Падение в песок

Ближе к двум часам дня, когда голова у Адриана шла кругом от сотни заказов, плачущих детей, к которых упало мороженое, ругани родителей, которые уронили мороженое ребенка, и смеха многочисленных школьников, которые наводнили «Айс Файв», из всеобщего гула он выловил знакомый мелодичный голос:

– Латте и «Банана сплит», пожалуйста.

Он поднял глаза и встретился глазами с застенчивой улыбкой Бетани. Эта девочка училась в его школе в параллельном классе, отлично успевала по всем предметам и выступала на соревнованиях по гимнастике от лица школы. Адриан был уверен, что в число ее фаворитов явно не входили продавцы мороженого в нелепых кепках.

Весь его опыт общения с девчонками сводился к одному не совсем удачному свиданию в седьмом классе и к поцелую в щеку от соседской девочки, которая наградила его вниманием после того, как он поймал ее убежавшего кролика. Правда, после поцелуя она, хихикая, сразу же набрала своему дружку-старшекласснику и начала свой рассказ о том, как «стремный парень по соседству» словил ее драгоценного питомца. Адриан и так знал, что девочки, свидания и поцелуи – это не для него. У него не было копны черных волос, как у главного нападающего их школьной команды, он не мог похвастаться огромными мускулами и не играл на ударных или бас-гитаре. Просто обычный парень, который любит читать. Скука.

– Эй, Бет, – вежливо улыбнулся он, – сейчас все сделаю.

– А, привет, – она на мгновение оторвалась от своей книги. – Спасибо.

Когда он поставил перед ней заказ, она снова улыбнулась ему:

– Круто, что ты подрабатываешь, – сказала она, протягивая ему деньги. – Это здорово.

– Правда? – искренне удивился он.

– Ну да, – она пожала плечами.– По крайней мере, ты не клянчишь у родителей деньги на новую Sega.

И, хихикая, она отошла к столику, где ее ждала стайка подруг.

«Да, Бет, это здорово. Но, пригласи я тебя на свидание, ты бы все равно выбрала меня, а не парня с машиной, пусть и родительской? Я не думаю. Хотя, может, мне и стоит попробовать.»

После конца смены Адриан всегда проезжал по району на велосипеде. Осень выдалась теплой, и ему нравилось слушать шелест листьев под колесами. Раньше, когда ему было лет 6 или 7, его отец катался с ним. Отец нарочно не ехал слишком быстро, а если Адриану удавалось обогнать его, отец хватался за сердце и кричал: «Притормози, гонщик, я не успеваю за тобой!»

Его отец все обращал в шутку. Даже если Сабина злилась на него, он изображал обморок, картинно закатывая глаза и медленно оседая на пол. Адриан хихикал, Сабина еще больше кипятилась, а его отец, уже лежа на полу, открывал один глаз, громко шептал «Я почти умер» и опять закрывал его. Потом он начинал щекотать ноги жены, и она уже не могла сердиться на него, а Адриан наваливался сверху и тоже начинал хохотать.

В последний раз он лежал вместе с отцом в больнице, под гул и писк многочисленных машин.

– Опухоль мозга, а? Ну и черт с ней. Ты же молодец и будешь приглядывать за мамой?

Адриан прячет лицо на груди отца, а тот неловко гладит его дрожащей рукой по волосам.

– Эй, дружище, – тихо зовет его отец в последний раз, – главное в этой жизни – никогда не киснуть, понял? Делай все, что тебе нравится, и плюй на остальных. Хотя, если ты вдруг решишь пойти в балет, на небесах мне придется сказать, что я умер от огорчения, а не от рака, понял?

Адриан тихо смеется сквозь слезы. Его папа даже уходил с улыбкой.

– И вот еще,– вдруг добавляет отец, – не задавай вопроса «почему». Ведь им там, наверху, тоже нужен свой клоун, верно?

Таким Адриан и запомнил отца, вечно улыбающимся и полным жизни. Странно звучит, что на смертном одре он был полон жизни, но это было именно так: он не был похож на живой изможденный труп, который устал ждать, он был обычным и слегка утомленным мужчиной, который просто прилег отдохнуть.

Листья под колесами приятно шелестели, и Адриан почти не заметил, как на улицы опустились сумерки. Пора было ехать домой, мама уже, наверное, заждалась.

