Страница 71 из 73
Все же я решился довериться своей собаке и минут через пятнадцать благополучно вышел к лагерю.
Измученный, мокрый от пота, я упал около палатки. Надо мной улыбалось небо. Серебристые облака, подсвеченные солнечными лучами, плыли торжественно и чинно. Я позвал Топа. Он подошел с опаской. Я притянул его за длинные уши, поцеловал в морду и попросил прощения.
На свои места мы выплыли затемно. Стараясь не шуметь, пробрались в заранее приготовленные скрадки и замерли в ожидании. На небе сверкали звезды, отражаясь в неподвижной, тускло темнеющей воде. На другом конце озера грозно угукала выпь. Ее глубокие и глухие вздохи словно колебали воздух. А в промежутках стояла такая жуткая тишина, что я невольно крепче сжимал ружье.
Изредка над нашими головами просвистывали утки, в камышах сонно покрякивал селезень. На воде неподалеку чернели чучела, в которые внимательно вглядывался Топ. Я положил руку ему на спину и почувствовал, как он дрожит. Конечно же, не от холода. Ночь была теплая. Волнение охватило и меня.
Наконец звезды стали меркнуть, небо над головой потемнело, а восточный край медленно бледнел. Уже видны листья на близстоящем камыше. Уже можно различить длинный шест, воткнутый в берег, чтобы не искать дорогу к лагерю. Наконец заголубело небо, и туман легкой кисеей поплыл над водой. И сразу же, сначала далеко, затем ближе, загремели выстрелы. Вот слева от меня сдуплетил Александр Яковлевич. Гулкое эхо прокатилось над озером. Потом еще! Это уже у Тихоныча. Везде шла пальба, только у нас с Топом пока стрелять было не в кого, и я пожалел о выбранном месте. Вдруг из-за камышей вывернулся селезень и стал планировать к чучелам. Я повел стволами, ружье толкнуло в плечо… Селезень целехонек, полетел дальше. Эх, нужно было подождать, пока он сядет…
— Топ, куда? Назад, — громким шепотом позвал я. Но было поздно. Топ кинулся в воду и поплыл. Подплыл к одному чучелу, понюхал, взял в пасть, бросил, повернул к другому… Обследовав все чучела, он в недоумении повернул назад. Все бы ничего — водные процедуры с утра полезны даже собакам, но уж больно лапы длинные. Топ подплыл ко мне в почетном сопровождении двух чучел, зацепившись за их якорные шнурки.
Пара уток налетела от восхода солнца, и вновь я промазал. Топ посмотрел на меня с презрением. Я разнервничался, заторопился перезаряжать, чуть не уронил патроны в воду. Теперь целая стая заходила справа. Целых шесть штук. Я сдуплетил и… опять промазал. Топ недовольно зарычал: «Не умеешь стрелять — нечего ездить на охоту!» — так понял я его, и постарался взять себя в руки.
Поднявшееся над горизонтом солнце слепило глаза. Вода мелко искрилась. Камыш стоял стройной зеленой стеной. Запоздалая ондатра быстро плыла, торопясь домой, в хатку, оставляя после себя длинные, широко расходящиеся усы.
Здоровенный крякаш налетел откуда-то из-за моей головы, снизился к оставшимся чучелам и хотел сесть, но, рассмотрев обман, взвился свечой и угодил под мой выстрел. Наконец-то! Через несколько минут Топ подал мне первую добычу в этом сезоне.
После десяти часов мы собрались в лагере, довольные и возбужденные. Все были с трофеями, все выполнили норму отстрела, кроме одного. У Василия Ивановича, который больше всех накануне рассказывал о своих охотничьих похождениях, на поясе сиротливо висел один-единственный чирок.
— Что же ты? — укоризненно спросил его наш старший — Александр Яковлевич. — Утки как будто хватало…
— Понимаете… — смущенно забормотал Василий Иванович. — Вообще-то я сбил больше. Но проклятый камыш… Не смог найти.
— Только не ври, — сурово предупредил Александр Яковлевич. — Пустим собаку. Говори толком — сколько?
— Две, — нашел в себе силы не покривить душой Василий Иванович. — Ружье что-то…
— Показывай, где?
Василий Иванович указал направление.
— Вперед, Топ! Ищи! — приказал я. И Топ нырнул в камыш.
