Страница 2 из 26
– Убирайся! – повторила она громче. Голос дрогнул, сорвался навзрыд. В ее глазах, теперь уже таких чужих, заблестели слезы. – Лишь из-за всего светлого, что было между нами, я позволю тебе уйти через погреб, а не отдам в руки толпы. Уходи. Беги так далеко, как сможешь. Они все равно найдут тебя и убьют. Пускай так и будет.
Вот и все. Реальность треснула и разбилась на тысячи осколков, подобно зеркалу. Пути назад нет. Только на виселицу. Приговор был вынесен, и страшнее приговора Лука еще не слышал. Цепенея, глотая едкую желчь, он уставился на окровавленный нож, лежащий на полу. Тот самый тесак, с которым он пошел к Морре и лишил ублюдка жизни за все те россказни, обвинения и сплетни. Задумался было, а не отправить ли от безысходности следом за ним любимую Кейпу, но затем просто подобрал нож и рванул к погребу, желая спасти единственное, что у него осталось, – жизнь.
В месяцы Холодов сумерки сгущаются рано, а ветер, завывая, все чаще гуляет по диким просторам, закручивая вихри над Амверстагом. Лука выбрался из погреба почти беззвучно. Оглядел мрачные небеса, заметил огненные всполохи от факелов в руках толпы, отражающиеся от заледенелой каменной стены дома, и двинулся тенью в сторону леса сквозь глубокую белую пыль. Потребовалось, может быть, всего пять-шесть шагов, чтобы уйти от твердой земли в снег по колено. И едва он достиг цели, укрывшись за еловыми ветвями, как позади послышался предательский, приторно сладкий голосок Кейпы.
– Он там! В лесу! – гневно закричала она.
– Вот сука, – разозлился Лука, содрогаясь от холода.
Покидая дом, он даже не додумался накинуть на себя дорожный плащ или теплую шкуру – чувства затмили рассудок, и теперь, если даже ему повезет оторваться от преследователей, мертвецкие холода докончат их дело.
Протаптывать дорогу в снегу – трудная задача, идти по чужим следам куда проще. И потому уже через несколько минут погони за спиной Луки образовалась факельная процессия из четырех озлобленных бугаев. Видимо, эти смельчаки решили, что сумеют догнать убийцу и расправиться с ним одним махом. Свет от огня переливался на нетронутой, чуть подмерзшей поверхности снега.
– Стой, подонок! – хрипло проревел первый преследователь, чуть ли не дыша Луке в затылок.
Северянина передернуло от его голоса. Это был Эйрис, один из братьев Морры. И потому Лука ускорил шаг, выдыхая пар через ноздри.
Эйрис был страшным человеком. Страшнее, чем Морра. Огромный детина, под два метра ростом, с толстыми ручищами и широкими плечами. И ему так же, как и брату, было плевать на всех, кроме себя самого. Но если один промышлял сплетнями и клеветой, пользуясь словами как оружием, то старший братец понимал только язык грубой силы и пользовался ею без стеснений. Все в округе знали, что от скуки этот мужик любит приходить в таверну, чтобы поколотить местных пьянчуг.
В последний раз он забил троих до смерти. И на все это люди закрывают глаза, потому что его брат – глашатай деревни.
– Стой! – снова взревел он, но уже злее.
Лука мельком оглянулся: в одной руке у Эйриса коптился факел, в другой – покачивался топор. Беглец не сомневался, что, если замешкается или споткнется, этот топор сразу же окажется у него в спине. Права на ошибку не было. Все, что он мог, так это бежать. Рыхлить коленями снег, лишь бы оказаться подальше от разящего лезвия.
С каждым новым шагом ветер становится все свирепее – ледяная стужа со свистом разбивалась о редкие камни. С неба посыпался снег, покрывая белым голову и плечи.
– Стой же! – не переставал гневаться Эйрис.
Чем громче он кричал, тем больше его голос напоминал рев дикого зверя. Вопреки своим размерам Эйрис оказался резвее всех своих товарищей. И если трое других преследователей за время погони явно устали и превратились в яркие точки, маячащие за спиной, то этот тип рвался вперед с напористостью разъяренного кабана.