***

Я сидел над письмом минут двадцать прежде, чем написал первую строчку. Я понятия не имел, о чем писать этому мальчишке. «Эй, парень, привет, мы тут строим из себя крутых, а недавно половину нашего взвода скосила диарея, а еще у меня припрятан Плейбой». Наверное, будет правильным начать с его вопросов.

«Эй, дружище,

Спасибо за твое письмо. У нас тут один песок и песок, на сколько глаз хватит, так что твои письма не дают мне скучать.

Я не видел иракцев, но, будь уверен, они стремные. Я стреляю из М16A2, но у меня еще есть Кимбер. Крутые штучки.

Да, я буду рад увидеть твою маму (и тебя), так что шли фото. Ты молодец, что читаешь, я тоже много читал, когда мне было 15. У меня даже сейчас с собой есть пара книг. Мне нравится «Дон Кихот». А еще, я думаю, что журналист – это клево. Не бросай эту идею.

И, парень, слушай. Лучше оставайся с мамой. В Пехоте много тех, кому нечего терять. А у тебя, судя по твоим словам, замечательная мама. Цени это.

Твой друг,

Марк».

***

Я выпрыгнул из автобуса и тут же получил тычок в спину от следующего рекрута, который стоял прямо за мной. Я стал на желтые следы, но не почувствовал прилива гордости или патриотизма. Я здорово нервничал.

Конечно, когда тебе 17-18 и ты уже подписал бумаги, но еще готовишься к отъезду, ты крутой, как вареное яйцо. Тебе иногда звонят родственник и ахают, твоя девушка (если она у тебя есть) будет плакать у тебя на груди и отдаваться тебе с особенной страстью, а твои друзья, хоть и будут посмеиваться, но наверняка одобрят твой выбор. Потому что ты не будешь весь день сидеть на заднице в офисе, а будешь бегать под пулями, рисковать жизнью и стрелять на поражение. Вот до какой степени ты будешь крут.

А потом настает тот самый день, ты уже сидишь в автобусе, а вот ты уже стоишь на знаменитых желтых следах и содрогаешься от крика твоего первого инструктора. Добро пожаловать в Пехоту, сынок.

Сейчас я уже многое могу рассказать о том, как вести себя с инструктором, отдавать честь, не смотреть инструктору в глаза и как выжить в тренировочном лагере. Но тогда, когда я еще был в аэропорту и готовился к отбытию в лагерь, ничего этого не было. Видимо, меня спасала моя интуиция. Так было со многими, но не с Миком. Это был золотой мальчик, гордость школы и родителей. Его отец был военным, но, как я понял из недолгого разговора с Миком во время поездки в автобусе, тот занимался в основном бумажками и о службе имел весьма расплывчатое представление. Они оба, Мик и его отец, решили, что Пехота послужит отличным «уроком жизни», что было весьма сомнительным решением. Как бы то ни было, Мик стоял рядом со мной и слегка улыбался. Его смешил наш инструктор: долговязый крепкий мужчина, в своей знаменитой шляпе и форме «чарли». Инструктор ходил взад-вперед, изредка выкрикивал что-то и не обращал на себя внимание Мика ровно до момента, пока не представился:

– Я ваш инструктор Эмберли, сукины дети.

– Почти как Кимберли,– рассмеялся Мик и ткнул меня локтем в бок.

К моей чести, я сумел сохранить каменное выражение лица, но, к несчастью Мика, инструктор Эмберли услышал его.

Я впервые видел, чтобы лицо человека так менялось. Ноздри инструктора раздулись, словно у быка, перед которым полчаса размахивали красным полотнищем. Мне кажется, в его глазах лопнули сосуды, потому что они за доли секунды налились кровью, а его руки сами собой сжались в кулаки.

Эмберли быстрым шагом подошел к Мику и, ухватив того за плечо, выдернул моего соседа из общего строя.

– Твое имя, сынок? – почти по-отечески участливо спросил он.

– Мик меня звать, – в своей ленивой манере ответил ему парень. – Папа говорил, что…

Эмберли вдруг отвесил ему звонкую оплеуху. Мик вскрикнул, а инструктор тряхнул его и поволок в центр зала.

– Значит ты, мешок верблюжьего дерьма, решил, что мое имя здорово рифмуется с девчачьим, а? У тебя, небось, встала от этого шишка? Встала?—прокричал он в ухо Мику, который сам не заметил, как опустился на колени.