Тайна Иеронима Босха

В дверь постучали. Прежде чем Кайе успел ответить, дверь открылась, и в комнату вошел Небриха.

— Вас тоже пригласили в полицию, Михаэль?

— Да, завтра.

— И меня. А вы слышали что-нибудь о Грит Вандерверф?

Кайе покачал головой:

— Нет, ничего. Вы выглядите усталым, Антонио.

Небриха пододвинул к себе стул и сел.

— Я прокрутил все в голове еще раз. И не нашел ответа. Чего хотела эта женщина? Зачем она занималась лечением сумасшедшего патера и почему втянула нас в эту историю?

Кайе откинулся на стуле и посмотрел на коллегу:

— Что значит «втянула»? Опять предположения. Похоже, Берле увлек ее так же, как и нас. Я должен был точнее понять ее намеки относительно картины, прежде чем поверить. Это все химеры, случайные образы, которые вы представили в форме букв и слов.

Антонио де Небриха сидел, облокотившись на спинку стула. Он скрестил руки и положил на них голову.

— Знаки есть, я в этом убежден. Мы просто не видим их истинного смысла.

— Да что вы говорите!.. Правда перед нами, Антонио! Здесь лицо совы на средней части. Я могу различить его, если обвожу. Форма произвольна и случайна.

Небриха вскочил и забегал по комнате.

— И Грит Вандерверф подтвердила толкование картины. Значит, что-то есть. Если мы сумеем доказать лишь часть найденного, научный мир прислушается.

Кайе слишком устал, чтобы спорить.

Исследования, вопросы, телефонные звонки, допросы в полиции, оправдания перед руководством музея — все это измотало его. И конечно, Небриха, чьи исследования построены на сомнительных предположениях. Кайе вынужден был признаться себе, что поступил весьма легкомысленно, поверив коллеге.

— Вы покажетесь смешным, Антонио. Необходимо предъявить бесспорные доказательства. Если будете строить свою теорию на случайных совпадениях, это повредит вашей репутации и репутации музея.

— Сорок восемь часов назад вы еще верили в знаки, Михаэль, — попытался возразить Небриха.

Он словно просыпался от летаргического сна. Антонио взял увеличенные снимки со стола и перевернул их.

— При желании можно различить знаки. Они только…

— Проклятие, Антонио! Поймите же! — Кайе рассердился. — Вы прочли сокращение «PSSNNMR», а я вижу только буквы «V», «А», «В» и так далее. Если я захочу, то смогу найти в этих повреждениях весь алфавит. Но никто не станет серьезно думать, что здесь спрятано какое-то послание.

— Различия в знаках есть, выбранные мной взяты не произвольно, они стоят в определенном порядке, и вам это известно, Кайе.

Реставратор вскочил.

— Качественные различия между знаками! Смешно. Я хотел верить, что они есть, Антонио. Но их нет.

Кайе устремился к другому концу стола, взял увеличенные снимки и пристально посмотрел на них. Его вновь охватили сомнения. Да, Небриха прав. Есть различия, но откуда ему знать, какие различия относительны и позволяют толкование надписей, а какие — нет?

— Черт возьми, Небриха! Я не знаю, чему верить. Знаю только одно: если опубликуете что-то из своих исследований, вам придется оставить работу. Коллеги-специалисты с восторгом передадут вашу должность другому ученому.

— А почему Грит Вандерверф и патер Берле так набросились на картину? Почему он хотел ее уничтожить? Куда исчезла Грит?

— Оставьте меня с вашими заговорщическими теориями. Это смешно.

Кайе расхаживал по комнате.

— Последний раз говорю вам, Михаэль. Задача картины — сеять сомнения. В конце концов на ней Сеть знак совы. Не за каждой птицей стоит так же много толкований. Для одних она олицетворяет мудрость, для других является воплощением зла. На картине рая она сидит у райской реки, у источника жизни, так сказать. Если серьезно относиться к толкованиям Грит, здесь сова предстает в совершенно ином свете. Об этом никто не рассуждал. Она символизирует молчание, Михаэль. Сова сидит в своей пещере и следит, чтобы хранилось молчание о значении и целях картины.

Кайе хотел ответить, но в этот миг зазвонил телефон. Он раздраженно взял трубку.

— Ответь мне, Грит!

