Страница 20 из 23
– Вообще-то, на такое дело со здравым рассудком идти не рекомендуется, – сказал эстонец.
– Это почему? – искренне удивился Тойво.
Конечно, он знал, что для «контактов с потусторонними силами» люди, специализирующиеся на этом, ели грибочки, вдыхали дым и еще каким-то образом вгоняли себя в транс. Или, что было более правильно, выгоняли себя из реальности. Но люди эти и выглядели специфически, и поведение у них было, что надо – психи, одним словом.
Антикайнен же хотел как можно дольше сохранять здравомыслие, потому что только здравомыслящие люди способны отправиться к черту на кулички и пытаться заглянуть за ту сторону зеркала.
– Я препараты принимать не намерен, – сказал он.
– И я тоже, – слегка задетый, отреагировал Тынис. – Водки надо выпить.
– Водки надо выпить, – тут же согласился Тойво, чем очень удивил своего компаньона: поллитровка на двоих – детская доза.
Ближе к полуночи где-то завыла собака. Гуляющие возле жарких костров люди ответили на вой. Конечно, они не завыли, просто принялись громко хохотать, словно подзадоривая себя и своих друзей. Настала пора им прыгать через огонь, бултыхаться в воде и предаваться разнузданному веселью, коему позволительно было увлекаться только один раз в году.
Тойво, одев рукавицы, ссыпал пылающие угли костра в начертанный им самим возле ивы знак «Валькнут», в то время, как Тынис подсоединил свою шайтан-машину к небольшому щелочному аккумулятору. В сравнении с прошлым разом устройство приобрело более законченный и компактный вид: ни тебе динамо-машины, ни толстых проводов, да и осциллограф сделался размером с два коробка спичек. Разве что зеркала, выполненные из отшлифованных медных листов, остались прежнего размера.
– В общем, поступаем, как было оговорено: сначала я фиксирую изначальное состояние всего окружающего нас электромагнитного эфирного поля, потом включаю рубильник, – сказал Тынис. Принятая водка способствовала подъему у него энтузиазма.
– Договорились, – ответил Тойво и встал спиной к дереву. Водка слегка туманила ему голову. – Валяй. Я готов.
Эстонец склонился над осциллографом, потом отошел к лежащему возле костра планшету с бумагами.
Антикайнен хотел сделать ладонью отмашку, мол – поехали, но тут ощутил прикосновение к своей руке, словно чьи-то пальцы легко пробежали по его запястью. Он повернулся в ту сторону, но никого не увидел. Разве что за стволом старого дерева кто-то спрятался? Тойво пошел вокруг ивы, но вернулся на прежнее место, никого не встретив. Над головой чуть заколыхались ветви – и в них никто не укрылся, даже вороньих гнезд нету.
Он пожал плечами, полагая, что ему все показалось, как, вдруг, кто-то резко и сильно дернул его за рукав рубашки.
На этот раз ему удалось в последний момент заметить маленькую, совсем детскую ручку, стремительно укрывшуюся за стволом. Предположить, что детские руки сами по себе летают здесь в окрестностях и дергают путников за одежду, пусть, даже, вблизи древнего кладбища, значит сдаться дурману от выпитой водки. Если есть рука, значит, есть и ее хозяин. Или – хозяйка. Вытурили от праздничного костра подростка, чтобы он под ногами не путался у более взрослых парней и девок, вот подросток этот и хулиганит в меру своей сообразительности.
Тойво сделал несколько шагов от дерева и действительно заметил маленькую девочку в светлом платьице, босоногую и простоволосую. Она находилась в десятке метров от ивы. Стремительная!
– Шла бы ты домой, деточка, – сказал ей Антикайнен.
Она не ответила, только пальцем поманила: сюда иди!
Больше делать нечего – только ко всяким незнакомым детям приближаться! Тойво отрицательно мотнул головой, но каким-то образом оказался подле нее.
– Чего тебе? – спросил он и упал наземь. Девочка, пристально глядя ему в глаза, испустила такой истошный визг, что и боевой конь Тухачевского копыта бы откинул.
Что-то цеплялось за его руки, что-то удерживало его ноги, на горле смыкались детские ручки. Что за чепуха! Тойво перекатился на спину и увидел перед собой далекое звездное небо. Высокая трава и корни, будь они неладны, цеплялись за него, как живые. Но на самом деле это он за них зацепился, даже запутавшись слегка. Надо подниматься на ноги, а то и уснуть недолго: уютно так лежать, оказывается. Словно медленно проваливаешься в почву.