Лука понимал: этого в честном бою не победить. Эйрис был выше его и шире раза в два. Да и что может мясницкий нож против боевого топора? Ножами нужно орудовать на кухне, чтобы отделять шкуру от мяса и резать его на куски, в редких случаях таким ножом можно прирезать безоружного соседа, а топорами впору раскалывать черепа и забивать крупную дичь.
Но Лука не терял надежды. У него был план, и строился он на невежестве Эйриса. Ведь Лука был охотником, добытчиком деревни. Он обошел все амверстагские леса вдоль и поперек, еще будучи ребенком. Он помнил каждое дерево, каждый камень, каждую яму и канаву. А еще помнил, где оставил свои капканы…
Стоило Эйрису выйти на излюбленную охотничью тропу Луки средь холмов и высоких сосен, где снег не поднимался выше щиколотки, преследователю не составило труда наступить на одну из ловушек, скрытых под снегом. Его душераздирающий крик, оглушительно громкий, казалось, должны были услышать в самом Амверстаге.
Выигранное время можно было потратить на то, чтобы скрыться в лесах, но выбившийся из сил Лука решил иначе: стараясь отдышаться, он подошел к Эйрису, замотанному в волчью шкуру, и глянул на него сверху вниз. Мужчина, стоявший на коленях, поднял на него лицо, изможденное и красное, перекошенное от боли и гнева. В его левую ногу впились острые железные зубья капкана. По разодранному сапогу стекала кровь. Факел затухал, лежа в снегу.
– Ублюд…
Он не договорил. Не успел. Легким движением руки Лука оборвал его на полуслове, полоснув ножом горло. Голос Эйриса сменился свистящим бульканьем. Он задергался, пытаясь свободной рукой зажать смертельную рану, взгляд беспомощно блуждал по округе. Но тщетно. Уже через мгновение громила безвольно повалился на спину, выронив из руки топор.
Алая кровь на белом снегу – красивое зрелище. Лука завороженно наблюдал, как красное заиграло контрастом на белом, растекаясь лужицей подле Эйриса. Там, где снег покрыт тонким ледком, алое на ослепительной белизне приобрело еще более насыщенный цвет.
В этот миг северянин осознал, что убивать людей, которых ненавидишь, куда проще, чем животных.
И тут – свист. Что-то обожгло предплечье. Лука боязливо коснулся «ожога», но вместо него обнаружил глубокий порез и дыру на рукаве рубахи.
«Лучники», – смекнул он и отшвырнул ногой догорающий факел Эйриса. Затем, потерявшись в тени, спешно стянул с мертвеца шкуру и вооружился его топором.
Теперь дело оставалось за малым – избавиться от оставшихся преследователей, что уже успели выбраться из глубоких снегов и резво взбирались на холм. На них, благо, тоже была управа.
Лука понесся через еловую рощу, держа руки перед собой, чтобы колючие ветви не били по лицу. Каждый новый вздох царапал холодом горло, но кровь его кипела. Он продолжал бежать, несмотря на то что голени ломило от боли, а от усталости темнело в глазах.
И вот уже примерно через милю северянин оказался на пустыре – съехал по склону пригорка на бедре. Отряхнулся, огляделся, приложил руку к раненому предплечью и медленно побрел вперед, как будто позабыв о погоне. Снег под ногами лежал ровно, словно покрывало. Из-за разбушевавшейся снежной бури любой путник мог бы подумать, что впереди ничего нет – мертвая пустошь, но Лука бывал здесь уже не раз, в погожую погоду любуясь черной полосой леса на противоположной стороне.
– Стой, где стоишь, выродок.
Преследователи – трое мужчин, укутанных в меха – настигли его где-то на середине пути. Лучник держал беглеца на прицеле, двое других держали горящие факелы и топоры. Их лица были закрыты от ветра плотной тканью. Глаза светились ненавистью.
– Мало того, что ты убил Морру, так еще и Эйриса зарезал! – Обвинения прозвучали глухо из-за мерзлого ветра, унесшего слова мужчины куда-то ввысь. Но все равно Лука узнал голос. Он принадлежал старейшине селения Лангену – отцу Кейпы; Лангену, которого он сам долгие годы называл отцом.
Лука замер перед амверстагцами, виновато опустив голову и крепче сжав топор Эйриса. На равнине перед ними он был как на ладони. Одинокий, брошенный и разбитый. Легкая мишень. Легкая добыча.