, один из нас. — Бросает на меня взгляд.

Я хмурюсь.

— Ты все еще ненавидишь меня?

Его брови удивленно взлетают вверх.

— Нет, бл*дь. — Взгляд Брэнтли обшаривает по месту. — Это просто... неважно. Но я не ненавижу тебя. Теперь я чувствую мир с тобой. — Затем он улыбается. Впервые в жизни я вижу, как Брэнтли улыбается, и мне. Я хочу броситься к нему и обнять его, но это, наверное, слишком быстро для него. Маленькие шаги.

Повернувшись назад и обхватив Бишопа руками, я смотрю через его плечо прямо на Хантера и Джейса. Моих братьев. Биологические братья с Дэвилом.

Хантер отступает назад, качает головой и идет прямо к припаркованной машине, захлопывая за собой дверь. Я хмурюсь, мои плечи опускаются. Не знаю, чего я ожидала, но Хантер не должен так себя вести. Он всегда тепло относился ко мне.

Джейс просто смотрит на меня, его темные глаза прикованы к моим. Последняя струна в моем сердце вот-вот оборвется, когда он улыбается мне. Подмигивает мне. Для старшего брата это удивительно. Я не так много времени проводила с Джейсом, если вообще проводила, но в этот момент осознаю, что все изменится.

Бишоп берет меня под руку, когда остальные мальчики возвращаются к машинам. Он смотрит на своего отца.

— Мне позвонить Кации по поводу этого беспорядка или ты сам хочешь? — спрашивает он отца, показывая головой на разрушения на дороге.

Гектор смотрит на меня, потом на Бишопа.

— Я позвоню ей. — Затем смотрит на меня. — Была причина, по которой я привел тебя сюда сегодня вечером, и это было не это.

Прижимаюсь к Бишопу, и его хватка крепче сжимает меня.

— Хотя, я планировал сказать тебе, что ты удочерена. — Он смотрит на Бишопа. — Но, видишь ли, как бы я ни любил своего сына, сегодня вечером он сделал что-то плохое. Что-то, что противоречит нашим правилам. А у нас есть только одно правило, Мэдисон. — Гектор смотрит прямо на меня, и по моей плоти пробегают мурашки. — Теперь, когда твое усыновление раскрыто, я думаю, будет справедливо, если я найду что-нибудь еще, чтобы сказать тебе, раз уж мой сын сегодня такой счастливый.