Чужая дорога

Она замечает в руках Андрея не только плеер, но и рюкзак.

– Ой, а куда же я его дену? У меня поезд через час, а коменда в главный корпус ушла. Да и не возьмет она его – она и из-за коробок-то ругалась. Дескать, кладовка у нее маленькая. А он вон какой – мокрый, грязный. Может, его в больницу отвезти? Глупость сказала, да? Девочки наши тоже сегодня разъезжаются. Разве что из младшекурсников кому оставить? Хотя они могут и потерять. Да и ладно. Там, в рюкзаке, ничего ценного, наверно, нет.

– Как же? – возражаю я. – Там бумаги какие-то. Может быть, документы?

Соня неохотно расстегивает «молнию» на рюкзаке, разворачивает зеленый пакет.

– Да нет тут никаких документов! Паспорт и медицинский полис я в больницу отвезла, доктору отдала. А диплом об образовании тоже коменде оставила. А тут – только письма. Да и то, в основном, старые. Кому они нужны?

Я думаю, что уже Лере-то они нужны точно – не зря же она потащила их с собой даже на дачу.

Наверно, Соня думает о том же самом.

– Она сдвинута совсем на этих письмах. Да ладно бы они от какого близкого человека были или от любимого мужчины. А то – от директрисы детского дома!

Мне кажется вполне естественным, что для девочки, выросшей в детском доме, именно его директор и была тем самым близким человеком, письма которого хочется всегда носить с собой.

– Я думал, сейчас уже никто бумажные письма не пишет, – хмыкает Андрей. – А тут – целая пачка.

– У них там, наверно, и интернета-то нет, – хихикает Соня.

Ей это кажется забавным.

– Нет, правда, давайте оставим рюкзак на вахте. Вахтер коменде передаст. А там уж на ее совести будет. Всяко, выкинуть не решится.

Но мне становится не по себе при мысли о том, что дорогие для Леры письма могут случайно оказаться в макулатуре. А вдруг она завтра очнется и спросит про них?

Я почти выхватываю рюкзак из Сониных рук.

– Нет, так нельзя. Пусть он лучше у меня полежит. Я скажу врачу и медсестрам – мы привезем его в больницу, как только она придет в себя.

Соня пожимает плечами:

– Ну, если вас это не затруднит… Хотя уверяю вас – это самые обычные письма. Я одно как-то даже прочитала – случайно, конечно. Лера его на столе оставила, а я в комнате прибиралась. Думаю, что за бумажка на столе лежит? Так вот – ничего особенного там не было.

Я тяну Андрея за рукав – Сонина болтовня меня уже изрядно раздражает, – но, прежде чем откланяться, говорю:

– Нужно, наверно, в детский дом сообщить, что Лера в больнице? И ее парню.

Соня хватается за чемодан.

– Ой, Андрей, а вы не поможете мне его на крыльцо спустить? А я другой возьму. А может, вы меня до вокзала довезете? Вот спасибо!

На мой вопрос она отвечает уже в лифте.

– Светлане Антоновне я уже позвонила. Это та самая директриса. Она уже даже в Архангельск приезжала. Да толку-то? К Лере ее всё равно не пустили. А парень – судя по всему, просто ее знакомый. Ну, может, влюблена она в него. Но если бы она его интересовала, я думаю, за столько лет ее учебы в универе, он бы хоть раз ее навестил. А раз нет – значит, не больно надо. Да я даже имени его не знаю. Ой, ну и крутая у вас тачка! Я еще прошлый раз хотела сказать.

Если бы у меня был с собой свой плеер, я бы с удовольствием надела наушники. Кажется, и Андрей тоже.

9

Как ни странно, но результаты экспертизы наше заявление подтверждают. Оказывается, скорость мы не превышали. Объяснить это я не могу. То ли погрешность в вычислениях оказалась изрядно велика, то ли дядя Андрея оказался знаком с экспертом. Я предпочитаю об этом не думать. Вина за дорожно-транспортное происшествие возложена на пострадавшую, и Вербицкий советует мне выкинуть эту историю из головы. «Варенька, занимайся повседневными делами – оформляй визу, учи английский. Кстати, если доведется заехать в Шотландию, загляни в Эдинбурге в один маленький магазинчик – я адресок напишу, – и привези по дружбе старому юристу настоящего виски».

