Страница 5 из 11
– А Михасевича приглашать будем? – шепотом поинтересовалась одноклассница Геннадия у кого-то из приятелей. Речь шла о праздновании выпускного, которое начали обсуждать чуть ли не с начала учебного года.
– Какого Михасевича? – не понял собеседник девушку.
– Сына алкаша из дома на окраине, я другого Михасевича не знаю, – подал голос кто-то третий.
– Зачем ты так? Сын за отца не в ответе, – обиделась девушка и напомнила приятелю знаменитую цитату Сталина. На дворе был конец 1960-х, и даже в глухой деревне Витебской области эта цитата вызвала скептические смешки. Все всегда понимали, что этот закон работает только на словах.
Геннадий Михасевич слышал этот разговор. Для подростка не было новостью, что одноклассники не очень-то горят желанием приглашать его на выпускной. Не очень-то и хотелось. Удивление вызвала одноклассница Лена, которая вдруг вызвалась его защищать. От кого-кого, но от девочки он этого не ожидал. Михасевич привык считать женщин существами более низкими и подлыми, чем мужчины. До сих пор это убеждение казалось чем-то естественным и само собой разумеющимся. Девочки с детства презрительно к нему относились. Сестры сначала «изводили отца своими танцами, а потом просто сбежали». По крайней мере, именно так объяснял их поведение Модест, а Геннадий не мог в силу возраста оценить ситуацию с двух сторон. Модест же во время своих попоек любил пофилософствовать с сыном. Эти размышления обычно сводились к рассказам отца о том, как они начали жить вместе с его матерью. У нее тогда просто не было выбора. Если бы она не согласилась на предложение Модеста, «так бы в старых девах и ходила». Однако через пару лет их жизни у нее появился любовник.
– Подлая женская натура на большие чувства не способна, сынок. Они всегда ищут, где вкуснее кормят, где больше денег и дом получше… – часто повторял отец. По его словам, тот парень сбежал, поэтому мать осталась с ним, а вскоре родила среднюю дочку. Эти рассказы мать никогда не прерывала и не опровергала. Возможно, из страха перед мужем, а может, потому, что это было правдой. Так или иначе, эти истории еще сильнее отвратили подростка от матери.
«Женщина – существо низкое и подлое, всегда ищет где лучше жить, где больше кормят». Это казалось чем-то само собой разумеющимся, с чем не было смысла спорить. Да и все обиды на учителей и одноклассниц так было куда проще пережить. Кто обижается на таких? Зачем только эта девочка Лена решила его вдруг защищать, какая ей из этого выгода?
Учебный год подошел к концу. Церемония вручения аттестатов по традиции проходила в старом актовом зале сельской школы. Весь зал был уставлен простыми деревянными стульями из классов. На первых рядах сидели сейчас выпускники, включая Геннадия Михасевича, следом шли ряды для учителей и родственников выпускников, а на задних рядах уместились подростки на год младше, которые никак не хотели умолкать и всем сейчас мешали. Кто-то из подростков на задних рядах разливал всем алкоголь в украденные из родительского серванта рюмки, кто-то кричал с места какие-то ободряющие слова. Чуть тише стало только благодаря директрисе в старомодном платье, которая вышла на сцену и встала на фоне громоздких бархатных штор и портрета вождя. Женщина суровым взглядом обвела всех собравшихся, стараясь своей мимикой призвать всех к порядку. Получалось у нее не очень, но немного тише действительно стало. Сказав громкие напутственные слова, женщина начала приглашать учеников на сцену, чтобы вручить им аттестат.
Геннадий Михасевич получил свой документ о среднем образовании в числе всех остальных. В документе значились средние оценки, ничем не выделявшие его среди других учеников. В этой сельской школе, как и в большинстве других, было принято, что девочки должны учиться на четверки и пятерки, а мальчикам можно поставить и несколько троек по не самым важным предметам. Отчислять за неуспеваемость в очередной раз запретили «рекомендацией» из РОНО[2], а выдавать медали обычно было некому. Сколько бы конфликтов с учителями ни было, оценки в аттестате у всех были примерно одинаковые. Как бы ни презирали ученики «сына алкаша», его все же позвали отмечать окончание школы вместе со всеми. На том настояла Лена, которой свойственно было во всех конфликтах защищать слабую сторону. Одноклассники знали за ней это качество, но для Михасевича ее поступок действительно много значил.
