Наложница Короля

– С тобой на север хочу, господин. Лучше в твоем войлочном походном шатре жить, чем в замке Зверя трястись от ужаса.

Кристиан хмыкнул довольно. Слова девицы приятно кольнули его самолюбие.

– Что ж, – вздохнул он. – Этель тебя мне подарила. Если Зверь… если ничего уже не поправить, то я. Конечно, заберу тебя с собой. Ну, спать ложись. Я пойду узнаю кое-что, и, вероятно, с утра уже собираться будем…

Кристиан нахмурил брови, зубами заскрипел от досады, скрывая от девушки боль, разрывающую ему сердце.

«Зверь, брат мой названный… как же так?! Ну, Старая Этель, ты мне ответишь за это!»

***

Сердечному Брату Короля все двери в замке были открыты – или он открывал их пинком, не опасаясь, что хозяева могут воспротивиться его желанию зайти в тот или иной тайный уголок их жилища.

Однако, как ни странно, в крыле, где жил Зверь царили тлен и запустение. По галерее ветер гонял сухие черные листья мертвого плюща, ни один факел не освещал своим светом своды и лишь луна лила свей мертвый ядовитый свет в тихий, словно замерший замок. Покои Короля оказались заперты, и у дверей, окованных черным железом, Кристиана встретили охранники – Звероликие, верная стража Короля Зверя, огромные, сильные, свирепые, в черной броне, с масками медведей на лицах. Грозно выставили они свои пики против Кристиана, не говоря ни слова. Кого охраняли они – Короля от мира или мир от Короля? Об этом Кристиан не успел спросить. Так ж молча, свирепо и неумолимо, охрана напала на него, отгоняя прочь, в темную холодную галерею, подальше от черных печальных дверей, от молчаливых покоев запертого Зверя.

– Да что же это такое, – прошептал Кристиан, потрясенный, отступая от нацеленного на него оружия. К такому приему он не был готов совершенно, и даже в его бесстрашном сердце шевельнулся холодный жуткий ужас. – Что ж тут творится?! Брат, Зверь, неужели ты велишь убить меня?!

Звероликие молчали. Им не велено было ничего объяснять, им велено было хранить покой Короля, и они готовы были умереть, но не пустить никого дальше.

– Тогда я убью всех или погибну сам, но я войду в эту дверь и увижу, что стало с тобой! – прокричал Кристиан, выхватывая меч. – И если ты хочешь, чтобы я умер пусть так и будет!

Его оружие высекло искры, столкнувшись с атакующими его алебардами, по пустой галерее прокатилось испуганное эхо, лязг и злая грызня – обычные звуки драки и ярости.

– Не смей прятаться от меня, словно трус! Если это ты, а не самозванец, ты откроешь мне дверь и я услышу твой голос! А если я высажу эту дверь и увижу там самозванца… многие в этом замке пожалеют, что на свет появились!

Как бы силен и умел не был Кристиан, а Звероликие не уступали ему. Все так же молча и неумолимо они вытесняли его прочь от покоев Короля. Несмотря на все приказы Королевы, у них был свой приказ, полученный от Зверя, и они, фанатично преданные Королю, выполняли его.

– Зверь! – кричал Кристиан, отбиваясь от нападающих на него Звероликих, – от кого ты защищаешься? От меня?! Или меня от себя спасаешь?! Так это напрасно; я не боюсь тебя, слышишь?! Ты брат мой, и я не боюсь тебя!

От этих слов старый замок словно вздрогнул, вздохнул глубоко, втягивая холодный воздух в свои неисчислимые покои и потайные комнаты, и черные железные двери заскрипели, отпираясь. При звуке скрипящих петель и скрежещущего по полу металла Звероликие словно оцепенели, опустив мгновенно свои пики и отступив от взъерошенного Кристиана. На полу заплясал теплый желтый свет, отблески живого огня, и на пороге своих покоев появился тот, кого звали Зверем.

– Ты не боишься, – глубоким голосом произнес он, – но я сам себя боюсь. Здравствуй, брат. Тебе не нужно было приходить ко мне, ибо я проклят.

– Зверь?! – прошептал Кристиан, вглядываясь в высокую фигуру, скрытую одеждами. – Ты ли это?!

– Я, – глухо ответил Король. – Зачем ты спрашиваешь? Ты же узнал меня.