Он посмотрел на Небриху. Тот понял намек и вышел из кабинета.

— Где ты, Грит? — прошептал Кайе.

XVI

Кайе лежал дома, на своей кровати, и смотрел в потолок. Однокомнатная квартира реставратора располагалась на улице Святого Винсента. Стул, стол, шкаф для одежды и кровать составляли всю обстановку. Кайе задвинул шторы, так что в комнату проникал лишь тусклый дневной свет.

— Конец патриархата! — бормотал он.

Мысль овладела им, хотя основа, на которой она возникла, могла быть полностью неверной. Где нет знаков, там нельзя спорить об их смысле. И все же все их открытия подходили одно к другому без сучка, без задоринки.

Одна из сцен на створке ада запечатлелась в его памяти. Банкомет в игорном аду. Он лежал, словно распятый, под перевернутым карточным столом. Правую руку проткнул стилет. Демон схватил его за горло и душил. Может, этот человек дал ложные сведения от имени церкви, направленные против порядка этого мира, и за это был низвергнут?

Или был нарушен договор Нового Завета? Тридцать три женщины, резвящиеся в пруду, указывали на божественное триединство великой богини-праматери. Двойная троица как символ сильного всемогущественного возвращения праматери. Типичное трио девы, матери и старухи стояло за этой игрой цифр. Три мойры у греков, три горгоны и три фации, три норны у викингов. Повсюду всплывало число «три», число женщин-богинь. Оно связывало символ Рыб с жизнью Христа, которому было отпущено тридцать три года, и с числом завершения перехода к эре Водолея.

Кайе не отрываясь смотрел в белый потолок. Там перед ним снова возник триптих со всеми его сценами. Реставратор больше не ориентировался в запутанных вопросах и невероятных ответах.

Он бы так и лежал в темной комнате, если бы в дверь не постучали. В первый момент звук едва доходил до сознания Кайе, однако с каждой секундой становился все сильнее, и наконец внимание реставратора обратилось к двери.

Сердце Кайе стучало. Он быстро встал, прислушался, но ничего не услышал. Затем резко открыл дверь.

— Грит!

Перед ним в черных джинсах и в темной блузке стояла Грит Вандерверф.

— Наконец-то!

Грит молча прошла в комнату. Немного помолчав, кивнула и осмотрела его жилище:

— Милая квартирка.

Кайе пытался побороть волнение.

— Большинство комнат в этом здании — офисы. Днем здесь шумно, а вечером тихо. Сейчас практически никого нет. Как раз когда мне нужен покой.

Грит улыбнулась ему. Кайе пожал плечами.

— Как дела, Грит? Где ты скрывалась?

В ее глазах реставратор вдруг увидел томление, которое нельзя было объяснить лишь темнотой комнаты.

Воздух слегка дрожал, чувства Кайе были напряжены до предела. Он ощущал спокойное дыхание Грит, тогда как его пульс бешено прыгал.

— Почему ты пришла?

Грит улыбнулась:

— Чтобы увидеть тебя. Я тоскую.

Взгляд Грит скользнул по неубранной постели, в которой только что лежал реставратор.

— Что тебе нужно на самом деле? — постарался выведать встревоженный Кайе.

Он подошел к кровати, набросил одеяло, поправил подушку и накрыл кровать покрывалом. Грит наблюдала за Кайе и, когда он закончил, подняла руку к блузке и расстегнула верхнюю пуговицу.

— Тебя! — прошептала она.

Ее рука медленно двигалась дальше, расстегивая пуговицы. Он не верил своим глазам.

— С тех пор как мы познакомились, я всегда хотела тебя.

Она обняла Кайе за шею и прижалась к нему грудью так легко и нежно, что он ощутил прикосновение сосков.

— Нет!

Кайе попытался вырваться, но Грит положила голову ему на плечо.

— Пожалуйста, — проговорил Кайе, — пожалуйста, послушай, у меня много вопросов.

Наконец Грит отпустила его. Отошла на шаг в сторону и остановилась у края кровати. Одним движением до конца расстегнула блузку и сбросила на пол. На ней было темное нижнее белье. Кайе отвернулся. Он не хотел смотреть, не хотел, чтобы его соблазняли, нужно сохранить ясную голову, чтобы задать вопросы о картине.