— Не найдет, — пренебрежительно махнул рукой Василий Иванович.
— Найдет, — безапелляционно заявил Александр Яковлевич и спросил: — А что ты дашь Топу, если он принесет уток?
Василий Иванович полез в рюкзак и с гордостью достал две банки консервированных крабов.
— Вот.
Не прошло и двадцати минут, как две утки лежали у его ног. Александр Яковлевич вскрыл ножом банки и вывалил розовое, вкусно пахнущее мясо Топу в миску.
— Ешь. Заслужил.
— Что за шутки? Оставьте хоть попробовать, — сердито запротестовал Василий Иванович, пытаясь ложкой поддеть кусочек. Но Александр Яковлевич был непреклонен.
— Научишься стрелять так, чтобы собаке не пришлось работать, будешь есть крабов сам, — заключил он под общий смех.
Топ, не обращая внимания на их перепалку, махом слизнул содержимое двух банок, и остался очень доволен. Это была его первая награда за работу. Потом их будет много — и медали, и жетоны, и дипломы… Но сегодняшняя была самая вкусная.
Речка Кулунда вьет свои петли по лугам Завьяловского района и каждую весну заливает необозримые пространства, питая водой соленые озера, опресняя и очищая их. Но вот уже несколько лет, как из-за бездумной отводки воды и строительства временных плотин каждым мало-мальски разворотливым, но недальновидным хозяином — директором совхоза речка обмелела и обезрыбела. Уже нет былых весенних разливов, высыхают бесчисленные озера, не растет трава на ранее превосходных сенокосах. На водопой стада приходится гонять за несколько километров, потому что вода в озерах, не опресняясь весной, становится горькой. По этой же причине обезрыбели и погибают озера Китово и Китова отнога. Почему они так называются — уже не помнит никто. Китов там, конечно же, нет. А утка есть. Охота неплохая. Но воду для питья приходится привозить издалека. И такой густой камыш, что без собаки охотиться нельзя. Не найдешь убитую утку. Так что работы Топу хватало. Он не жаловался, не капризничал. По первому приказу продирался сквозь камыш, и не было случая, чтобы возвращался он без добычи.
Немного в стороне от Китовых озер есть небольшая, диаметром в выстрел, воронка с ровными, отлогими краями, покрытыми вязкой, черной грязью. Вода поблескивает лишь внизу, в центре. Эта лужа имеет самый безобидный вид, но егерь предупредил, что собаку ни в коем случае туда пускать нельзя. «Трясина. Засасывает…»
Мы старались не посылать Топа в ту сторону. Но однажды раненая чернеть потянула низко над камышом, и Топ, не дожидаясь команды, пошел за ней. Вспомнив про трясину, я стал звать собаку, но напрасно. Надеясь, что чернеть не дотянет до опасного места, я не сильно спешил, да и, откровенно, не очень верил во все эти страхи. Но, услышав необычный лай Топа, побежал изо всех сил.
Злополучная чернеть все-таки дотянула до ляги и упала в самый центр ее. Топ не раздумывая, бросился в грязь и благополучно добрался до утки. Поймал и стал возвращаться назад. Вот тут-то и схватила его трясина. С тяжелым всхлипом Топ еле вырывал лапы из вязкой грязи. И не выдержал: залаял, зовя на помощь.
Когда я подбежал, Топ лежал на боку на полпути к спасительному берегу и тяжело дышал. Чернеть лежала рядом. Чем я мог помочь своему другу?
Я закричал, сзывая друзей. Но, услышав мой голос и увидав меня, Топ схватил утку и, с трудом выдирая лапы, двинулся вперед.
— Брось утку! Брось утку, Топ! — закричал я.
Подбежали друзья и стали подбадривать Топа на разные голоса. Я было сунулся навстречу, но на первом же шаге провалился чуть не по пояс и без посторонней помощи выбраться не смог.
Продвинувшись на несколько шагов, Топ опять лег на бок. Дав ему отдохнуть, мы стали кричать:
— Вперед, Топ! Ко мне! Хорошо! Молодец! Еще немного!
Мы видели, с каким трудом дается ему каждый шаг. А тут еще утка в пасти, мешает дышать.
— Брось утку, Топ! Брось утку!
Но он не понимал моего приказа или не хотел понять.