– Все уже решили, кто чем будет заниматься? – спросил кто-то из ребят на выпускном. Вечер был уже на исходе. Все они уже изрядно выпили, и настроение сейчас у всех было таким, каким оно бывает только на выпускном, когда веришь, что с завтрашнего дня у тебя начнется большая, взрослая и наполненная приключениями жизнь. Они сидели на заднем дворе школы, как то делали сотни раз до этого, но теперь никто из учителей не мог их разогнать, потому как никакой власти над ними они уже не имели. Несколько человек ответили, что собираются уехать учиться в техникум, парочка сообщила, что собираются поступить в старшую школу. Кто-то из девочек сказал, что уже устроился на завод, расположенный в соседней деревне.
– Михасевич, а ты что не пьешь? Боишься пойти по стопам отца? – спросил кто-то, указывая на пустой стакан подростка. Все тут же рассмеялись, а Геннадий Михасевич автоматически отставил стакан в сторону.
– Не обращай внимания, – прошептала Лена, которая считала себя ответственной за Михасевича сегодняшним вечером. Геннадий благодарно улыбнулся и смело посмотрел прямо в лицо девушке. Лена смутилась, и ее щеки тут же покраснели. Ей было неловко, что ее желание спасти всех слабых и угнетенных, кажется, истолковали иначе.
Михасевич благодарно улыбнулся, а уже под утро пошел провожать Лену до дома, так как ей нужно было возвращаться через лес в соседнюю деревню. Лес в предрассветной весенней дымке пугал и вдохновлял одновременно. Они правда хорошо провели время, пока шли к дому девушки. Лена с удивлением для себя поняла, что молчаливый и застенчивый «сын алкаша» действительно нормальный парень, ничем не хуже и не глупее других. Она, как и все, с настороженностью относилась к нему. В конце концов не зря все школьные годы его сторонились, не зря все учителя говорили, что из него никогда ничего путного не выйдет. С другой стороны, мало ли кто и что говорит, мало ли как человеку не повезло с родственниками, он же не виноват во всем этом. Так или иначе, девушка решила, что дружить с ним точно можно и нужно. Возможно, у него появятся еще друзья, компания, девушка. По крайней мере, он действительно самый приятный и умный парень из всех, с кем на тот момент ей доводилось общаться, а тот факт, что он всегда с большим трудом подбирал слова для ответа, даже начинал казаться милым. Казалось, что он как будто боится показаться глупым и смешным, стесняется ее, но, в отличие от других деревенских парней, он не стремился показаться опытным и самоуверенным мужиком, который с пренебрежением относится ко всему, что говорит или делает девушка. Вчерашний выпускник Михасевич, казалось, с искренним интересом и даже каким-то восхищением относится ко всему, что говорит или делает Лена. Девушке льстило такое отношение. Возможно, она еще не успела его полюбить, но уж точно Михасевич начинал ей нравиться.
Инстинктивно Геннадий понимал, что не стоит рассказывать отцу о Лене. Само упоминание о ней в стенах этого дома казалось ему чем-то неприятным, как будто оскорбляющим девушку. Однако вскоре Модест все же заметил, что сын как-то подозрительно много времени проводит вне дома, и это начало раздражать его. Сын сейчас был последним человеком, на которого тот имел влияние, и Модесту было жизненно важно сохранить этот контроль. Он не хотел, чтобы сын уезжал учиться в ПТУ или техникум, уходил в армию или женился. Больше всего ему хотелось, чтобы Геннадий продолжал жить с ним в доме, ухаживал за ним и иногда выпивал за компанию. Последнее сын не любил делать категорически. Если ему не хотелось ругаться с отцом, Геннадий мог посидеть над полной рюмкой за столом, но никогда ее не выпивал. Ему было неприятно состояние опьянения. Тут же начинало казаться, что он сейчас потеряет над собой контроль, будет выглядеть глупо и смешно, как обычно и выглядят пьяные люди.
2
РОНО – районный отдел народного образования. – Прим. ред.