Да не в почву, а в старую могилу – вон, уже и гроб еловый, ветхий, как вечность, распадается под его спиной, и истлевший огромный, как великан, мертвец, весь завернутый в березовую кору тянет к нему свои когтистые пальцы.
Что-то сделалось совсем неуютно, надо это дело прекращать! Тотчас же, словно из ниоткуда, перед ним возникло лицо девочки: синие губы, ввалившийся нос, глубоко запавшие, мерцающие красноватым огнем, глаза и маленькие острые зубки. Тойво еще успел предположить, что странный ребенок может быть вовсе не ребенком, а одной из представительниц «дивьего» народа, как эти самые зубки, превозмогая все его попытки уклониться, вцепились ему в щеку.
Ну, ладно, девочка, кто бы она ни была, все свое внимание сосредоточила на укусе. Значит, можно подняться на ноги, а потом действовать по собственному желанию и исходя из полученной степени свободы. Тойво, вновь обретя вертикальное положение, стиснул правой рукой тщедушное горло нападавшей, а левой ухватился за болтающиеся щиколотки ее ног, сжав их вместе. Фу, ну и запах изо рта у ребенка!
Вообще-то, «ребенок» – понятие относительное, стало быть, ни коим образом не заслуживающее снисхождения. Тойво сдавил правую руку в кулак, ощутив и услышав, как треснули под его хваткой позвонки. А левой дернул, что было сил, и оторвал девочке голову. Точнее, оторвал туловище от головы, широко размахнулся и выбросил его прямо на середину ближайшей ламбушки.
Чьи-то когтистые перепончатые лапы перехватили тело возле самой воды, чьи-то клыкастые челюсти перекусили его пополам, а потом все булькнуло и стихло.
Антикайнен вздохнул и сам отправился к озерцу, чтобы отмыть от себя замершую в мертвой хватке голову девочки. Он шел-шел, пока не утомился – ламбушка не приближалась. Вообще-то, конечно, можно было и оторвать от себя то, что осталось от его недоброжелателя, но терять кусок щеки – уж очень не хотелось.
Разорвав напополам носовой платок, он обернул лоскутами пальцы своих рук и, ухватившись одними за нижнюю челюсть, другие просунул под верхние зубы ребенка. Голова не без труда отделилась от его скулы. Тойво подбросил ее вверх и ловко пнул, как мяч. Она полетела в сторону недосягаемого озерца, сверкнула глазами, сказала басом: «Спасибо» – и пропала из виду.
Тут же под ногами всплеснулась вода. Оказывается, дошел-таки до ламбушки. Антикайнен попятился на берег и встал на колени, чтобы умыть лицо. Поверхность озерца была, как зеркало. В ней он отражался практически без искажений. Только выглядел каким-то совсем взрослым. А вот милая Лотта, которая тоже отражалась в воде, была такой же, как всегда: молодой и красивой, с задорной улыбкой на устах. И еще один человек был виден, только он не мог никак определить, кто это? Бокий? Нет. Черты лица были смазаны, словно тот, другой, был где-то в глубине. Без сомнения, он его раньше видел, вот только никак не мог вспомнить.
Тойво умылся, мимолетом удивившись, что никаких следов от укуса на щеке не осталось. Задерживаться на берегу он не собирался, поэтому повернулся назад.
Почему-то, несмотря на типичную для этих мест «белую» ночь, сделалось темно. Только угли на Валькнуте алели, указывая путь к дереву. Он подошел к стволу ивы, прислонился к ней рукой, ощущая неровность коры, словно увиденные им в отражении морщины на своем лице.
Вдруг, сзади раздался дикий женский крик. Тойво мгновенно обернулся и едва успел уклониться в сторону от выбежавшей откуда-то из темноты совершенно обнаженной и очень бледной женщины с распущенными волосами. Размахивая руками, она пробежала, едва его не задев, не переставая кричать.
Через несколько секунд вопль оборвался, осталось только едва слышное скуление где-то за деревом. Антикайнен осторожно выглянул из-за ивы: женщина сидела спиной к нему на корточках, обняв себя руками, и дрожала, как от холода. Звуки, издаваемые ей, были похожи на жалобы побитой собаки.