Король, как все и говорили был в маске. Его боевой шлем медведя скрывал его голову, не давая ни малейшей возможности увидеть его лицо. На плечах Короля, поверх богатого королевского наряда из темного бархата, богато расшитого драгоценными камнями, лежала тяжелая шуба из медвежьей шкуры, и даже руки его скрывали перчатки из черной кожи. Король словно прятался от солнца, чтобы ни клочка его тела свет не видел.

– Но демоны тебя подери, что с тобой стало?!

– Ты сам ответил на этот вопрос, Кристиан. Демоны меня взяли. Однажды приходится отвечать за свои грехи. Они настигли меня, и я несу кару за свою жестокую жизнь. Проходи, брат мой. Мы поговорим, если уж ты пришел.

Кристиан бросился мимо расступившейся перед ним стражи из молчаливых Звероликих, подбежал к Зверю, порывисто обнял его, прислушиваясь к биению сердца под пышным одеждами.

– Ты жив! – выдохнул он радостно. – Ты здоров! Значит, все не так страшно. Как же я рад тебя видеть!

– И я рад, Кристиан, – глухо ответил Зверь. – И я.

В комнатах Короля было тихо и мрачно, огромный пылающий камин давал тепло и свет. Стены, обитые шелковыми обоями, испуганно прятались в полумраке, на резном столе стояли остатки трапезы – видимо, в печали у Короля был неважный аппетит, он почти не притронулся ни к жареной оленине, ни к вину.

– Зверь, – произнес Кристиан увереннее усаживаясь в предложенное Королем кресло, – объясни мне, что происходит? Я слышу тут странные вещи о тебе, и они мне не нравятся…

– И все это правда, – устало ответил Король, опускаясь в кресло напротив Кристиана. – Что ты хочешь услышать? То, что раз в месяц на меня находит безумие и я хочу женщину так, что кровь кипит в жилах? Это верно. Я впадаю в ярость, такую страшную, что лучше мне сидеть под замком. Но и женщины не приносят мне покоя. Они боятся меня, и стоит мне протянуть к ним руку в темноте спальни, они начинают кричать, биться в ужасе и отвращении. Никакие слова не могут успокоить их, да они и не слышат слов. Впрочем, не уверен, что в тот миг я говорю. Мне кажется, я превратился в монстра, в животное, поросшее колючей шерстью, в кровожадное чудовище, которое все боятся и ненавидят.

– Однако, сейчас ты говоришь, – с сомнением произнес Кристиан, поднимаясь. – И говоришь как человек. А мне говорили, что ты нем после болезни.

–Не было никакой болезни – по крайней мере такой, какая приковывала бы меня к постели. Только мое безумие и страх. В припадке безумия все не так, – ответил Кристиан. – Я не слышу собственного голоса и мне кажется, что из горла у меня вырывается какой-то вой. Поначалу я надеялся скрыть свое безобразие под одеждой, рассчитывая на то, что… что невеста не увидит моего безобразия и не станет кричать, плакать и проклинать меня. Но они все равно кричали! – Зверь яростно ударил кулаком по столу, да так, что подскочил кубок и упал, разлив по полированной поверхности алое вино.

– А Этель не боится? – уточнил Кристиан, зажигая свечи и прогоняя царивший полумрак.

– Этель… – Зверь яростно скрипнул зубами. – Я ненавижу ее столь же яростно, как врага на поле боя, но она единственная… единственная, кто принимает меня. И говорит, прижимаясь, что любит меня! Говорит, что не отдаст никому, что наверно будет связана со мной, шепчет слова страсти своими старыми губами!

– Так за что же ты ненавидишь ее?

– Каждый раз, когда я возвращаюсь от очередной невесты, не выдержав криков и плача, Этель смеется надо мной. Она погибает от ревности каждый раз, и вымещает на мне свою злобу. Она с хохотом говорит мне, как я ужасен, она напоминает свои слова о том, что не примет меня женщина, она издевается над моим горем и лишь оплеуха заставляет ее умолкнуть!

– Так бросил бы ее и вернулся бы на Север. Север примет тебя любым.

– А наш договор? Наша сделка?

– Этель давно не помогает Северу. Именно поэтому я тут.

Кристиан поднял подсвечник повыше, освещая комнату. В углу, в огромной раме из черного зеркала, блеснуло треснувшее зеркало…

– А что, если примет тебя женщина? – вкрадчиво произнес Кристиан, оборачиваясь к Королю. – Что, если не станет кричать? Что, если ты сможешь ее взять, что, если она родит тебе наследника?