Но легко сказать – не думай! Следовать совету гораздо трудней.

Впрочем, ненадолго я всё-таки отвлекаюсь. Сбор документов для визы изрядно выматывает – и морально, и физически, и к вечеру я падаю на кровать и вырубаюсь. А на следующий день еду в Москву – в британское консульство. Там же, в столице, позволяю себе немного развлечься – посещаю спектакль в «Сатириконе» и прогуливаюсь по магазинам.

В больницу я звоню каждый день – мы с лечащим врачом Леры даже на «ты» перешли. Он полон оптимизма, но даже я понимаю, что на самом деле ее состояние лучше пока не становится. Надеюсь, что только пока.

По ночам меня по-прежнему мучают кошмары. Хотя уже не каждую ночь – это почти прогресс. По совету Риты – моей старшей сестры – начинаю пить какие-то таблетки для лечения нервных расстройств, но они не сильно помогают. К тому же, я боюсь к ним привыкнуть. Я слышала о таком. К таблеткам можно привыкнуть, как к наркотикам. Не самый лучший вариант для человека, начинающего учебу в одном из лучших университетов мира.

К Лере в палату меня не пускают. Да, наверно, это и правильно. Я ей не родственница и даже не знакомая. И всё-таки я хочу с ней поговорить. Даже если она всё еще без сознания. Даже если она меня не услышит. Наверно, мне просто нужно выговориться. Может, извиниться перед ней. Формально в том столкновении я не виновата. Но это только формально. А совесть – она далека от формализма.

Странное дело – я раньше не задумывалась никогда, есть ли у меня совесть. Понимала, что есть – как и у всякого нормального человека. И она даже иногда напоминала о своем существовании – не очень навязчиво.

На сей раз всё по-другому. Я снова и снова прокручиваю по ночам ту поездку из Купцово. А если бы Андрей не пил коньяк? А если бы я не села за руль? А если бы не поддалась на уговоры чуть-чуть превысить скорость?

История, как известно, не имеет сослагательного наклонения, но после грустных событий человеку свойственно заниматься самоедством и думать о том, что было бы, если бы он какое-то время назад поступил по-другому. Ни успокоения, ни утешения такие мысли не приносят, но я всё равно думаю об этом, стоит только коснуться головой подушки.

До отъезда в Лондон еще полтора месяца, но чтобы хоть чем-то себя занять, начинаю собирать чемоданы. Сначала я думаю, что мне вполне хватит одного – клетчатого, на колесиках с мягкой резиной, как раз британского производства. Но в него помещается только минимум одежды и одни сапоги. А путеводители? А зарядные устройства для ноутбука и телефона? А туфли с цветочным принтом – таким модным в этом сезоне? Хотя, возможно, такие туфли модны только у нас – в российской провинции, а в Британии они уже из этой самой моды вышли.

Залезаю на антресоли за темно-зеленым баулом – и вдруг натыкаюсь на Лерин рюкзак. Несколько секунд смотрю на него с изумлением. Хотя чему тут удивляться – я сама его туда запихала.

Тогда, на вокзале, когда мы, наконец, посадили Соню в поезд, Андрей предложил забрать рюкзак к себе домой. А я отказалась. Как же – чувствовала свою ответственность. Думала, будет правильнее, если он будет находиться именно у меня. А привезла его домой и занервничала, и не успокоилась, пока не засунула его на антресоли.

Сейчас я оставляю его там же – с коробками из-под бытовой техники и лыжными комбинезонами.

По уже сформировавшейся за эти дни привычке звоню вечером Лериному врачу Кириллу. Ничего нового он не сообщает. А прежде, чем положить трубку, советует мне выпить перед сном теплого молока.

Мама, когда заглядывает ко мне в комнату, думает о том же. Только молоко она заменяет на какао.

Я послушно топаю на кухню, выпиваю чашку сладкого горячего какао, желаю родителям спокойной ночи и отправляюсь в постель.

Перед сном решаю почитать что-нибудь легкое и позитивное и останавливаю свой выбор на одном из дамских романов, которыми в юности зачитывалась моя старшая сестра Рита. Я к такому чтиву вообще-то равнодушна, но оно прекрасно подходит в том случае, если ты не хочешь думать, а просто пытаешься немного поспать.